Лелег

– Понял, товарищ майор, подъём в шесть тридцать.

– Ну, пока. Я подойду к завтраку.

– Спокойной ночи, товарищ майор, – дневальный не удержался и слегка прыснул, на что майор резко обернулся, сдвинул брови и хотел уже сделать выволочку. Однако сам не выдержал и рассмеялся, шутейно грозя солдату кулаком.

– Смотрите тут у меня, донжуаны местного розлива.

Тундра через иллюминатор смотрелась чем-то пёстрым, ярким. Бесконечными блёстками играли мелкие озерца. Извиваясь, как змеи, тут и там ползали речушки – шарки, как их называли поморы. Небольшие по ширине, в глубину достигали до пяти метров, а местами и больше. Уровень меняли приливы и отливы. Каждый шарок сообщался с морем. В них солдаты ловили рыбу. В прилив ставили сеть, перегородив от берега к берегу, а выбирали в отлив. По ведру камбалы и наваги за раз. Беспечного народу потонуло в тех шарках, страшно подумать.

Монотонный шум двигателей, непрерывная тряска от винта убаюкивали. Бойцы сразу, как только оторвались от земли, уснули. Лишь замполит не спал, мечтательно наблюдая за проносящимися внизу картинками, о чём свидетельствовал загадочный его взгляд, полный грёз и удовольствия. Бойцы давно уже вычислили, кто она такая, та, что взяла на себя заботу о сердце молодого их майора. Дочка председателя, заведовавшая в посёлке врачебной амбулаторией. На неё все заглядывались, уж такая красавица, такая красавица. Но отец блюл дочку строго. Может, для замполита нашего и берёг? Забегая вперёд, нужно заметить, что она с годами сделалась настоящей леди, важной, гордой, не подъедешь, не объедешь, как и положено высокопоставленной боевой подруге, жене самого настоящего полковника, начальника политотдела и, вполне возможно, вскорости генерала. Но это потом. Пока будущий супруг её был всего лишь майором и глазел на волшебницу-тундру. Всё казалось ему милым, красивым и неповторимым. Ничего не попишешь, любовь.

Вибрация сделалась вдвое сильнее, подрывники проснулись, приготовились к высадке. Вертолёт завис, начал снижение. Рыжая земля приблизилась и заняла весь иллюминатор. Колёса коснулись поверхности, тряска прекратилась, шум стал стихать, убывая по синусоиде на нет.

– Ну, что, братья-славяне? – командир экипажа, улыбаясь, махнул рукой. – Давай разгружаться. Учтите, нам ещё другие группы развозить. Так что, парни, в темпе.

Разгрузка много времени не заняла, за каких-нибудь двадцать минут имущество было аккуратно сложено у кочки, из-под которой неожиданно вспорхнули с криками «га-га-га» и, отлетев метров на тридцать, уселись на кустах наблюдать две куропатки. Запустив могучие винты, машина оторвалась на метр, повисела немного, как требовал регламент полёта, и, сделав резкий крен, понеслась прочь. От мощного воздушного потока замполита чуть с ног не сбило, он с трудом удержался, краснея, словно девица, перед рассмеявшимися над ним солдатами.

– Вот лихач, тудыть его в качель! – копируя Божка, майор погрозил вертолёту кулаком, потом взглянул на часы.

Бойцы, вооружившись вострыми сапёрными лопатками, начали готовить убежища для себя и взрывчатки. Вырыли небольшие окопчики, примерили. Уложили ящики. Оставалось ждать и наблюдать за небом.

– Товарищ майор, а во сколько пуск? – уточнил кто-то из-за кустарника.

Замполит ответил. Оставалось около часа. Разрешил перекур. Как оказалось, вокруг полным-полно грибов. Развели костёр и, насадив их на прутья, запекали, как шашлыки. Запечённый подберёзовик – деликатес. Налакомившись, улеглись в траву. Дул ненавязчивый ветерок, разгонявший комаров. Сморило быстро. Все уснули, майор даже всхрапнул. Только Петро Гончаренко оставался начеку. У него имелся восьмикратный армейский бинокль. Красота здешних окрестностей до сих пор не переставала удивлять украинского юношу. Всё в диковинку. И кочки, и озерца с постоянно садящимися на их гладь утками, гусями, даже лебедями. И трава пушица, что убеляла тундру, будто раскиданная кем-то вата. Карликовые берёзы стелились повсюду, согнутые и скрученные ветрами. Под Киевом, откуда Петя был родом, природа не такая.

Загрустилось. Два года скоро, как не был дома. Там папа с мамой, братик с сестрёнкой, невеста, что преданно ждёт. Оксанка! Как хорошо, когда тебя ждёт невеста. На всё хватает сил. Тяжело, невмоготу иногда, а как подумаешь про неё, так и ничего вроде. Терпимо. Лишь бы ждала, а я всё переживу. По этой причине Гончаренко, в общем-то, и не спал. Ночью выспался. По девицам не тянуло, не было нужды. Оксанка у него, никакой другой не надо. Писал ей каждый день. И она ему. Последнее время письма стали реже. Так ведь и понятно, ему самому под конец ответственной службы всё некогда. А Оксана прошлой осенью вообще в институт поступила, педагогический. Труднее, нежели мне, бесхитростно рассуждал Петро. Учиться – не лопатой кидать, тут корпеть надо. Вот закончит моя ненаглядная на учительницу, гордиться ею буду. Собственно, что значит, буду? Я и сейчас горжусь. После службы тоже поступлю. Может, в военное училище. Замполит вон, всё время уговаривает, ты, Гончаренко, к ратной службе талант имеешь. Людьми руководишь, и неплохо.

Закрыл глаза, представил себя в курсантской форме. Ничего! Но ведь опять разлука с любимой. Можно, конечно, расписаться и уехать вдвоём. Оксана возьмёт перевод. Институты всюду есть. Согласится, потому что любит. Замечательная мне жена достанется. Настоящая боевая подруга, она такая. Квартиру снимем, не проблема. Курсантам, которые семейные, командование разрешает жить не в казарме, а с жёнами. Надзор жёстче, шутил майор. Можно и в политехнический. Демобилизованным скидка, говорят, при поступлении, вне конкурса идут. Только математику придётся сдавать. А я в этой математике… Не сдам. Что остаётся, медицинский? Ну, уж нет! Копаться в мертвяках – бр-р-р! Да и какой из меня доктор? Мне бы чего-нибудь повзрывать, пострелять! Кроме как в военные, идти некуда.

Петя маялся не впервой. И каждый раз душевные споры с самим собой заканчивались одним и тем же: училище. Если так, надо документы подавать и поступать прямо отсюда, из армии. Замполит как раз набирает кандидатов. После работы поговорю, решил Петро и опять впился в бинокль, по привычке растворяясь в завораживающей красоте Заполярья. Кто бы знал, что через десять лет он вернётся в эти места, в родную часть, и не кем-то, а целым начальником штаба, а ещё через три года примет командование и самой частью, как теперь Божок.

Вдруг интуитивно возникло беспокойство. Оторвался от бинокля, оглядел своих. На месте, спят. Куропатки, осмелев, прыгали чуть ли не по головам. Смешно. Впрочем, смеяться не хотелось. Взглянул на часы, присвистнул. Время-то… В Мирном пуск провели, а мы дрыхнем. Повертел головой по сторонам, словно ища поддержки своим сомнениям у куропаток, задрал вверх и обомлел. Прямо над ним висел, мерцая отчётливо видными точками, крест. Это летели, падая, четыре боковые ступени, отстрелянные, когда ракета набрала заданную скорость и перешла на среднюю ступень, которая вытолкнет её за пределы атмосферы. Дальше сработает третий двигатель, забросит головную часть, собственно спутник, уже на заданную орбиту, в космос.

Боковухи мерцали, потому что вращались. Видные отчётливо из-за инея, покрывавшего борта и ярко блестевшего в солнечных лучах. Казалось, недвижно парят в воздухе. Петру захотелось перекреститься. Предчувствие опасности перерастало в парализующий сознание и волю страх. Возникло желание зарыться поглубже, вжаться в землю, прикрыться руками. И громко, гораздо громче обычного, закричал, распугав куроптей:

– Ребята, подъём! Летят!

Бойцы вскочили, не успев проснуться как следует, задрали головы, отчего некоторых закачало. Но когда сон развеялся, несколько человек вдруг стали метаться между кочек. К ним кинулся замполит, чтобы успокоить. Но получилось наоборот. Остальные, подумав, что майор рванулся спасать собственную шкуру, побежали кто куда, сломя голову, спотыкаясь, падая, истошно вопя:

– А-а-а!!! Хана, братцы! Накрылся дембель.

Сержант Гончаренко, видя, что с людьми сотворилась настоящая паническая шизофрения, чуток растерялся. Лихорадочно соображал, что предпринять? Кричать бесполезно, не услышат, от ужаса слух пропал. Вспомнив, побежал к кочке, у которой оставил рюкзак, в нем была ракетница. Переломил ствол, вставил патрон. Хлопок показался очень громким, наверное, из-за того, что вокруг образовалась тишина, даже ветер улёгся, комаров и тех не стало слышно. В небо ослепительным шаром взвилась ракета и, оставив за собой дымный след, раздробилась на три части. Сработало. Люди остановились. Пришли в себя и поспешили обратно.

– Отделение! Становись! – Гончаренко, овладев ситуацией, объявил построение, прикрикнув на замешкавшихся: – Шевелись, тудыть-в-качель! Я что, за вами по всей тундре бегать должен?

Когда народ собрался и вытянулся в шеренгу, скомандовал «смирно», прошагал строевым к замполиту.

– Товарищ майор, первое отделение взвода поиска для получения боевой задачи построено. Командир отделения сержант Гончаренко.

Замполит, держа руку у козырька, поздоровался:

– Здравствуйте, товарищи бойцы!

– Здравия желаю, товарищ майо-о-о-р!!! – бравурное эхо оторвалось от строя и погналось за улепётывающими в испуге куроптями.

– Слушай боевую задачу

Повторив то, что и так было всем известно, замполит вдруг рассмеялся.

– А хороши вы были, кто б видел. Ей-богу, как зайцы по кочкам сигали.

– Га-га-га! – строй ответил дружным смехом.

Мерцающий крест приближался. Боковухи уже были видны в подробностях. Значит, рассудил Гончаренко, минут через десять грохнутся. Только где? Не понять, куда летят. Как ни крути, на тебя.

– Пора, наверно, по щелям залегать. Что скажете, товарищ майор?

Замполит и сам немного дрейфил. То и дело задирал голову, видимо, прикидывая, на чью подарки с неба свалятся. Конечно, на его, на чью ж ещё? И он с готовностью подтвердил Петину правоту:

– Да-да, товарищи бойцы, в укрытие.

Тишина звенела в ушах. Люди залегли. Взрывчатку заранее отнесли на сто метров. Надо бы и подальше, но потом ведь бегай за ней. Неизвестно ещё, где эти туши бухнутся. Хорошо, если рядом. В небе расстояния такие, что земному уму не подвластны. Гончаренко приподнялся на локтях. На всякий случай прорычал не очень громко, но так, чтобы все услышали:

– Если какая-нибудь заячья душа опять надумает по кочкам сигать, ноги повыдёргиваю. Лежать и не высовываться!

Как и предполагал, ступени упали через десять минут. Опытным взглядом определил, что до места падения километров семь-восемь. В тундре, чтобы такое расстояние преодолеть, да ещё с поклажей, придётся выложиться. В бинокль отчётливо было видно, как все четыре боковухи ударились о землю, как взвились белые вихревые столбы, а через секунды до уха донёсся звук тупых ударов.

– Выходи строиться, – Пётр направился к майору. Хотел по-уставному выкрикнуть: «Равняйсь, смирно!», но тот махнул рукой, мол, не надо.

– Ну что, отдохнули, поспали? Пора и за работу. Командуй, Гончаренко. Эх, сейчас бы пару оленьих упряжек!

Через час устроили привал. Люди выбились из сил. Каждый, в том числе и майор, был навьючен под завязку. Помимо тротила, тащили продукты, аппаратуру. По тундре – не по асфальту. Сплошные кочки. Неглубокие, но широкие озерца. Местами путь преграждали совершенно непроходимые заросли ракитника и карликовой берёзы. Их обминали по кругу, теряя силы и время. Получив разрешение на отдых, солдаты попадали, мгновенно уснули. Даже курить никто не захотел.

Гончаренко глядел в синеву и, разумеется, грезил об Оксане. Рядом о другой соответственно мечтал замполит. И такой прекрасной этим двоим представилась жизнь, что оба, как сговорившись, разом глубоко вздохнули, отчего подкравшиеся совсем близко вспорхнули и отлетели метров на пятнадцать-двадцать вездесущие куропти.

– Ну что, товарищ майор, – Гончаренко посмотрел на часы, – пора?

– Буди. Вертолётчики по графику через три часа должны подлететь. Ждать не будут. Ночевать в тундре не хотелось бы.

– Комары сожрут. Я с вечера ещё проверил снаряжение, так знаете, что? Диметилфталата ни у кого уже нет. Всё на девчонок своих извели.

– Слушай, у меня у самого на донышке. Вот докторишка, мать его! Просил ведь, дай побольше. Так нет же.

– У меня полный флакон. Как знал, не тратил.

– Молодец, Петро. Настоящий командир!

– Ну, Вы скажете, – Гончаренко слегка, но не без удовольствия засмущался.