Свадебное путешествие Лелика

– Кто журналист – ты журналист? – возмутился Лелик. – Да ты даже рядом не журналист! Журналисты – они знаешь какие? Они же шакалы, волки! Разорвут в клочки – даже пискнуть не успеешь. А ты… Видел я твои статьи. Да ты о террористических актах пишешь так, как будто речь идет об открытии детского сада. Ля-ля, сю-сю… Ни фига ты не журналист! Не волк ты! Не шакал!

– Ах так! – сказал Макс, белый от злости, и только он намеревался выдать какую-то уничижительную тираду, как вдруг дверь номера распахнулась и туда вошел Саша Хохлов…

Собственно, термин «вошел» был явно неприменим к методике передвижения, исповедуемой Хохловым, потому что он не входил, а врывался, влетал, вламывался неистовым торнадо и сразу заполнял собой всю комнату, хотя был довольно изящного телосложения.

Впрочем, когда Хохлов стремительно появился на пороге, он застыл на несколько секунд, выискивая глазами старого друга, так что Лелик успел оглядеть его с головы до ног и поразиться перемене, которая за эти годы произошла с приятелем. Если в России Шурик был тихим очкастым еврейским юношей, ощущал себя тихим очкастым еврейским юношей и вел себя как тихий очкастый еврейский юноша, то в Бельгии с ним явно что-то произошло.

До приезда в Брюссель, основываясь на телефонном разговоре, Лелик думал, что Шурик со страшной силой ударился в религию и теперь похож на классического хасида с его черным костюмом, шляпой и вечными пейсиками, однако человек, стоящий на пороге, был одет в стильные брюки, рубашку и спортивный пиджак, а на голове его не было не только шляпы, но и даже волос – Шурик был подстрижен под типичного «нового русского». На правой руке Шурика светился перстень весьма солидных размеров. Очки Шурик утратил – видимо, нацепив контактные линзы, – а в его глазах извечная еврейская мировая скорбь сияла таким яростным весельем и какой-то потаенной угрозой, что Лелику сразу захотелось вытянуться во фрунт и не моргать.

Короче говоря, Шурик из тихого еврейского мальчика превратился в черт знает что, и это его новое состояние на первый взгляд не поддавалось никакой четкой классификации. Конечно, больше всего сейчас он был похож на классического «нового русского», однако для такого типажа у него были слишком умные глаза и слишком стильная одежда. Но на правоверного еврея он тоже был похож не больше, чем Макс на вождя племени зулусов.

– Лелик, мерзавец, наконец-то! – крикнул Шурик, бросился к Лелику и стал тискать его в объятиях. Лелика этот жест тоже сильно удивил, потому что раньше Шурик был намного более сдержан в проявлении своих чувств.

– Шурик, привет, – сказал Лелик сдавленным голосом, потому что Шурик мял его так, как будто хотел сделать из приятеля тесто для небольшого канапе на шесть персон.

– Встреча старых друзей, – ревниво сказал Макс. – Я сейчас заплачу.

Шурик бросил мять Лелика и внимательно посмотрел на Макса. Тот занервничал. Шурик не прекратил улыбаться, однако Макс четко понял, что если не объясниться, то Шурик сейчас сделает так, что уже у Макса в глазах появится вся мировая скорбь.

– Я имею в виду, – быстро сказал Макс, – что на вас прям завидно смотреть. Мне бы такую дружбу. – Макс замолчал и всем видом стал изображать дружелюбие и полное отсутствие всякого сарказма. Мол, вы тут хоть поцелуйтесь, мне-то что…

– Ладно, – сказал Шурик, переводя взгляд на Лелика. – Экий ты, братец, толстый стал. Все из-за компьютера не встаешь? А лысина откуда? От облучения?

– Сам ты толстый и лысый, – пробурчал Лелик, у которого сразу испортилось настроение. – Какой есть – такой есть. Вы тут зажрались в своих европах на экологически чистом холестерине, а мы в России жрем ваши чертовы гамбургеры, толстеем и катастрофически лысеем.

– Да ладно тебе, ладно, – сказал Шурик. – Никак не хотел обидеть. Все равно ты выглядишь замечательно. Честное слово. И лысина тебя не портит. Глупые волосы покидают умную голову, ты же сам знаешь. Кроме того, я вон тоже – почти лысый.

И Шурик погладил свою голову со стрижкой «бобриком».

– Кстати, – поинтересовался Лелик, – а что ты выглядишь, как типичный «новый русский»? Ты же вроде стал религиозный и все такое…

– Ну да, религиозный и все такое, – подтвердил Шурик. – Теща требует. Но стричься «бобриком» нам не запрещают. Религиозным догматам это не противоречит.

– А что противоречит догматам? – заинтересовался Славик.

– Это долгая история, – сказал Шурик. – А у нас очень мало времени. Короче, мужики, синагога, в которой будет происходить мероприятие, тут буквально за углом. В четырнадцать часов встречаемся там. Церемония продлится минут сорок, не больше.

– Что от нас требуется? – спросил Лелик деловито.

– В общем, ничего, – сказал Шурик. – Разве что смокинги хорошо бы надеть, потому что в походной одежде в синагогу приходить как-то не очень прилично. Тем более что там состоится свадьба верного сына еврейского народа с верной подругой еврейского народа. Но смокинги – это не проблема. Через два дома отсюда в ателье их можно взять напрокат на один вечер. И там же костюмы, если что, вам по фигуре подгонят.

– Это хорошо, – сказал Лелик. – По Максовой фигуре смокинг надо подгонять долго. Очень долго. Плеткой или даже кнутом.

– На свой бемоль посмотри, пузан, – разобиделся Макс.

– Ша, девочки, – предупредительно сказал Шурик. – Спорить будем потом. Сейчас времени нет. Я убегаю, вы мотайте за смокингами, и встречаемся в синагоге в два.

– А кепочка! – вдруг всполошился Славик. – Кепочку покупать надо?

– Какую кепочку? – сразу не понял Шурик.

– На башку, – объяснил Славик, – для синагоги. Ну эту, как ее, кипку!

– Кипу? – догадался Шурик. – Нет, не надо. Там при входе дадут, если что. Конечно, правоверные евреи имеют свои кипы для торжественных мероприятий, но вы же не из этих.

– Увы, – сказал Макс, – мы не только не правоверные, но даже и не евреи.

– Ничего страшного, – любезно сказал Шурик. – В этом мире нет совершенства. Ладно, мужики, я побежал. Если что – звоните мне на мобилу.

С этими словами Шурик пожал Лелику руку и выбежал из номера.

– Это ж надо, как заграница меняет человека, – сказал Лелик, задумчиво глядя в сторону двери. – Был такой тихий Шурик. А сейчас…

– Мне он понравился, – сказал Макс. – Люблю боевых евреев. Есть в них что-то древнее, идущее из глубины веков.

– Независимо от, – вступил в разговор Славик, – нам надо довольно быстро доставать смокинги. Лелик прав – на Макса его будут долго прилаживать. Ему даже самый маленький размер надо раз в пять ушивать.

– Эти толстые уроды думают, что кто-нибудь восхищается их запасами жира, – совсем обозлился Макс. – Между прочим, изящество и худоба – основа здорового образа жизни.

– Изящество, но не дистрофия, – сказал Лелик, подмигивая Славику.

– Вы все гады, и я вас всех ненавижу, – быстро сказал Макс. – И если мне сейчас быстро не дадут что-нибудь поесть, ни за какими фраками я не пойду. Мне обещали обед. Где обед, я вас спрашиваю?

– Кстати, он прав, – согласился Славик. – Жрать хочется.

– Спустимся вниз, – решил Лелик, – и покушаем в лобби-баре. Затем пойдем за смокингами.

– Вот это разговор, – обрадовался Макс. – За это я готов лоббировать любой бар!..

Перекусон в лобби-баре прошел в деловой, но дружественной обстановке. Макс вполне удовлетворился четырьмя клаб-сэндвичами и даже благосклонно пообщался с официантом, сообщив, что он «же не манж па сис жур, мон пети». Официант от этой фразы слегка офонарел, но профессионализм взял свое, и он только молча поклонился. Впрочем, чуть позже дружественность обстановки была нарушена, и Лелику пришлось все-таки затушить небольшой скандал, когда Максу принесли кофе. Дело в том, что к чашке шел всего один пакетик с сахаром, а Макс же хотел пить кофе с четырьмя пакетиками, чтобы, как он заявил, поддержать силы до ужина, который должен был состояться черт знает во сколько. Но официант, когда Макс показал ему пакетик с сахаром и оттопырил четыре пальца – мол, неси shugar, буратино, – не разобрался в проблеме и принес еще четыре кофе. Вот тут-то скандал и возник, потому что Лелику не сильно хотелось за все это платить. Но делать было нечего – не возвращать же кофе обратно, – поэтому Лелик, разозлившись, заставил Макса выпить все четыре чашки…

Смокинги для Лелика и Славика были подобраны очень быстро. С Максом, как и ожидалось, возникла большая проблема: он был очень худой, но высокий и с длинными ногами и руками. Поэтому маленькие размеры ему не подходили по длине. А большие размеры – по ширине. Так что портному пришлось взять большой смокинг и аккуратно его ушивать по Максовой фигуре. При этом Макса минут пятнадцать измеряли сантиметром вдоль и поперек, а Макс во время экзекуции извивался, как исполнительница стриптиза, и непрерывно жаловался Лелику, что от этой щекотки пять чашек кофе внутри него никак не могут успокоиться.

Еще в момент измерения Макса, глядя на то, как приятель извивается, Лелик предполагал, что ничего хорошего из такой примерки не выйдет. Так и оказалось – смокинг, на скорую руку ушитый портным, на Максе сидел так, что он был похож или на узника Бухенвальда, приодетого по случаю визита высокой комиссии, или на человека с рекламного плаката «Наркотики и алкоголь серьезно вредят здоровью».

– М-да, сурово, – сказал Лелик, задумчиво глядя на Макса, когда они втроем вышли из ателье и стали еще раз разглядывать свои отражения, пользуясь для этого зеркальной витриной. – Пожалуй, в синагогу тебя не пустят. А если и пустят, то раввин разрыдается и сорвет свадьбу к чертовой матери.

– На себя посмотри, – огрызнулся Макс, тщетно пытаясь укоротить один рукав и удлинить другой.

– Нечего было извиваться во время примерки, – назидательно сказал Славик, любуясь своим отражением в витрине. – Хорошо еще, что ты похож всего-навсего на узника царизма, выведенного на расстрел. А мог бы стать похожим на эпилептика, которому сшили удобный костюм для припадков.

– Главное в человеке – ум, – с чувством глубокой внутренней правды заявил Макс, поправляя бабочку и смахивая несуществующую пылинку с плеча.

– Совершенно верно, – сказал Лелик. – Поэтому в твоем случае лучше, чтобы хотя бы удачный костюм компенсировал его отсутствие. Но мы и этого не наблюдаем.

– Остроумие из тебя так и прет, – сказал Макс, который был в сытом состоянии, поэтому на подколки не реагировал. – Побереги его лучше для сегодняшнего вечера. Там будут девушки из приличных семей. Постарайся не облажаться.

– Уж как-нибудь постараюсь, – надменно сказал Лелик. – Ты за собой последи. С тобой даже неприличная девушка не рискнет заговорить.