Désenchantée: [Dé]génération

– Муниципальная, – ответил Эрих. – Vanfaculo, stronzo.

Обычно Чезаре бил первым – тут промедлил. Ровный, безразличный тон в сочетании с беспрецедентной борзотой «бухгалтера» несколько выбили его из колеи. Тем временем «бухгалтер», практически не меняя положения тела, швырнул недочищенный мандарин в Дино, и заехал прямой ногой в колено Микеле. Одновременно он попытался прямым хуком приложить самого Чезаре, но тот, пусть и запоздало, но среагировал – хотя только и того, что успел сблокировать удар. Помогло это ему не очень – «бухгалтер» распрямился, как пружина, сработав ногой в пах Дино, отбившего мандарин и начавшего атаку, прерванную ударом противника, а затем….

Чезаре даже не понял, откуда ему прилетело – когда-то в короткоштанном детстве он катался на велике, стыренном у соседа, толстого Франческо, и въехал головой в трубу, на которую вешали ковры для выбивания. Ощущения были похожими. Садясь на задницу, Чезаре понял, что «бухгалтер» отправил его «на одесу» – боднул по переносице своей лобастой головой. Диспозиция теперь была явно не в пользу итальянцев – Дино, скрючившись, зажимал рукой пах, Микеле попытался подняться, и вновь рухнул – потом в коленной чашечке у него найдут трещину. Сам Чезаре сидел на земле, пытаясь понять, quo cazza Штальманнов стало два или три.

– Говно у вас мандарины, – заметил совершенно спокойный Штальманн. – Слыш, борзой, как оклемаешься, заходи ко мне на хату – я в изоляторе семь отдыхаю, типа, особо опасный Схера ли я так опасен, ей-Богу, не понимаю….

* * *

За прошедшие годы Эрих изменился, но в чем-то остался прежним, и сейчас это стало заметнее. В его облике через мягкие черты проступило что-то хищное, волчье. Единственный глаз сузился в щелочку, но в зрачке горел какой-то лихорадочный огонь. Это был все тот же Райхсфюрер, высшее лицо Нойерайха, если не считать фюрера, больше всего напоминающего не столь давно похороненного по-человечески русского Ленина в лучшие годы застоя….

И, вместе с тем, это был все тот же Штальманн, которого все преступники Европы всегда называли только по фамилии, если, конечно, это была его фамилия….

– Ты никогда не задавал лишних вопросов, Чезаре, потому заслуживаешь ответов, – сказал Райхсфюрер. – Ты хочешь знать, как это – быть по ту сторону страха? Ты это знаешь. Еще тогда, в Швейцарии, я понял, что ты на той же стороне страха, что и я. Не твои fratelli, только ты. Именно потому я и позвал тебя, Чезаре. Потому, что развернуть страх лицом к тебе было сложной задачей, и мне она удалась лишь отчасти.

Все боятся, Чезаре, но все боятся по-разному. Для большинства людей страх – всемогущий владыка, и они впадают в ступор при его появлении. Для других он враг, и они борются с ним, то побеждая, то терпя поражение. Для нас страх – друг. Он наше оружие и наша броня. С ним мы сильнее любого. Если ты в танке, то остальные – твои цели, которые ты можешь расстрелять, раздавить траками…. Если ты по ту сторону страха, то где все остальные?

Чезаре кивнул, на сей раз уверено: он понимал, он чувствовал почти то же, но не мог облечь в слова это знание. А еще он подумал, что не боится дона Энрике. Уважает, считает примером, едва ли не отцом, но не боится. Он был его вожаком, его фюрером, тем, за кем он охотно идет – не из страха, а по какой-то совсем противоположной причине.

Райхсфюрер словно прочитал его мысли:

– Людьми нельзя управлять с помощью любви, это чушь собачья. Даже Богу не удалось это. Одни Его любили больше других, но другие столь же сильно Его ненавидели, ненавидели настолько, что распяли. А я не Христос. Люди, которые могли распять Бога, не заслуживают ничего, кроме страха. И я – это страх, а мои апостолы, вроде тебя – такие же. Скоро ты познакомишься с ними Чезаре.

Он поднял бокал с вином, казавшимся зеленоватым в этой зеленной гостиной:

– Давай выпьем за страх, Чезаре, – предложил Райхсфюрер. – За самого близкого нашего друга, за самого верного союзника.

– Грех не выпить, – сказал Чезаре, отпивая вино. – Cazzarolla… кхм, простите дон Энрике, но мне кажется, что это вино из моего края!

– Так оно и есть, – кивнул Эрих. – Кампи Флегерей, последний урожай коммуны Поцуолли. Двадцать второй год.

– Откуда?! – изумился Чезаре. – Урожай двадцать второго…

– Почти погиб, – сказал Эрих. – Я знаю. Но из всех урожаев Поцуолли этот больше всего подходит под название флегерей – даже бочка, которую мне привезли, была опалена.

Чезаре посмурнел. Двадцать второй был скорбным годом для Италии. Сначала ужасное землетрясение разрушило все, что только можно: в руины превратились и солнечный Неаполь, и вечный Рим, и Флоренция, и Перуджа, и Бари… рухнула, наконец, Пизанская башня, легли грудой камней новые небоскребы Генуи, отдаленное Палермо, и то тряхнуло – мама, не горюй. Да что там Италия, пострадали даже Албания и западная часть Греции.

И, как будто этого мало было для и так не самой счастливой страны Евросоюза – один за одним изверглись Этна и Везувий, а также несколько менее крупных вулканов, среди которых были и небольшие вулканы Флегерей. Виноградники Италии, ее гордость, погружались в пламя, а те, что уцелели, накрыло саваном пепла. Погибли не только виноградники – пшеничные поля, оливковые и фруктовые сады, дубравы знаменитых дубов – все было уничтожено кислотными дождями и сернистым снегом.

Это был маленький средиземноморский апокалипсис. И так небогатое население Италии в мгновение ока скатилось буквально в нищету. И особым цинизмом на фоне этого был отказ правительства Евросоюза хотя бы списать долги Италии на фоне произошедшей катастрофы. Более того – Люксембург, а точнее Берлин (ни для кого не было секретом то, кто на самом деле рулит штурвалом европейского корабля) предложил Риму помощь… на основе заимствования, то есть, в кредит.

Северной Италии (не особо пострадавшей на фоне остальных) помогла Россия – и то лишь потому, что области к северу от По послали Рим с Люксембургом и Берлином ten’cazza и объявили о «независимости де-факто», об отказе от санкционной политики ЕС и признании «новых областей России» – Новороссии и Малороссии – ее неотъемлемой частью. Как итог – малороссийское зерно стали разгружать в Венеции и Триесте. Но, несмотря на нарастающий народный гнев, несмотря на сыплющиеся с далекого севера унижения, римское правительство не последовало примеру своих бывших подопечных. Если бы у Рима были силы, он, вероятно, ввел бы войска в Трентино, Венецию и Фриули, но все войска были направлены на подавление выступлений собственного народа.

Вот тогда-то на политической сцене Италии появился новый игрок – Чезаре Корразьере и его Fratellanza del poppolo italiano, объединившая в себе мафиозные структуры Сицилии, Калабрии, Кампании и Базиликаты. На Сицилии FPI выиграла выборы, а когда их результаты попытались оспорить – устроила чистой воды purificazione местных элит по тому же сценарию, что через пять лет проведет сам Эрих в Германии.

Конечно, ничем хорошим это не кончилось: войска ЕС были оперативно переброшены к сепаратистам, и FPI пришлось на время перейти на нелегальное положение. Пять лет Чезаре сотоварищи провел в подполье (причем сам Чезаре – в основном, на Лазурном берегу, тоже пострадавшем от событий двадцать второго, но оперативно отстроенном), при этом ЕС было вынуждено держать на Сицилии и в Калабрии крупную группировку войск, которой некоторое время руководил будущий райхсмаршал Швертмейстер. Швертмейстер, уже тогда бывший сторонником Эриха, оперативно боролся с bande fraterne, уничтожая те из них, которые не признавали единоначалия FPI. Всем было хорошо – и сторонникам Чезаре, день ото дня укреплявшим свои позиции, и герру Швертмейстеру, славшему в Раммштайн[15 - Раммштайн – бывшая авиабаза ВВС США в ФРГ. После распада НАТО и вывода американских войск с территории ЕС на этой базе расположилась штаб-квартира объединенных вооруженных сил Евросоюза;] победные реляции.

Ближе к ЕА в руководстве Евросоюза заподозрили неладное. Немецкий армейский корпус Швертмейстера заменили французским корпусом «Марин». Ситуацию это не изменило, по крайней мере, изменило не сильно. Ставший замначальника штаба вооруженных сил Германии Швертмейстер обеспечил полную лояльность армии в ходе августовских событий, а окрепшие, перевооружившиеся и натренировавшиеся fratelli устроили французам образцово-показательную трепку. В Люксембурге рассвирепели и попытались вернуть немецкие части на Сицилию, но тут наступило ЕА, и всем стало немного не до итальянцев. Чем вернувшийся на Сицилию в сопровождении молодой жены Чезаре воспользовался в полной мере.

– Мы полностью контролируем весь юг, – говорил он Райхсфюреру. – Плюс purificazione прошло в Эмилии-Романьи. Вы знаете.

Эрих кивнул: восставшая область на южном берегу По снабжалась из Нойерайха через Венецию, в обмен на признание Нойерайхом независимости трех северных областей Италии, с полного согласия Чезаре, закономерно решившего, что ten’cazza, зачем держать кого-то силой?

– В центре удерживаются правительственные силы, продолжал Чезаре. – За нами Молизе, юг Абруцци и южная часть Лацио. Мы вперед не двигаемся, но и они в контрнаступление не переходят, ждут, когда голод и холод вымотают нас, хотя сами мерзнут и голодают не меньше нашего. А мы не двигаемся потому, что ждем, когда выступят fratelli из Тосканы.

– А когда они выступят? – уточнил Эрих.

– А вот это я с Вами и хочу согласовать, – ответил Чезаре. – Мы планируем атаковать первого апреля.

– Вы мне льстите, – ухмыльнулся Эрих. Первое апреля, кроме всего прочего, было днем его рождения. – Не слишком ли мы затягиваем? Может, стоит начать раньше?

– Как Вы скажете, конечно, – пожал плечами Чезаре. – Но у нас большая часть техники – джихадомобили[16 - Джихадомобиль (техничка) – вооруженный автомобиль повышенной проходимости (джип);], а дороги после двадцать второго так и не восстановили, как следует. Разумнее дождаться, пока грязь просохнет.

Эрих задумчиво потер подбородок:

– Если восстание начнется первого, за сколько вы возьмете Рим?

– Числу к пятнадцатому-двадцатому, – ответил Чезаре.

– Тогда начинайте шестнадцатого, – решил Эрих. – Как вернетесь из Берлина, приступайте к подготовке, чтобы первого вы вступили в Рим. Я ничего не имею против подарков, но видеть тебя в этот день в качестве триумфатора будет приятнее для меня и полезнее для Нойерайха.

Он задумчиво осмотрел тарелки с закусками и взял вилкой кусочек ветчины:

– Очень надеюсь, что Италия под твоей властью вновь станет такой же плодородной, как раньше. Люблю вашу кухню.

– Ее весь мир любит, – кивнул Чезаре. – Кроме лягушатников. Кстати, о лягушатниках…

– Что? – спросил Эрих, хотя знал, о чем пойдет речь.

– Французы под шумок заняли Пьемонт и Ломбардию, – сказал Чезаре. – Фактически, конечно, но от этого не легче. В Милане стоит третий армейский корпус. В Турине – «Марин» с силами усиления. У берегов Ломбардии – авианосец «Ришелье» с эскортом. Чует мое сердце, что они готовятся нас бортануть, если мы заиграем в Тоскане… ах, да, и они высадили десант на Эльбе. В Пьембино их транспорт «Ораж» и два «Флореаля».

– Я в курсе, – кивнул Эрих. – Я вызвал в Берлин Конрада, ты с ним хорошо знаком…

– Угу, – широко улыбнулся Чезаре. Райхсмаршала Швертмейстера он ни разу в жизни не видел, но их заочное знакомство было довольно продолжительным.

– Он сегодня должен прибыть из Быдгощи, – продолжил Эрих. – Я приказал остановить наступление на берегу Вислы. Поляки больше не опасны, на крайний раз, хватит и хаймашютца, чтобы у них в голову дурные мысли не лезли. А Конрада мы отправим на юг, и если французы рыпнутся, их сначала проутюжат «Химмлишьтойфели»[17 - «Химмлишьтойфель» (Himmlischeteufel IDS, MBB) – гиперзвуковой воздушно-космический бомбардировщик. Выпускается компанией «Мессершмит-Бёльков-Бломм» (до этого – концерном EAS) с 2025 года. Все выпущенные самолеты поступили только на вооружение ВВС Германии;], а пока они оклемаются – Швертмейстер придет и вышвырнет их за загривок.

– Успеете перебазироваться до шестнадцатого? – уточнил Чезаре. – Тосканцы хорошие ребята, и если жабоеды ударят им в спину…

– Я завтра же перебазирую TL74 «Мёльдерс»[18 - TL74 – Taktisches Luftwaffengeschwader 74, авиаэскадра Люфтваффе. До 1991 года носила имя Вернера Мёльдерса, асса Люфтваффе, генерал-инспектора Люфтваффе во время Второй мировой. Затем ее этого наименования лишили, но после ЕА Райхсфюрер вернул эскадре имя. Вооружена 45 ВКС «Химмлишьтойфель» и 30 аэрокосмических истребителей «Люфттойфель» ADV-S;] в Пенциг, – пообещал Райхсфюрер. – А в Нойбург переброшу эскадрилью из состава Райхсмарине.

– Quo cazza? – Чезаре в присутствии Райхсфюрера пытался не материться, но получалось не всегда. К счастью, Эрих не обращал внимания на такие мелочи.

– Чтобы «Ришелье» под ногами не путался, – пояснил Райхсфюрер. – Против лома нет приема, а «Химмильштойфелям» пофигу, что бомбить.

– Эй, а можно как-то без этого? – спросил Чезаре.

– Почему? – удивился Эрих.