Усы за двенадцатью замками

Я спросил:

– Что стало с этим мужчиной? Отчего, Варвара, он живёт на опушке ойкума?нского леса, так далеко от городишек и деревень? И отчего же встретить его можно лишь на пруду, в окружении насекомых?

– О… – вздохнула старушка, – мой милый мальчик. – Вид её сделался радостным, взгляд – печальным. Она до безумия любила рассказывать нам истории, и до слёз умела героев своих жалеть.

Мне до сих пор не ясно: правда всё это или невинная выдумка сказочницы Варвары. Но рассказ её начинался так…

***

Одним воздушным солнечным днём в столицу Ирритской империи въехал небольшой дорожный экипаж. Он остановился у ворот Королевского парка, в пруду которого развелось тем летом на удивление много наяд – стрекозиных личинок. А по ступеням этого экипажа спустился молодой господин. Он вручил кучеру солидную горсть монет – видно, ехал издалека, – медленно огляделся, вдохнул полную грудь воздуха, пропахшего розовыми кустами, и зашагал по площади в сторону Гостиного двора.

Представьте, что посреди непроглядной тьмы вдруг зажегся яркий, но маленький огонек. Будь жители столицы беспечными насекомыми, они бы тотчас на него слетелись. Но были они людьми – в большинстве своём. И потому лишь загляделись и зашептались, не понимая сами, чем был так примечателен этот новоприбывший господин.

Одежда его была изящной, но не богатой. Фигура стройной, но вовсе не выдающейся, походка – простой. Волосы – средней степени густоты, кудри – умеренной волнистости. Кожа – не бледная и не смуглая. И только одна деталь была в этом образе действительно уникальной – густые усы, такого чудного металлического оттенка, что можно было подумать, будто из-под носа у него тянутся золотые, вперемешку с серебряными, драгоценные нити. Такими вышивают подушки в богатых домах.

Он поселился в гостинице – не в самом центре, но притом и не на окраине. И мгновенно оброс плотным кругом не самых близких, но притом и не самых дал?ких знакомств. Кажется, в каждой гостиной и в каждом салоне звучало звонкое имя его – Георгий. Люди кружили над ним, как ласковые стрекозы, и липли к нему, как восхищенные комары. Одним хотелось от гостя мнения, другим – совета, третьим – танца, четвёртым – партию в карты.

А самому Георгию более всего на этом свете хотелось помочь всем и каждому. Юным особам – дочкам или жёнам знатных господ – он советовал, например, стать покровительницами приютов, больниц и школ.

Те удивлялись:

– Да разве столичным больницам нужны в наш век какие-то покровители? Ведь мы не в глухой деревне… – Однако, не успевая договорить, уже тянулись мысленно за большим городским справочником, надеясь ухватить себе больницу поинтереснее. К примеру, приёмный покой при Центре исследования последствий цветных ожогов.

Георгий отвечал:

– Любые масштабные перемены нужно начинать обязательно с головы.

Какой-нибудь генерал, возвратясь домой, находил жену свою в особенном возбуждении.

– Уверена ты, моя драгоценная, что хочешь заняться таким беспокойным делом? Ожоги, раны… – он со знанием дела корчил свой длинный нос, а мгновенье спустя снимал губами с вилки кусочек мяса.

Женщины вздыхали, все как одна:

– Ну что за глупости?.. Так посоветовал мне Георгий!.. – Они произносили это имя с какой-то восхищенной запинкой, и на ум им являлся лик беспокойных усов, что трепетали под нежным гнётом человеческого дыхания, как цветочные лепестки в Королевском парке.

В садах столичные дамы взялись выращивать георгины, в журналах принялись собирать гербарии. На балы и приёмы являлись в давно всем знакомых платьях и хвастались только тем, какой приют умудрились взять под сво? особое покровительство. Георгий, Георгий, Георгий! – неслось буквально со всех сторон. Мужья с отцами, конечно же, были в ужасе. Но даже они, при виде этого господина, бросались крепко пожимать его тонкую руку.

Столица наполнилась радостными людьми. Каждый встречный светился улыбкой, и любая из них была в чём-то очаровательной и особенной: широкой щербинкой, ямочкой на щеке, чуть криво стоящим зубом, кошачьим изгибом. Все не в пример улыбке Георгия, запомнить которую было практически невозможно. Ну ничего – она в тот миг скрывалась под изумительными усами и никого своей безликостью не смущала.

Когда наяды в парковом пруду наконец распустили крылышки, Георгий и сам вдруг почувствовал себя насекомым. Мужчина увидел на пути сво?м огон?к, и без раздумий к его сиянию полетел. А тем огоньком оказалась молоденькая особа – вдова с цветочным именем Маргарита. Она, как и все, прониклась к Георгию невольной симпатией. И тотчас нашла себя бредущей с ним под руку по мелкому гравию Королевского парка.

Влюбленные выбирали дорожки безлюдные, но остаться наедине никак не могли: за ними вечно тянулся полупрозрачный крылатый шлейф. Он мешал порою, а порою – наоборот – помогал укрыться от лишних глаз. Иногда насекомые легко щекотали щёки, и Маргарита смеялась, лежа у Георгия на плече. Одной рукой она сжимала парковую траву, указательным пальцем другой проводила мужчине по заросшим губам. И однажды вдруг спросила, кто его надоумил такие чудные усы на лице своём отрастить.

– Мне кажется иногда, – отвечал Георгий, – будто я с ними родился. Как выросли однажды, так со мной и живут. – С тех самых пор эта странная мысль не давала ему покоя.

Он занимался предсвадебными хлопотами: Маргарита не так давно согласилась стать для него женой. Бывший муж в наследство оставил ей изрядную сумму денег, и теперь вдова, как и все вокруг, мечтала вложить их в дело поистине благородное. Георгий такому раскладу был очень рад. Розовые мечты – такие же розовые, как кусты в Королевском парке – уже уносили его в небольшую деревню, где они с Маргаритой перереза?ли ленточку на дверях своего сиротского пансиона. Но лукавое зеркало так и тянуло Георгия подойти да прикрыть ладонью участок от носа до подбородка.

Что видел он в отражении в этот миг? Самого себя. Того же Георгия – не прибавить и не отнять. Но душевный зуд убедил его наконец потянуться к бритве. И через какие-то пять минут – Вы же помните, Фергус, что я вам говорил? Побриться – куда быстрее! – усов у него не стало.

Он взял бумаги и фотографии, собираясь показывать Маргарите варианты домов, где учащимся пансиона будет всего уютней. И отправился к ней на встречу в кафе «Лермо». Постоянные посетители, как ни странно, встретили его без особого интереса – никто не кинулся к нему, как к настольной лампе, трепеща разноцветными крыльями. Но Георгий этой прохлады, кажется, не заметил. Его собственный огонёк горел так же ярко, как прежде – Маргарита сидела за столиком у больших панорамных окон.

Она обернулась к нему не сразу – глядела в окно. А когда тот уселся напротив, спросила испуганно:

– Что с вами приключилось?

– Решительно ничего, – улыбнулся в ответ Георгий. И стал показывать фотографии. – Вот этот дом красив, но, увы, в низине – нас там зимой порядочно заметет. А этот в деревне Сель – я вам от души советую обратить на него особенное внимание…

– Да кто вы такой, – вдруг воскликнула Маргарита, – чтобы мне раздавать советы?!

– Кто я такой?.. – ответ ему самому показался глупым. – Георгий. Ваш предводитель стрекоз, только что без усов.

Маргарита, как вы, наверное, догадались, не захотела всю жизнь свою посвятить сиротам. А она могла бы, не исчезни её любовь по мановению острой бритвы. Столичные приюты, больницы и школы также довольно скоро растеряли всех до единого покровителей. – Хотя, нет, постойте! Один остался – у Центра исследований последствий цветных ожогов. Как раз благодаря результатам этого самого покровительства я сейчас перед вами сижу. Пускай не вполне здоровый, но по крайней мере – не мертвый. Что тоже хлеб!

Георгий с тех пор никогда не растил усов.

***

– Ну что? Удовлетворены? – Лицо офицера от грога порозовело. Совсем немного, будто болезнь на пару шагов отступила в сторону, тем не менее оставшись стоять за спиной.

– Вполне. Настолько, что мог бы вас угостить ещё парой-тройкой бокалов…

– Заманчиво. – Тедор тихонько цокнул и оглянулся в сторону входа. – Но, наверное, мне пора.

– И куда пойдёте?

– Помимо вашей, я видел ещё две двери. Одна серая – та, из которой я к вам явился. Такое небо сейчас в городишке, куда меня привезли. Там у нас зима – снежные тучи. А вторая… вторая – она вся чёрная. Если там тоже небо, то ночь беззвёздная. В такой потеряться – проще простого. А вот найтись… – В волосах у гостя опять замелькали перья, пальцы больной руки словно вытянулись сильнее, а после сжались. Офицер поморщился. – Но меня отчего-то к ней тянет, словно к опасному приключению. Как альпиниста в горы.

– Считайте, что вы уже на вершине. Выхода только два: заблудиться тут и замёрзнуть или вернуться домой к родным. Вас ведь там ждут? – Фергус с деланным безразличием проверил на свет один из своих бесконечно чистых бокалов. – Кажется, медсестра?..

– Кажется. – Тедор смущённо улыбнулся себе в усы. – Что ж, решено – полечу к больничным праздничным пряникам.

– Тогда летите за щенками. – Бармен добродушно мигнул. – Они дорогу к пряникам знают лучше всего.

Уже коснувшись дверной ручки, офицер обернулся:

– Спасибо. – Дверь тихо хлопнула, а за ней прошелестели огромные крылья, и раздался тоненький лай.

Фергус потёр в ладони светящийся ключ и тихо усмехнулся:

– Тебе спасибо.

Комета гасла вдалеке

Автор: Настя Всмысле

Фергус с нетерпением ждал момента, когда он сможет закрыть бар. Вот они – все двенадцать нужных рассказов, материализовавшихся в виде радужно сияющих сфер размером с фалангу пальца, оттягивают карман строгой утеплённой жилетки. Бармену на мгновение даже показалось, что они излучают приятное, слегка покалывающее тепло, прислоняясь через ткань к плотной демонской коже. Долгожданные ключи.

Покончив с полировкой столов в зале и подняв все стулья, Фергус небрежно перебросил тряпку из микрофибры через плечо и собрался было уже закрыть бар, как услышал переливчатый металлический звон колокольчиков от входной двери.