Усы за двенадцатью замками

Как я только не изворачивался: и записочки всякие со стихами передавал, и цветы под ноги с крыши кидал, и подругам её бабушкиным мёдом приплачивал, чтобы они про меня ей хоть словечко замолвили. И так продолжалось около года, пока наконец моя красавица не захотела познакомиться со своим тайным воздыхателем.

Разумеется, она ожидала увидеть какого-нибудь крепыша с богатыми родителями, но, хочу сказать, что и я, сын рыбака, в то время был не промах – усищи у меня были гуще бороды. Они-то, наверное, её и подкупили даже больше, чем мои ухаживания.

И вот так потихоньку мы с ней начали общаться, встречаться и в один прекрасный день она заявила отцу, что хочет, чтобы я стал её женихом. А там понеслось: быт, работа, старший сынок, второй, третий, и так дальше…

Я-то как женился, думал, что другие гномы меня ещё больше уважать начнут, а они стали завидовать. Сначала подшучивали, а затем и вовсе выгнали из своей компании, а потом много раз творили всяческие пакости в мой адрес. То подожгут солому на заднем дворе, то курицу украдут… А то, бывало, повесят на дверь венок из первоцвета – самый верный признак разлуки! Стыд-то какой!

И вот они дошутились, доглумились, что уж не выдержала моя дражайшая Арнедия. Говорит мне:

– Если ты – достойный предок Двергура, то ты должен прогнать с нашего двора этих поганцев!

Их тогда, помню, было гномов пять. А в драку-то лезть страшно! Я и ростиком их пониже и весом поменьше – такой себе боец. В общем, захватил я с собой вилы и давай орать с крыльца, чтоб проваливали.

Разумеется, никуда они не ушли. Хохотали, разбрасывали по огороду с капустой жуков и топтали свёклу, которую моя Арнедия с таким трудом выменяла в том году у базарки.

Я плюнул, вернулся в дом, а там, уперев руки в бока, стоит моя ненаглядная и страшно так на меня смотрит… Так смотрит, что мне захотелось вилами выколоть себе глаза, чтобы не видеть как она на меня вылупилась. Так-то она гномиха у меня добрая, чуткая, но когда злится – дай мне сил, великий Создатель, чтоб провалиться под землю и не попадаться ей под руку!

И вот стоим мы с ней так и минут пять друг на друга смотрим. Она – с огнём в глазах, а я, как дурак – с вилами наперевес. Да только слышно, как товарищи мои улюлюкают за стеной во дворе.

Тут вышла из комнаты дочка и тоже смотрит на нас глазками своими васильковыми.

Арнедия, даже не поворачивая головы в её сторону, процедила сквозь зубы, да столько воздуху выдула, да усы жутко так зашевелились, что, казалось, того и гляди – соскочут и треснут мне по лбу:

– Корнелия, возвращайся в комнату, нам надо поговорить с твоим отцом.

Дочка кивнула так отчаянно, так старательно. Улыбнулась мне, не понимая, что значит этот «разговор с отцом», думала, что-то хорошее мне сейчас перепадёт, развернулась на пяточках и убежала.

А моя благоверная брови сдвинула, усы сдвинула и давай на меня надвигаться. Я уж вилы в сторону-то отложил, а то, того и гляди, сейчас вырвет из рук да проткнёт!

Ох, и лучше бы она меня проткнула, чем сделала то, что сделала! Подошла ко мне и ка-а-а-ак вцепилась мертвой хваткой в усы! Мне показалось, что из меня всю жизнь высосали! Да как завизжит:

– Я, – говорит, – всю свою жизнь тебе посвятила! Детей тебе каких нарожала! А ты смеешь посрамлять моё семейство! Ты даже со своего огорода каких-то выродков прогнать не можешь! – Ругается она знатно у меня. – Ты – недостойный предок славного Двергура!

А потом как дёрнула! И оставила меня с половиной уса! Ох и сраму-то я натерпелся тогда!

Мужики на работе смеялись надо мной, закрывали на лесопилке на ночь, между собой говорили, что я не гном, а то же, что и дерево – и участь моя – быть обструганным да пущенным на какое доброе дело – на строительство какого-нибудь клозета.

Но уж ненаглядную-то я свою люблю и прощу ей любые глупости. Ну вспылила гномиха, ну с кем не бывает. Она потом с того раза целый месяц меня самыми наваристыми борщами кормила и самой крепкой медовухой отпаивала! Шикала на гномих местных, которые косо на меня поглядывали да гадости всякие в мой адрес высказывали.

Но потом ничего, усы потихоньку отросли, и всё пошло своим чередом.

Прошло около полугода, и как-то раз товарищи мои позвали меня на охоту – вот уж чего я не ожидал! Раньше они меня никогда не звали. Ну я и подумал, что они решили уже перестать заниматься ерундой и завести со мной дружбу.

Я, радостный, согласился. Долго готовился, охотничий костюм подбирал, обувь, с чердака достал старый дедов топор, добротный такой, начистил его, наточил. Арнедия тоже мне помогала – сумку дорожную нашла, еды с собой наготовила. В общем, собрался я, как надо.

Поехали мы зверьё ловить. Нас было десять гномов. В первый раз, наверное, я вне лесопилки оказался в такой большой компании.

Ух и хорошо мы поохотились! Несколько дней трудились. Поймали штук двадцать зайцев, с десяток лис, да оленя зарубили. Лучшая моя охота была… Да что уж там, наверное, единственная за всю мою жизнь, если не считать тех разов, когда дед меня с собой брал, – да там я не охотился, а больше хвостом бегал. А тут сам двух зайцев завалил!

И вот в последнюю ночь мы решили как следует отметить всё. Зажарили оленя, кто-то принёс душистого эля, и гуляли мы до рассвета, пока жёны наши не пришли и всех не разогнали.

Довольный я был – жуть! А жёнушка, ненаглядная моя, какая счастливая была! Говорит, наконец мужиком стал, в компанию влился. И даже, казалось, на работе дела в гору пошли.

Но радоваться мне пришлось недолго. Прошла неделя, и я стал замечать, что после каждого причёсывания усов, у меня выпадают волосы. Сначала один-два, потом штук по пять-десять, а через время и вовсе пучками!

Я не на шутку перепугался, побежал к ближайшей нашей знахарке, которая всё наше семейство в трёх коленах лечила. Говорю: так и так, беда! Усы выпадают, что делать-то?!

Она сказала три раза в день пить настойку из хрена и крапивы, и через день мазать жиром бобра то, что осталось от усов, да на диету на строгую посадила.

Я и на работу перестал ходить, говорил, что заболел – а сам шарфом по самый нос обматывался, чтобы никто моего позорища не видел.

Потом как-то пришёл ко мне один знакомый гном – Руфус. Он всегда ко мне относился чуточку лучше, чем остальные. И на охоте тогда с нами был. Руфус и сказал, что мне в эль подсыпали лучистого мха.

Я от такой новости тогда чуть не упал. Все знают, что лучистый мох – это страшная вещь! От него и седеют, и лысеют, и вообще! И противоядия от него никакого не знают, какой уж там хрен! Какая крапива!

Арнедия в слёзы, дети в слёзы… Да чего уж там, я сам чуть не разревелся. Остальные гномы, что на охоте тоже были, растерялись, извиняются, говорят: пошутить только хотели, припугнуть, не ожидали, что почти без усов останешься, переборщили со мхом-то. Засуетились тоже все, начали мази всякие, снадобья помогать искать, да ничего уж теперь, наверное, мне и не поможет.

***

Гном схватился за голову и сокрушенно протянул:

– Такие были раньше усищи! А что теперь осталось? Ой, дурак я, дурак…

– И куда ты собрался сейчас? – спросил Фергус, неспешно протирая стакан.

Лигос глотнул мёда, прежде чем ответить, и громко бахнул кружкой о стойку, расплескав часть напитка. Фергус с досадой вздохнул.

– Да вот думаю отправиться в Запределье. Говорят, там живёт одна ведьма, которая может мне помочь с тем, чтобы усы отросли побыстрее. Рождество на носу, а я вот такой красавец! Как же я родне покажусь? Позорище! К нам и сестра моя приедет с юга и тётка троюродная с самого Ембаланга! А там может и бабуля силы найдёт… Ох-ох-ох, – покачал головой гном.

Он несколько минут задумчиво смотрел куда-то в пространство между собой, барабаня похожими на маленькие сосиски пальцами по краю кружки, после чего вздохнул и поднял тоскливый взгляд на бармена.

– Если ты не против, я немного посижу тут перед дорогой.

Фергус сдержанно кивнул и вытер тряпкой разлитое Лигосом пойло.

Гном неуклюже спрыгнул со стула, привстал на цыпочки, чтобы дотянуться до кружки и, забрав её, двинулся к наименее приметному столику в тени, воровато оглядываясь по сторонам и прикрывая рот.

Когда-то давно я был помоложе

Гость скептически оглядел великолепное здание и, еле слышно фыркнув, резко толкнул дверь. В нос ударил терпкий запах алкоголя, корицы и ещё каких-то незнакомых пряностей. Этот коктейль ароматов напомнил вошедшему о чудном заведении на Земле – «The Brazen Heard». Эх, чего только он не вытворял в старом ирландском пабе с революционером Вольфом Тоном.

Решительно перешагнув порог, мужчина направился прямо к бармену. Фергус всё это время за ним молча наблюдал, протирая и без того чистую барную стойку. На лице у пришедшего было написано, что ему необходима выпивка.

Мужчина усмехнулся, на ходу поправляя свои чёрные, как смоль, усы, и посмотрел бармену прямо в глаза.

Незнакомец осмотрел зал внимательнее. В его глазах читалось узнавание. Такое, словно он посещал оригинальное заведение и любил его всем сердцем. Если, конечно, такой орган у него всё ещё функционировал.

– Какое приятное место, – вслух произнёс мужчина, наконец усаживаясь на свободный стул.