Усы за двенадцатью замками

– Так а зачем вам снова в Навь надо? – спросил Фергус.

– А это всё Серафима Ивановна, будь она неладна, – Валериан Васильевич залпом выпил стопку, крякнул, занюхал рукавом. – Пришлось нам со Степаном одну ночь в Нави переночевать. У старухи дряхлой в апартаментах на курьих ногах. И я забыл чек взять. А без него как за командировку отчитываться? Бухгалтерия все расходы закрывает. Не принесу до конца года квитанцию – сожрёт меня Серафима Ивановна похуже Змея. Проблема ещё в том, что прямой путь из Яви в Навь только два раза в год открыт. И приходится окольными путями добираться.

Фергус понимающе улыбнулся. Бюрократия во все времена поставляет мучения для рода человеческого и не только.

– Ну что ж, бывай, – улыбнулся Валериан Васильевич, накинул на плечи пиджак. – Спасибо за угощение. И удачи в поисках.

Бегите, девушка! Бегите!

Девять из десяти гостей легко попадает на Перекрёсток миров. Словно он, как любящая мать, всегда ждал их с распростёртыми объятиями. Но этой девушке повезло меньше, чем всем остальным…

Катажина, задыхаясь, вбежала в тёмную, пропахшую сыростью подворотню не самого благоприятного из миров. Бежалось тяжело: мешало неповоротливое, рыхлое тело, позабывшее о том, что когда-то было юным, сильным и гибким. Да ещё эти чёртовы кандалы на щиколотках! Позвякивая цепями и путаясь в трёх длинных, почти до самой земли, юбках, Катажина подбежала к деревянной двери. В этом месте других дверей и не было: только одна, неправдоподобно узкая и высокая. Она была словно наклеена на грязную стену старого здания на улице Клёнов.

В подворотне было тихо. Так тихо, что тяжёлое дыхание, вырываясь из горла, заполняло хриплыми звуками узкое пространство между глухими стенами близко расположенных зданий. Проход в глубине был заставлен ржавыми контейнерами.

Вниз по улице Клёнов, мимо подворотни, эхом катились звуки захолустного городка, среди которых Катажина различила топот нескольких пар ног. От мысли о погоне сердце девушки заколотилось, а на лбу выступили капли ледяного пота. Катажина быстро приблизилась к нужному дому и ухватилась за ручку. Дверь с тихим скрипом поддалась, и девушка юркнула в тёмный проход. Обернувшись, чтобы поспешно захлопнуть за собой дверь, девушка на мгновение замерла: дверь исчезла.

Катажина оказалась посреди Перекрёстка миров, щурясь от яркого света, излучаемого пролетающим рядом щенком. Собака, заметив девушку, принялось ластиться к рукам, пытаясь успокоить её. У неё это неплохо получалось. Вскоре дыхание Катажины стало глубоким, а сердцебиение ровным, и щенок повёл её в сторону единственного в округе здания – бара.

Это было невысокое строение, примечательное только тем, что других рядом попросту не было. Над дверью красовалась какая-то вывеска, но Катажина не смогла разобрать слов. Щенок подгонял девушку, толкая головой в спину, но та всё равно медлила, боясь зайти. В конечном счёте, пёс победил. Когда обувь носками уже упёрлась в порог, у Катажины не оставалось другого варианта, кроме как толкнуть голубую дверь и скользнуть внутрь.

Визит девушки объявил переливающийся звон колокольчиков. Впереди, шагах в пяти от неё, подсвеченная мягкими жёлтыми лампами на длинных медных проводах, посреди темноты пустого зала стояла барная стойка. «Словно островок света в темноте», – подумала Катажина. За стойкой, повернувшись к Катажине боком, стоял высокий смуглый мужчина. Он привычными движениями вытирал изящный пивной стакан полотенцем. Стену позади бармена занимали стеклянные полки с богатейшим ассортиментом выпивки: виски, коньяки, бурбон, водка, ликёры разной крепости и вкусов…

Катажина уловила звуки музыки, но откуда лилась тихая джазовая мелодия – не разобрала. Стойка из красного дерева, мягко бликующая в тёплом свете ламп, так и манила подойти ближе, положить ладони на отполированную до блеска поверхность, забраться на барный стул, обитый тёмно-зелёной кожей… А потом выпить чего-нибудь крепкого!

– В первый раз здесь? – спросил бармен. Катажина в ответ слегка кивнула и постаралась усесться поудобнее, но это было довольно непросто сделать с цепями на ногах.

Мужчина перегнулся через барную стойку и увидел, что именно мешает гостье. Сочувственно вздохнув, он перебросил полотенце через плечо и начал что-то искать в многочисленных ящиках под витриной с алкоголем. Найдя набор с отмычками, он обошёл барную стойку и, спросив у девушки разрешения, принялся снимать кандалы. Освободившись от цепей, Катажина не удержалась и потёрла онемевшую под оковами кожу.

– Так намного лучше, спасибо, – она наградила мужчину благодарной улыбкой и наконец расположилась за стойкой.

– Фергус.

– Катажина.

– Налить что-нибудь?

– Виски, пожалуйста.

Спустя мгновение бармен поставил перед Катажиной низкий стакан с толстым дном, на четверть заполненный жидкостью тёмно-янтарного цвета. Когда гостья потянулась за напитком, Фергус накрыл его рукой.

– За выпивку придётся заплатить историей, – растягивая гласные, протянул бармен и улыбнулся. Пухлая верхняя губа его подпрыгнула, открывая крупные белоснежные зубы. Янтарные глаза блеснули и снова погасли под тенью густых ресниц.

Девушка кивнула, и Фергус убрал руку.

– Историей, – повторила Катажина, поднося тяжёлый стакан к губам и вдыхая сладковато-дымный аромат напитка. – Да, есть у меня одна…

Эту историю Катажина много раз рассказывала самой себе холодными и одинокими ночами, и вот сегодня у неё появилось продолжение. Скользнув невидящим взглядом по стеклянным полкам бара, она пригубила виски. Напиток приятно обжёг язык и горло, оставив на губах тягучее карамельное послевкусие. Катажина кончиками пальцев дотронулась до верхней губы, которую украшали пышные усы. Отливающие на свету золотом, они казались мягкими и воздушными. Сделав ещё один глоток, она покрутила стакан в руке, любуясь медовым цветом напитка, и начала свой рассказ.

Катажина

Автор: Мару Аги

Я родилась в шапито. В семье гадалки и безрукого канатоходца…

Я плохо помню отца: он погиб, когда мне было не больше пяти лет от роду. Сорвался с каната во время представления – страховочную сетку не закрепили, как следует… Тогда-то наша маленькая семья и потеряла всякую надежду покинуть цирк: вдвоём с матерью мы бы никогда не сумели выкупить свою свободу.

Мама потихоньку передавала мне своё мастерство и медленно угасала: после смерти отца она так и не смогла оправиться. Но гадалка из меня получалась совсем никудышная. Карты вечно путались, руны пропадали, кости становились на ребро, кофейная гуща бессмысленно размазывалась по дну чашек, а шар то и дело показывал всякие ужасы.

Прямо как в тот день, когда в шатёр вошла чудесная молодая пара, желающая узнать пол будущего ребёнка. Шар показал им зубастого монстра, разрывающего плоть несчастной роженицы. Женщина лишилась чувств, а мужчина так разозлился, что чуть не придушил меня. Не знаю, чем бы всё закончилось, если бы не мама – только она могла так ловко и изящно успокоить взбесившегося клиента.

С тех пор всё стало только хуже, ведь вести разносятся по миру так быстро. «В шапито бездарная гадалка показывает монстров в хрустальном шаре», – ха! Клиенты приходили лишь затем, чтобы поглумиться надо мной, а потом поднимали крик и требовали назад свои деньги…

Мама никогда не упрекала: какой смысл ругать человека за отсутствие таланта? Но она и не сдавалась, упорно продолжая наставлять меня. «Талант – это только туго натянутый канат под ногами канатоходца. А умение пройти по нему – мастерство, добываемое трудом», – так она говорила.

А когда мне исполнилось пятнадцать, появились они. Просто взяли и выросли за одну ночь! Я ужасно испугалась, а мама, обняв меня, заплакала, ведь с этими усами я стала ещё больше походить на отца.

Меня тут же заставили выступать, но публике было не интересно смотреть на усатую девицу, а ничего особенного делать я не умела. Зато им понравилось, когда меня раздели по пояс и пустили в одних панталонах в клетку – водить на тяжёлой цепи старого льва.

Публика по ту сторону клетки смеялась и свистела. Однажды кто-то бросил в нас с Говардом камешком. Потом ещё и ещё… С большим трудом зрителей удалось утихомирить. Это было так унизительно. Так больно. И ужасно страшно. Страшно, когда твоя жизнь зависит от того, сумеет ли вовремя остановиться беснующаяся толпа.

Говард вскоре умер, и одна, без льва, я стала никому не нужна. Тогда меня, наконец, оставили в покое и посадили в шатёр гадалки. К тому времени мамы уже не стало.

В шатре дела шли не лучше, чем в клетке. К молодой усатой гадалке-неумехе люди шли неохотно, зато по-прежнему с большим азартом скандалили и требовали вернуть свои жалкие монеты, если им не нравился карточный расклад или предсказание. А им никогда ничего не нравилось. Во всех захолустных городках, куда бы ни приехал цирк, было одно и то же: будто менялся только ландшафт и названия, но не люди.

Однажды ночью, когда толпа гуляющих отхлынула от шапито и разошлась по домам, я услышала разговор пьяных акробатов. Они сидели у костра за моим шатром и говорили про некий Перекрёсток миров со множеством дверей, каждая из которых приведёт открывшего её в другой мир, какой ни пожелаешь.

– И что, – икнув, уточнил один, – можно попасть, куда угодно?

– О чём я и толкую, дурень, – заплетающимся языком ответил другой, – только попробуй-ка найти этот П-перекрёсток…

Я слушала не дыша, притаившись за кустом азалии, но разговоры смолкли, и вскоре над шапито разнёсся раскатистый храп.

Как же мне захотелось оказаться в другом мире! Прожить жизнь, в которой у меня был бы выбор. Свой собственный выбор.

Вернувшись в шатёр, я расплакалась, ведь мне ни за что и никогда не удастся покинуть шапито и обрести свободу. Я схватила магический шар, подняла над головой – хотела швырнуть его на землю, разбить вдребезги и растоптать осколки! – как вдруг он засветился.

Этой ночью магический шар впервые по-настоящему ожил в моих неумелых руках и показал мне Перекрёсток миров. Бросив кости и разложив карты, я так ясно увидела путь, что в груди моей стало легко-легко, а голова закружилась, словно от аромата того терпкого и плотного красного вина, которое по субботам пила мама. Чёрные свечи в кои-то веки не коптили и не трещали, а окутали меня с ног до головы серым бархатным дымом.

Быстро побросав свои пожитки в старую холщовую сумку, расшитую розовыми и фиолетовыми цветами прабабушкиной рукой, я бросилась бежать. Оберегающей силы чёрных свечей хватило ровно на столько, чтобы добраться до переулка, где нашлась старая узкая дверь, за которой оказалось это странное место и этот самый бар.

***

– И вот я здесь, – прошептала Катажина.

– В нужном месте и в нужное время… – так же негромко продолжил за неё Фергус.

– Что ты имеешь в виду?