Седьмое Солнце: сны на грани

– Вот скажи, в чем проблема принять мою помощь? К чему все эти сложности на пустом месте?

– Нил, не начинай! – Катя быстро распаковала пару кульков и начала равномерно распределять вещи по ящикам старого комода. – Я не люблю быть должной, чувствовать себя обязанной…

– Ты думаешь, мне что-то нужно взамен? Серьезно? – он выдержал драматическую паузу. – Просто-напросто я на сто процентов уверен, что у тебя здесь сразу возникнут проблемы, а твои проблемы как по волшебству становятся моими. А по поводу комплексов – избавься уже от них! С тобой же невозможно конструктивно вести диалог, – подытожил он.

– И не веди, – буркнула девушка, – меня здесь все устраивает.

– Да ну! – староста повысил голос, и его акцент стал безжалостно кромсать слова, – Готов поспорить, ты не протянешь тут и недели! Это днище, черная дыра, где вращается всякий сброд. Если сюда случайно занесет нормального человека, он либо поддастся царящему здесь нравственному разложению, либо будет грести из этого говна всеми четырьмя конечностями. Хотя, думаю, даже безногие поползут на руках…

– Не преувеличивай! – Катя распахнула дверцу шкафа, и та, неожиданно хрустнув, сама прыгнула в руки, повиснув на одной петле. – Полагаю, здесь есть разные люди, ведь жизненные обстоятельства могут складываться не всегда так, как нам хочется, – она осторожно выровняла крен двери, освободив доступ к полкам. – Легко говорить, если всегда был богат. Спасибо, что подвез, но дальше я сама.

– Окей! – разозлился спутник, его терпение на этом исчерпалось окончательно. – Когда возникнут трудности, мне не звони, набирай Антона. – И он выскользнул на свободу.

Девушка быстро нашла место оставшимся вещам и отправилась на работу, следующее утро отсидела на лекциях, потом затарилась продуктами и вернулась в общагу.

Древняя тарахтелка внушала опасения, особенно, когда с ходу «потеряла» дверцу морозильника, но, благо, продукты охлаждала. Двухкомфорочная почерневшая плитка на тумбе тоже выглядела сомнительно: Катя осторожно воткнула в розетку вилку, у основания замотанную синей изолентой. И… О чудо! Она тоже работала. Хорошо, что хоть эти «удобства» есть в комнате. А в душ и на работе можно сходить. Сбегав в санузел, девушка умылась, помедитировала и провалилась в сон.

– И чего ты сегодня такая довольная? – Влад стоял с бокалом в руке и криво улыбался.

– Ну… там, где она поселилась, каждого второго легко можно сделать убийцей… – Пантера вызывающе раскинулась на диване, вытянув вперед свои длинные ноги.

Влад безразлично пробежался по ее фигуре глазами, остановив внимание на высоких сапогах, пачкающих подошвами бежевую обивку.

– Ну, попытайся, – он приподнял бокал в жесте «за здоровье» и пригубил немного янтарной жидкости. – У тебя же напрочь отсутствует инстинкт самосохранения. Да и жизнь, как посмотрю, ничему не учит, – кивком указал на ее перебинтованное запястье.

– Котовский… – прошипела девушка, – тварь! Эта рана заживает, как у обычного человека. Моя регенерация не срабатывает.

– Это потому, что твоя регенерация – иллюзия. Точнее, она становится реальностью с позволения Системы. А Нил в подобное не верит, и Система ему подмахивает. Как интересно, правда?

– То есть, если я его прикончу, рука сразу заживет? – сузила глаза Пантера.

– Весьма вероятно. Но ты не сможешь.

– Вот увидиш-ш-шь…

– Не советую даже думать об этом. Потерпи, Ледышка уже вовсю обрабатывает нашего проповедника. Мы Котовского достанем, и очень скоро, – он сделал очередной глоток, поставил фужер на крышку и сел на крутящийся стул подле инструмента.

– Я слышала, Дима опять провалился, – Олеся одернула черную майку до края лифчика, оголив верх упругой груди, и встала с места. Мягко ступая, приблизилась и грациозно взяла бокал за ножку. Отпила немного, но вдруг поперхнулась и отшвырнула бокал. С трудом выдавила, – Это же яблочный сок…

Собеседник усмехнулся:

– Конечно. Ведь алкоголь рассеивает внимание, а это большая роскошь в наше неспокойное время.

Пантера обошла собеседника со спины, наклонилась и приобняла парня сзади. Интимно прошептала на ухо, – Так вот, как только Гипножаба начал «обработку», во дворе сработала сигнализация… и час не смолкала.

– Да, не повезло, – спокойно заметил Влад.

– Подозрительное невезение… – она пробралась под майку и заскользила ладонями вниз, – если раскроется участие в этом кого-то из нашей группы, то ему крупно не поздоровится.

Парень перехватил руки и развернулся лицом:

– Это не я. Но ты мне лучше ответь: мне известно, что Мастер давал задание убить Катю. Еще тогда, осенью. – Пантера вздрогнула. – Вонючке он тоже приказал это сделать? Или то была личная инициатива твоего ненормального дружка?

Пантера нервно облизнула губы и хищно улыбнулась:

– Я думала, ты разозлишься, поэтому не говорила раньше. Мы с Вонючкой изначально ее ненавидели… поэтому, когда Мастер приказал убить, лишь обрадовались. Он обещал передать преемственность мне, если получится.

– А Вонючке он что обещал?

– Ну… тот отказался от преемственности, хотел, чтобы дочь выздоровела.

– Вот, значит, как… И еще вопрос. А как ты видишь Мастера?

– Как сгусток тьмы… огромную тень, темное существо.

– Я так и думал.

– А ты что, по-другому?

– Просто ощущаю как незримое присутствие. Видимо, как тьму его воспринимают те, у кого есть предрасположенность к смещению вправо, – и добавил тихо, словно обращаясь сам к себе, – Верно, Катя ведь его не помнит… эти фанатики вселенского добра… они всегда видят Мастера похоже – как темное чудовище, тварь из бездны…

– Что ты… – но договорить Пантера не успела.

На втором этаже хлопнула дверь и послышались быстрые шаги.

– Влад, – ты не видел Принца? – Лина перегнулась через перила. – Раньше в моей комнате сидел, а теперь постоянно где-то бродит.

– Нет. Хотя… – парень заглянул за пианино, – он здесь притаился, – вытащил кота и погладил. Тот замер, а потом благодарно замурчал. – Забирай… – задумчиво пробормотал он.

Глава 31. Бедные злые люди

Катя резко пришла в себя, села и заозиралась в темноте. Затем облегченно выдохнула: все верно, она в съемной комнате, и сейчас ночь. Так что же ее разбудило? И сразу поняла – кровать вибрировала, а сквозь плотно ввинченные беруши проникал неведомый шум. Освободила одно ухо, и мозг окунулся в «праздник» – это соседи справа отмечали приход нового дня. Их пьяные голоса сливались с криками жильцов слева – те бурно выясняли отношения: визгливым матом и битьем посуды. Вернула берушу на место и упала назад в кровать. Неприятно, конечно, но пока не смертельно.

А вот утро принесло новые сюрпризы и заставило сильнее напрячься. У санузла, грузно привалившись к стене, «отдыхал» мужик с испитым лицом и мутным взглядом. Его внимание было тяжелым, колючим, злым, и Катя интуитивно поняла, что жилец бывал на зоне и не проездом. Его прямое отношение к «местам не столь отдаленным» подтверждалось и сетью наколок на руках. Когда подошла ближе, мужик согнулся почти пополам, пытаясь сдержать рвотные спазмы, затем пошатнулся, но все же освободил проход. При этом девушку накрыло густым спиртовым облаком.

А в туалете царствовал срачельник. Пришлось отмотать половину рулона туалетной бумаги, очищая сидушку и зажимая нос. В итоге все равно совершила не состыковку, а десятисантиметровое зависание над унитазом, чтобы привести в исполнение задуманное. Сделав дело, осторожно выглянула в коридор – все было чисто, точнее, пусто. И двинулась обратно.

Около дверей алкашей-соседей замерла, услышав характерный скрип. Вот же людям не спится после бурной ночи! И не поверила собственным глазам: в образовавшуюся щелку протиснулся ребенок, бесшумно заскользил по коридору и скрылся в комнате напротив. Это произошло так быстро, что Катя засомневалась – маленькая девочка в белой помятой майке действительно вышла оттуда или просто привиделась? Да и не вязался как-то ребенок с этими пьянчугами. Набравшись смелости, постучала в дверь, куда заскочил ребенок. Долго никто не открывал, потом раздались шаркающие шаги и на пороге появилась древняя старуха – сгорбленная, иссохшая, она тяжело налегала на трость и заслоняла собой проход. Зашипела, повела шеей, искривленно выступающей вперед, наклонила голову на бок и, косясь подслеповатым слезящимся глазом, часто заморгала, разглядывая гостью. Все это, вместе с серой обтрепанной шалью, свисающей крыльями со спины вниз, дряблой кожей и крючковатым носом, создавало ощущение, что перед ней не старуха, а облезшая птица гриф, и стоит сделать вперед хоть шаг – она клюнет.

– Чего тебе? – прошамкала стервятница надтреснутым голосом, и Катю сразу отпустило. Птицы не говорят: вряд ли клюнет, скорее, клюкой огреет.

– Тут девочка… к вам зашла? – промямлила девушка.

– Соседская это… – заскрежетала бабка, нехотя освобождая дверной проем, – ходют ко мне всякие, едят.

Девушка просочилась внутрь и сразу уперлась взглядом в девочку – та сидела на стуле, болтая грязными босыми ногами и уплетала пирожки с тарелки. «С капустой» – догадалась по запаху.

Обстановка вокруг господствовала типично старушечья: допотопный комод с посудой за стеклом, продавленная кровать с вылинявшим бахромчатым покрывалом, коричневый пузатый телевизор, шкаф. Лишь большой деревянный сундук сразу привлекал внимание – он был из массивного красного дерева, украшен резьбой и металлическими накладками. Сундук располагался в углу, запирался спереди массивным железным замком и, судя одеялу сверху, иногда использовался вместо кровати. Наверняка хозяйка хранит внутри старые шубы и платья, воняющие нафталином, и трясется за них, как за сокровища.