Попроси меня. Матриархат. Путь восхождения. Низость и вершина природы ступенчатости и ступень как аксиома существования царства свободы. Книга 7

Я долго колебался открывать всю истину, но после того, как твоя матушка и твои обе сестры меня убедили это сделать, я решился.

Ты находишься накануне эры новых волнений, скажу больше, – накануне эры покушений. Поверь мне: если я так напираю на твое собственное освобождение от создавшихся оков, то я это делаю не из личных побуждений, которых у меня нет, – в этом ты уже убедился и ее величество тоже, – а только ради надежды и упования спасти тебя, твой престол и нашу дорогую родину от самых тяжких и непоправимых последствий»[180 - Николай II и великие князья. Родственные письма к последнему царю. Предисл. В. И. Невского, ред. и вступит ст. В. П. Семенникова. Ленинград, Москва, Госиздат, 1925, стр. 146—147.].

Письмо Николая Михайловича стало «последним фамильным предупреждением». В ближайшие дни со стороны великих князей и лиц, пользующихся доверием императора, последовал целый поток устных и письменных обращений к Николаю с призывом удалить распутинщину. 10 ноября вместо «распутинца» Б. В. Штюрмера царь назначил премьер-министром Л. Ф. Трепова, выходца из семьи правых бюрократов, пользовавшегося в тот момент «нейтральной» репутацией. По мнению Николая II на этом весь компромисс должен был завершиться. Но оппозиционный натиск не ослаб, а продолжал нагнетаться. 19 ноября страж самодержавия депутат В. М. Пуришкевич произнес обличительную речь. Обращаясь к министрам он сказал: «Если вы верноподданные, если слава России, ея мощь, будущее, тесно и неразрывно связано с величием и блеском Царского Имени, вам дороги, ступайте туда в Царскую Ставку, киньтесь в ноги Государю и просите Царя позволить раскрыть глаза на ужасную действительность, просите избавить Россию от Распутина и рапутинцев больших и малых, … … … … (Рукоплескания слева и в центре)…

Да не будут вершителями исторических судеб России люди, выпестованные на немецкие деньги, предающие Россию и нашедшие себе приют, начиная от митрополичьих покоев, в разнаго рода других, низших учреждениях… … … … … … … … ….. (В центре, слева и справа: рукоплескания и голоса: браво). Да исчезнет с нашего государственнаго горизонта в ужасные переживаемые нами дни, в дни, требующие величайшей правительственной осмотрительности и правительственнаго такта, и Андронников, и Варнава, и Мардарий, и Манасевич, и все те господа, которые составляют двор русской жизни. Верьте мне, гг., я знаю, что вы думаете так же, как и я, я это чувствую (голоса справа и в центре: верно, рукоплескания в центре, справа и слева), что моими словами говорит здесь вся Россия без различия партий, без различия направлений, верноподданная, желающая счастья Царю, церкви своей и своему народу, Россия безкорыстная в дни скорби, как всегда, не способная говорить холопским языком, но честно несущая к подножию Трона слова горькой и неприкрашенной правды, во имя Царя и народа, Россия Пожарскаго и Якова Долгорукова, Россия Кузьмы Минина и Ивана Сусанина, Россия, стоящая на страже своих великодержавных задач и не способная мириться, зная духовную мощь своего народа, с картиной государственной разрухи, учиняемой взлетевшими к верхам власти продажными единицами из среды своего правящего класса. (Голоса слева и в центре: верно). В былые годы, в былые столетия Гришка Отрепьев колебал основы русской державы. Гришка Отрепьев воскрес в Гришке Распутине, но этот Гришка, живущий при других условиях, опаснее Гришки Отрепьева. (Голоса слева и в центре: верно)…»[181 - Государственная Дума. Четвертый созыв. Стенографические отчеты 1916 г. Сессия пятая. Заседания 1—25 (с 1 ноября 1916 г. по 25 февраля 1917 г.) Петроград, тип. Государственная, 1917, стр. 287—288.]

В этот день Пуришкевич записал в своем дневнике: «В течение двух с половиной лет войны я был политическим мертвецом: я молчал, и в дни случайных наездов в Петроград, посещая Государственную Думу, сидел на заседаниях ея простым зрителем, человеком без всякой политической окраски. Я полагал, как и полагаю сейчас, что все домашние распри должны быть забыты во время войны, что все партийные оттенки должны быть затушеваны в интересах того великаго общего дела, котораго требует от всех своих граждан, по призыву Царя, многострадальная Россия; и только сегодня, да, только сегодня, я позволил себе нарушить мой обет молчания и нарушил его не для политической борьбы, не для сведения счетов с партиями других убеждений, а только для того, чтобы дать возможность докатиться к подножию трона тем думам русских народных масс и той горечи и обиды великаго русскаго фронта, которыя накопляются и растут с каждым днем на всем протяжении России, не видящей исхода из положения в которое ее поставили царские министры, обратившиеся в марионеток, нити от которых прочно забрали в руки Григорий Распутин и Императрица Александра Федоровна, этот злой гений России и Царя, оставшаяся немкой на русской престоле и чуждая стране и народу… Тяжело записывать эти строки, но дневник не терпит лжи…»[182 - Пуришкевич В. М. Дневник члена Государственной Думы. Рига, изд. National Reklama, тип. Дзинтарс, 1924, стр. 6.]

Выступление Пуришкевича для всех стало громовым ударом. В тот же вечер Распутин послал телеграмму в Ставку: «Пуришкевич ругался дерзко, но не больно. Мой покой остался не нарушен». И далее успокаивающе к семье: «Бог укрепит все. Ваша победа и ваш корабль. Никто не имеет власти на него сесть»[183 - Радзинский Э. С. Распутин. Москва, Вагриус, 2004, стр. 552.].

Послал телеграмму Распутин и дворцовому коменданту Воейкову: «Ставка Петрограда 23/ XI. Вручить старшему. Срочно. Генералу Воейкову. Вот, дорогой, без привычки даже каша и та не сладка, а не только Пуришкевич с бранными устами. Теперь таких ос расплодилось миллионы. Так вот и поверь, как касается души, а надо быть сплоченными друзьями. Хоть маленький кружок, да единомышленники, а их много, да разбросаны силы. Не возьмет в них злоба, а в нас дух правды. Посмотри на Аннушкино[184 - Анна Вырубова.] лицо: для тебя она лучшее успокоение. – Григорий Новых»[185 - Воейков В. Н. С царем и без царя. Воспоминания последнего дворцового коменданта государя императора Николая II. (Гельсингфорс, 1936). Москва, Воениздат, 1995, стр. 197.].

Увидев, что даже резкий семейный разговор в попытке удалить «старца» и жену от влияния на государственные дела так ни к чему и не привел, у Николая Михайловича окончательно утвердилась мысль необходимости физической расправы над Распутиным. В стране атмосфера все более накалялась. В 1915 г. остановилось 573 промышленных предприятия, в 1916 г. – 74 металлургических завода. Экономика страны уже не могла содержать многомиллионную армию, в которую было мобилизовано 11% сельского населения и свыше 0,5 млн кадровых рабочих. Положение усугубляли и огромные потери русской армии на фронтах[186 - Солдатские песни периода Первой мировой войны. 1. Вдол (ь) по линии Кавказа – Молодой орел летал – Он летал перед во (й) сками – Православной русский вождь – Вожд (ь) с походом нас проздравил – Отдавал такой приказ – Чтобы были у вас ружья – Ружья новыя винтовки – Мы поедем за границу – Бит (ь) картечию вpaгa – Перебьем перестреляем – Остальных мы в плен воз (ь) мем – Под ракитою зеленой – Русский раненой лежит – Oн не сам ее склонил – Немец шашкою срубил – Ты не вейся черный ворон – Над моею головой – Ты слетай ко черный ворон – На родиму сторону – Ты скажи моей невесте – Что я женился на другой – Я женился повенчался – В чистом поле под кустом – Перва сваха шашка остра – Угощала точно мат (ь) – А невеста пуля метка – Прямо в груд (ь) ко мне впилась – Взял приданое большое – Много лесу и лугов – Деревушку небольшую – С Петроградский городок. 2. Пишет пишет цар (ь) германской – Пишет русскому Вождю – Заберу я всю Европу – Сам в Россию жит (ь) пойду – Зажурился цар (ь) великий – Сам он ходит по Москве – Не журися цар (ь) великий – Мы России не здадим – Собирем мы войска много – Пойдем с немцем воеват (ь) – Заберем Карпатски горы – Будем зиму зимоват (ь) – Прозимуем эту зиму – Летом будем отступат (ь). 3. Ехали солдаты – Со службы домой – На плечах погоны – На гpyдях кресты – Кресты золотыя – На солнце горят – Едут по дорожке – Родител ь) стоит – Здоро?во папаша – Здоро?во сынок – Рас (с) кажи папаша – Про се?мью свою – Се?мья Слава Богу – Прибавилася – Молодая жинка – Сына родила – Сын отцу ни слова – Седлает коня – Подъезжает к дому – Мат (ь) с женой стоит – Мат (ь) стоит с улыбкой – Жена во слезах – Мат (ь) сына просила – Прости сын жену – Тебе мат (ь) прощаю – Жене никогда – Закипело сердце – В солдатской груди – Заблистала шашка – Во правой руке – Скатилась головка – С неверной жены – Боже ты мой Боже – Что я натворил —Жену я зарезал – Себя погубил – Жену похоронят – Меня закуют – Маленьку сиротку – В люди отдают. 4. Вы послушай стрелочки? – Я Вам песенку спою – припев: Да ой ли ой да люли – Я Вам песенку спою – Да про службищу про свою – По три года мы прослужили – Ни очен (ь) мы ни тужили – На четвертому году – Стали думат (ь) и гадат (ь) – Кабы дома побыват (ь) – Да отца с матерью видат (ь) – И с молодой женой поспат (ь) – Вот пришел полку указ – Что нашему полку Кавказ – Вот пришел второй – Что нам ехат (ь) домой – Ехат (ь) к жинке молодой – Здравствуй милая жена – Как жила ты без меня – Я жила то хорошо – Прослужил бы год ешо – Рас (с) кажи с кем гуляла – И кому еще давала – Я давала Фомичу – А теперь уж не хочу – Муж жену тут похвалил – И на койку повалил – припев: Да ой ли ой да люли… 5. Ревет и грохочет мортира вдали – Снаряд оглушительно рвется – И братья костями на землю легли – И стон над полями несется – Чудовища мчатся один за другим – Людей словно мусор сметая – Взлетает земля и клубится как дым – И грохот звучит не смолкая – Но молча живыя пред смертью стоят – И знамя их поднято гордо – Не дрогнет наш русский великий солдат – И натиск врага встретит твердо – Кров (ь) льется потоком и рвутся тела – На мелкия части снарядом – Смерт (ь) косит и косит людей без числа – Земля словно зделалас (ь) адом – Но слышна команда солдатам вперед – И двинулос (ь) стройно рядами – Русское войско в тяжелой поход – И в бой беспощадный с врагами – А враг не жалеет снарядов для нас – Ружейных он пуль не жалеет – Летит за фугасом на воздух фугас – И небо от гнева краснеет – Настала последняя наша пора – Сдават (ь) ся мы в плен не желаем – Вперед же товарищи с Богом ура – За родину мы погибаем – За правое дело мы в битву пошли – Но жребий нам пал неминучий… – Пусть скажет вec (ь) свет что мы с честью легли – Во славу России великой. 6. Вечер вечереет, орудия гремят – А бедныя солдаты в окопчиках сидят – Станет лиш (ь) смеркат (ь) ся и станет холодней – Выйдеш (ь) из окопа и звдохнеш (ь) послободней – Выйдеш (ь) на площадку согрееш (ь) кипятку – С таким аппетитом попьеш (ь) там чайку – Летит снаряд германской – Жуж (ж) ит как эроплан – А каждый из нас знает – Что это чемодан – Снаряд перелетает – И делат недолет – А каждый в сердце думат – Что он меня убьет – Кухни нам подвозят – Лиш (ь) в сутки один раз – И то это бывает – Вечерний поздний час – Вдруг послышалас (ь) команда – Берите котелки – А вторая полурота – Немного обожди – Федфебель наш шибает – Во всею глотку орет – А ротный возле кухни – По морде солдат бьет —Вернемся мы от кухни – Поджавши животы – Холодны и голодны – В секрет надо идти – В секрете нам доносят – Противники идут – Беритес (ь) за винтовки – Патроны поднесут – Защелкали затворы – Раздался шумный свист – Противники отбиты – Спускайте все курки – Винтовки по бойницам – А сами отдохни – Землянки у нас плохия – Только от дождя – Снарядом пробивает —Народ там гибнет зря – Стало лиш (ь) темнен (ь) ко – Солдатики идут – У всех в руках носилки – И раненых несут – На станцию приносят – И грузят на вагон – В Россию отправляют – Чтоб вылечит (ь) потом – Лечите не лечите – Мы снова в бой пойдем – за неверную Россию – Лучше здес (ь) помрем 7. В тиши ночкой – Во тьме глубокой – Пред освященною луной – С прелестной девой черноокой – Прощался мальчик молодой – Прощайте глазки голубыя – Прощайте волосы русы (я) – Прощайте кудри завитыя – И ты красавица прощай – Не мог тобой налюбоваться – Не мог от сердца оторват (ь) – Но время время нам расстат (ь) ся – Тебя мне больше не видат (ь) – Она на груд (ь) к нему склонилас (ь) – И все шептала не забуд (ь) – Тебя я милой не забуду – Пока на свете буду жит (ь) – Свистит свисток и поезд мчится – Звонок уныло прозвонит – И ты поедеш (ь) мoй голубчик – Но Бог с тобой сщастливый пут (ь) – Прощайте ласковыя взоры – Прощай мой милый дорогой – Разделят нас долины горы – Вроз (ь) будем жить теперь с тобой – Когда ты будешь во окопах – Тогда ты вспомни про меня – А я в эту трудную минуту – Молит (ь) ся буду за тебя – Услыши Бог мое моленье – И мы увидимся с тобой – Опят (ь) пойдем мы в воскресенье – С тобой в зеленый сад гулят (ь) … 8. Как во нашей деревушке – Нова новина – припев: Трай рай рай новина – Молодая дивчинина – Сына родила – Не вспоила не вскормила – В море бросила – Молодые рыболовцы – Рыбу ловили – Не поймал и щуки рыбы – Поймали длина – Рас (с) мотрели раздивилис (ь) – Гляд (ь) мало дитя – Как во нашей деревушке – Все званы ревут – Молодую дивчининку – Под наказ ведут – А за нею стара мати – Плачет рыдает – Не плач (ь) не плач (ь) стара мати —Дома еще пят (ь) – Не пускай их на вечерку – Пускай дома спят – На каждую дивчининку – Солдатиков пять – Хот (ь) хотится не хотится – Надо целоват (ь) – Хот (ь) хотится не хотится – Надо им и дат (ь) – припев: Трай рай рай… 9. Бывали дни веселыя – Гулял я молодец – Не знал тоски кручинушки – Как вольной удалец – Придеш (ь) поздно с пашенки – Лошадок убереш (ь) – И к ней тропой знакомою – В заветной дом пойдеш (ь) – Она уж дожидается – Красавица меня – Глаза полуоткрытыя – Румяна и бела – Однажды в конце осени – Пришел любви конец – И к ней приезжий с ярмарки – Присватался купец – Тогда она красавица – Забыла про меня – Оставила вспокинула – В хоромы жит (ь) пошла – Живет у черта старого – Как в клетке золотой – Как куколка нарядная – С распущенной косой – Оставшис (ь) в одиночестве – Я точно опьянел – И всю ту ночку темную – В раздумьи просидел —Блеснула мысл (ь) злодейская – Во тьме нашел топор – Простился с отцем с матерью – И вышел через двор – Иду а ночка темная – Вдали журчит ручей – И дело совершилося – Тепер (ь) я стал злодей – Угонят молодца – За девку черноокую – За черта за купца 10. О, Господи Боже, Россию спаси – Сколько… развелось на Руси – В желтых ботинках ажурных чулках – С красным крестом на груди, рукавах – Только лиш (ь) тени на землю падут – Где ни попало, там и … – Старой лихой командир – Прапорщик юной сапер бомбардир. – Всем без отказа дают в лазорете – В ж… сидячку и раком – Упольстившись на сестрины глазки – Смотриш (ь) дня через три… в перевязке – Носит под видом прекрасной сестрицы – Шанкер, бобоны и сифилисы – Одни мы у Бога, лиш (ь) просим – Нельзя ли войну прекратит (ь) – Иначе всех заразят на Руси, – Господи Боже, Россию спаси. (Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII – XX вв.: Альманах. Т. VI. Редкол.: А. Д. Зайцев, Н. С. Михалков, А. Л. Налепин (гл. ред.), Т. Е. Павлова, Т. В. Померанская, В. И. Сахаров, В. В. Шибаева, О. Ю. Щербакова. Москва: Студия ТРИТЭ, 1995, стр. 476—484). Примечательна тональность этих песен. Если вначале все воодушевлены защитою России (хотя, в действительности на Россию никто не нападал и ей ничто не угрожало), то дальше краски сгущаются большими потерями, а затем и вовсе называют Россию неверной.].

Однако, следует также отметить, что общая ситуация не была уже столь катастрофична, страна не была переведена на военные рельсы. Правительство изыскивало возможности, чтобы важнейшие отрасли народного хозяйства не пришли в упадок. Так, за два с половиной года войны было завершено строительство 12 тыс. км железнодорожных линий. Если до начала войны подавляющая часть грузо- и пассажиропотоков шла по железным дорогам и через порты западного и южного направлений, то теперь, в связи с тем, что военные действия парализовали традиционные коммуникации страны с внешним миром, главными портами стали Архангельск и Владивосток.

Для надежности эксплуатации колея линии Вологда – Архангельск расширена, а в 1916 г. закончена Амурская железная дорога, теперь вся транссибирская магистраль пролегала по территории России. В 1916 г. 4 октября был заложен город Романов-на-Мурмане (с 1917 г. Мурманск), имеющий незамерзающий порт на берегу Кольского залива, а в марте 1915 г. началось строительство железной дороги, ведущей к этому северному порту, движение по которой открылось уже в декабре 1916 г. Несмотря на нехватку рабочих рук, некоторые отрасли народного хозяйства демонстрировали производственный рост. Добыча угля, например, в 1916 г. составила 2092 млн пудов (в 1914 г. – 1946), а нефти – 602 млн пудов (1914 г. – 550).

Страна бурлила политическими забастовками и стачками. Слухи о возможности заключения сепаратного мира с врагом, который практически был побежден, и что это стремление исходит от жены царя и ее любимца, только больше подорвали ненависть к Александре Фёдоровне и Распутину. Великий князь Николай Михайлович пишет, что один из влиятельнейших людей в верхах и богатейшей фамилией в России, князь Ф. Ф. Юсупов пришел к мысли о необходимости физического устранения Распутина после того, как возобновил знакомство с ним осенью 1916 г. и ему стали известны такие факты: «Распутин все больше влюблялся в Юсупова и откровенно высказывал ему свои невероятные планы на будущее. К концу декабря было решено подписать сепаратный мир с Германией!! Это вызвало у Юсупова желание, а вскоре и твердое решение покончить с ним во что бы то ни стало»[187 - Красный архив. 1931. Т. 6 (49). Москва, Ленинград. Записки Н. М. Романова. С. 99.].

27 декабря лидер партии кадетов В. Маклаков в Москве на квартире своего соратника по партии Коновалова выступил с речью, записанною агентом охранки, в которой он отразил царившую в стране атмосферу презрения общества к царской семье и все, что ее окружает: «У нас все время говорят о назревающей или, вернее, уже совершенно созревшей революции, но внешних признаков ее пока нет. Это может казаться загадочным, а правым оптимистам внушает даже уверенность, что никакой революции и не будет. Но бесспорно то, что сейчас в умах и душах русского народа происходит самая ужасная революция, какая когда- либо имела место в истории. Это не революция, это – катастрофа: рушится целое вековое миросозерцание, вера народа в Царя, в правду Его власти, в ее идею как Божественного установления. И эту катастрофическую революцию в самых сокровенных глубинах душ творят не какие-нибудь злонамеренные революционеры, а сама обезумевшая, влекомая каким-то роком власть. Десятилетия напряженнейшей революционной работы не могли бы сделать того, что сделали последние месяцы, последние недели роковых ошибок власти. Верховная власть сама обрекла себя на существование в абсолютной пустоте, она лишила себя последних своих точек опоры, она [от] толкнула массу близких ей людей, еще недавно искренно ей преданных. Сейчас это уже не мощная историческая сила, а подточенный мышами, внутри высохший, пустой ствол дуба, который держится только силой инерции, до первого страшного толчка. В 1905 г. вопрос шел только об упразднении самодержавия, но престиж династии все еще стоял прочно и довольно высоко. Сейчас рухнуло именно это – престиж, идея, вековое народное миросозерцание, столько же государственное, сколько и религиозное. Династия ставит на карту самое свое существование. Не разрушительными силами извне, а ужасною разрушительною работою изнутри она сокращает срок возможного, естественного своего существования на доброе столетие

. / …Безумная власть пришла бы в величайший ужас, если бы она знала, услыхала, каким языком и что говорит деревня. Бог весть, какими путями, но ей немедленно стало известно все то, что знает в Петрограде каждая кухарка и дворник. И ужасное зерно истины деревня стала облекать в невероятные одежды легенды. И получается поистине кошмар. Интеллигенция, силясь понять явление, в ужасе перед развалом, все-таки не теряет до конца великодушия и говорит о болезни, о патологии, о психозе; деревня решает проще: она знает в оценке происходящего одно ужасное слово:?измена, предательство русского народа германцам». Вот где ужас, грозящий революциею. Это будет не политическая революция, которая могла бы протекать планомерно, а революция гнева и мести темных низов, которая не может не быть стихийной, судорожной, хаотичной

…»[188 - Вопросы истории. 2000. №3. Москва. Политический архив XX века. Донесения Л. К. Куманина из Министерского павильона Государственной думы, декабрь 1911 – февраль 1917 года. С. 1 – 28, 2 – 29.] – это будет месть всем русским царям, всей династии Романовых, это будет народная месть православию и самому себе за вечную отверженность ими Бога.

Осознавая надвигающуюся угрозу Распутин написал завещание, которое отдал Александре Фёдоровне, а та митрополиту Питириму. В завещании содержалось предчувствие своей скорой кончины и последующая судьба царской династии.

«Дух Григория Ефимовича Распутина Новых из села Покровскаго.

Я пишу и оставляю это письмо в Петербурге. Я предчувствую, что еще до перваго января я уйду из жизни. Я хочу Русскому Народу, папе, русской маме, детям и русской земле наказать, что им предпринять. Если меня убьют нанятые убийцы, русские крестьяне, мои братья, то тебе, русский царь, некого опасаться. Оставайся на твоем троне и царствуй. И ты, русский царь, не безпокойся о своих детях. Они еще сотни лет будут править Россией. Если же меня убьют бояре и дворяне, и они прольют мою кровь, то их руки останутся замаранными моей кровью, и двадцать пять лет они не смогут отмыть свои руки. Они оставят Россию. Братья возстанут против братьев и будут убивать друг друга, и в течение двадцати пяти лет не будет в стране дворянства.

Русской земли царь, когда ты услышишь звон колоколов, сообщающий тебе о смерти Григория, то знай: если убийство совершили твои родственники, то ни один из твоей семьи, т.е. детей и родных не проживет дольше двух лет. Их убьет русский народ. Я ухожу и чувствую в себе Божеское указание сказать русскому царю, как он должен жить после моего исчезновения. Ты должен подумать, все учесть и осторожно действовать. Ты должен заботиться о твоем спасении и сказать твоим родным, что я им заплатил моей жизнью. Меня убьют. Я уже не в живых. Молись, молись. Будь сильным. Заботься о твоем избранном роде. Григорий»[189 - Симанович А. С. Распутин и евреи. Воспоминания личнаго секретаря Григория Распутина. Репринт. воспр. изд. 1928. Тель Авив, Просвещение, 1980, стр. 171—172.].

Несмотря на загадочность завещания Распутина приоткрыть его внутреннюю основу поможет использование принципа, в котором пребывал сам автор (и императорская семья), а именно мистицизм, и его характер энергетического поглощения систем для большей устойчивости. В завещании Распутин говорит, если против власти выступят, в лице его убийства наемные убийцы, крестьяне или его братья, ничего страшного не произойдет, власть с легкостью переживет несогласие низов; если же против власти выступят дворяне, историческая опора власти, смута будет большая, 25 лет, только после этого наступит успокоение страны с возвращением прошлого режима. Но если сама власть раздвоится в себе, царская семья распадется, произойдет полное крушение всей системы. Иначе говоря, власть в России является оккупантом своего народа, и все взаимоотношения в стране измеряются только с позиции силы и холодного расчета, т.е. являются проявлением подавления системы личностного начала. Отсюда и положение устойчивости этой крепости зла, зависящее в большей степени от целенаправленности, ее ослабление от внутренних раздоров и смут, а затем и разрушение от сил, которые она ранее крепко держала в повиновении. (Хотя, многие видят в последних словах Распутина всего лишь банальное желание усиленной защиты от любых выпадов в его сторону, касающееся всех чинов и лиц, вхожих в царскую семью).

Слухи о готовящимся покушении на Распутина уже ходили в верхах общества, в частности, лидер кадетской партии и Прогрессивного блока П. Н. Милюков знал это от соратника по партии В. А. Маклакова: «Я говорил, что воздух наполнен электричеством и что неизвестно, куда падет удар. Я знал, куда он падет. За несколько дней перед тем В. А. Маклаков мне рассказал, что готовится покушение на Распутина, о чем его осведомил Пуришкевич»[190 - Милюков П. Н. Воспоминания. Москва, Политическая литература, 1991, стр. 446.]. О заговоре знал и сам Распутин, но у него на этот момент как будто притупилось чутье.

В ночь на 17 декабря, под предлогом интимной встречи «исцеления» с князем Ф. Ф. Юсуповым, Распутина привезли в Юсуповский дворец на р. Мойке, где и произошло его убийство. (Версия встречи Распутина с женой Ф. Ф. Юсупова Ириной, племянницей царя, была выдвинута впоследствии Ф. Ф. Юсуповым с целью сохранения за ним морального лица). В этом действии приняли участие депутат Государственной думы вождь монархистов В. М. Пуришкевич, князь Ф. Ф. Юсупов, великий князь Дмитрий Павлович, поручик Преображенского полка С. М. Сухотин, шофером был доктор С. С. Лазаверт. Для создания фона шумной компании в деле участвовали женщины – Прима Большого театра Вера Коралли, а так же Марианна Дерфелден. Кроме этого к заговору примкнул офицер британской разведки Освальд Рейнер – английская сторона приложила все усилия, чтобы убрать влиятельное лицо в императорской семье, выступающее за сепаратный мир с Германией. Ф. Ф. Юсупов, Дмитрий Павлович, С. М. Сухотин и составивший план заговора Николай Михайлович пошли на крайнюю меру в спасении страны и династии, поскольку не видели иного пути решения вопроса. P.S.: Все это означает, что система, некогда грозная, теперь лишь хватается за соломинку. – Нет Бога Спасающего

Вся загвоздка тормознутости русской истории была вовсе не в Распутине. Распутин, как таковой, стал лишь наглядным примером фундаментальных основ мировоззрений русского народа, который в свою очередь был примерной составной частью ложного мировоззрения всего человечества (под вывесками различных религий и философий, конечно, кроме иудаизма и христианства). Поэтому Богу не нужна была жертва человека неграмотного, наивного, блуждающего в своих представлениях в кромешных потемках. Поэтому осуществление заговора с самого начала не заладилось. Юсупов вначале предложил «святому» вина и пирожных. Распутин, не догадываясь, что в угощении был подсыпан яд, съел пару пирожных и запил вином. Цианистый калий на Распутина не подействовал. Как выяснилось позже, доктор Визовет, участвовавший в покушении, не посмел нарушить клятву Гиппократа и вместо яда положил безвредный порошок. Юсупов пришел в растерянность и при первом удобном случае улизнул от Распутина и сообщил обо всем происшедшем остальным заговорщикам, которые пришли в смятение от его новостей. В итоге выход из ситуации нашелся, и Пуришкевич предложил Юсупову докончить начатое и убить «старца» из браунинга Дмитрия Павловича. Юсупов вернулся к Распутину, который что-то заподозрив, начал было собираться уйти, но Феликс удержал его, показав зеркальный шкаф. В этот момент Юсупов выстрелил и попал Распутину в бок живота. Распутин упал. Толпа заговорщиков ворвалась в комнату, осмотрев рану, они пришли к выводу, что «старец» мертв, после чего заперли комнату и поднялись наверх праздновать победу и обсуждать план ликвидации трупа. Через небольшое время Феликс решил вернуться, он спустился вниз, открыл дверь и стал ощупывать пульс тела, его не было. (Существуют сведения, что Юсупов спускался в комнату убийства, чтобы дать возможность О. Рейнер сфотографировать мертвого Распутина). Вдруг лицо «старца» дернулось, Распутин вскочил с пеной у рта и схватил убийцу за горло со словами: «Феликс, Феликс, все скажу царице!»[191 - Пуришкевич В. М. Дневник члена Государственной Думы. Рига, изд. National Reklama, тип. Дзинтарс, 1924, стр. 80.] Испытав огромный шок и ужас, Юсупов вырвался, побежал наверх, за ним на четвереньках, рыча от ненависти, полз Распутин. Пуришкевич, стоявший наверху, услышал крик Феликса: «Пуришкевич, стреляйте, стреляйте, он жив! он убегает!»[192 - Там же, стр. 79.] Пуришкевич выбежал из комнаты, бросился во двор, где неподалеку от ворот дворца увидел «старца». Выстрелил два раза и промахнулся. «Стрелок, более чем приличный, – вспоминает Пуришкевич, – практиковавшийся в тире на Семеновском плацу безпрестанно и попадавший в небольшие мишени, я оказался сегодня неспособным уложить человека в 20 шагах»[193 - Там же, стр. 80.]. Пуришкевич дальше описывает: «Распутин подбегал уже к воротам, тогда я остановился, изо всех сил укусил себя за кисть левой руки, чтобы заставить себя сосредоточиться, и выстрелом (в третий раз) попал ему в спину»[194 - Там же, стр. 80.]. Распутин остановился, Пуришкевич выстрелил еще раз. Распутин упал на снег. «Я подбежал к нему, – вспоминает далее Пуришкевич, – и изо всей силы ударил его ногою в висок. Он лежал с далеко вытянутыми вперед руками, скребя снег и как будто бы желая ползти вперед на брюхе; но продвигаться он уже не мог и только лязгал и скрежетал зубами»[195 - Там же, стр. 80—81. «При виде меня два сидевшие там солдата сразу вскочили. – „Ребята, – обратился я к ним – я убил… При этих словах они как-то вплотную придвинулись ко мне, как бы желая схватить… – …я убил, – повторил я, – убил Гришку Распутина, врага России и царя“, – при последних моих словах один из солдат, взволновавшись до последней степени, бросился меня целовать, а другой промолвил: – „Слава Богу, давно следовало“. – „Друзья, – заявил я, – князь Феликс Феликсович и я надеемся на полное ваше молчание. Вы понимаете, что, раскройся дело, царица нас за это не похвалит. Сумеете ли вы молчать?“ – „Ваше превосходительство, – с укоризной обратились ко мне оба, – мы русские люди, не извольте сомневаться, выдавать не станем“» (там же, стр. 81—82). «Через десять минут городовой был введен солдатом в кабинет. Я быстро окинул его взглядом с ног до головы и сразу понял, что это тип служаки стараго закала, и что я допустил ошибку, позвав его к себе; но делать было нечего, приходилось считаться со случившимся. – „Служивый! – обратился я к нему. – Это ты заходил несколько времени тому назад справиться о том, что случилось и почему стреляют?“ – „Так точно, ваше превосходительство!“ – ответил он мне. – „Ты меня знаешь?“ – „Так точно, – ответил он вновь, – знаю“. – „Кто же я такой?“ – „Член государственной думы Владимир Митрофанович Пуришкевич“. – „Верно! – заметил я. – А этот барин тебе знаком? – указал я на сидевшаго в том же состоянии князя Юсупова“. – „И их знаю,“ – ответил мне городовой. – „Кто это?“ – „Его сиятельство князь Юсупов“. – „Верно! Послушай, братец, – продолжал я, положив руку ему на плечо. – Ответь мне по совести: ты любишь батюшку царя и мать Россию; ты хочешь победы русскому оружию над немцем?“ – „Так точно, ваше превосходительство, – ответил он. – Люблю Царя и отечество и хочу победы русскому оружию“. – „А знаешь ли ты, – продолжал я, – кто злейший враг царя и России, кто мешает нам воевать, кто нам сажает Штюрмеров и всяких немцев в правители, кто царицу в руки забрал и через нее расправляется с Россией?“ Лицо городового сразу оживилось. – „Так точно, – говорит, – знаю, Гришка Распутин“. – „Ну, братец, его уже нет: мы его убили и стреляли сейчас по нем. Ты слышал; но можешь сказать, если тебя спросят: „знать не знаю и ведать не ведаю“ Сумеешь ли ты нас не выдать и молчать?“ Он призадумался. – „Так что, ваше превосходительство, если спросят меня не под присягою, то ничего не скажу, а коли на присягу поведут, тут делать нечего, раскрою всю правду. Грех соврать будет“. Я понял, что всякие разговоры не приведут ни к чему и, узнав от него, что дежурство его кончается через полчаса, и что полицмейстером этого района является полковник Григорьев, человек, насколько я знал, очень порядочный и хорошей семьи, я отпустил его с миром, решив положиться на судьбу в дальнейшем» (там же, стр. 84—85).]. После подбежал Юсупов и в истерике начал бить его килограммовой резиновой гирей. Когда Распутин перестал подавать признаки жизни и недвижимо лежал на снегу, заговорщики завернули его в штору, обмотали веревкой и засунули в машину. Есть предположение, что после некоторого времени Распутин опять стал подавать признаки жизни, тогда О. Рейнер произвел выстрел в упор в лоб. После всего тело отвезли подальше от места происшествия и бросили с Большого Петровского моста в реку, при этом один ботинок соскочил с ноги Распутина и остался на льду, по нему позже полиция быстро нашла тело.

Во дворе тянулась широкая кровавая полоса. Напротив Юсуповского дворца – полицейский участок. Городовой, привлеченный выстрелом, спешил узнать у князя, что же случилось. Чтобы объяснить кровь и выстрелы, Юсупов, на месте кровавых следов Распутина, убивает свою собаку и говорит полицейскому, что она набросилась на его гостей, и ее пришлось убить. Отсюда и выстрелы. Позднее, когда Феликса спросит доктор Е. С. Боткин, «бывают ли у него угрызения совести? Ведь вы всё-таки человека убили», он ответит: «Никогда. Я ведь собаку убил»[196 - Боханов А. Н. Правда о Григории Распутине. Против фальсификации российской истории. Москва, Русский издательский мир, 2011, стр. 467.].

Не желая расставаться со своим Другом даже после его смерти, Александра Фёдоровна приказала похоронить тело Распутина в Царском Селе, в углу императорского парка. С приходом к власти Керенского труп был сожжен[197 - «23 марта 1917 г. Вчера вечером гроб Распутина был тайно перенесен из царско-сельской часовни в Парголовский лес, в пятнадцати верстах от Петрограда. Там на прогалине несколько солдат под командой саперного офицера соорудили большой костер из сосновых ветвей. Отбив крышку гроба, они палками вытащили труп, так как не решались коснутся его руками, вследствие его разложения и не без труда втащили его на костер. Затем, все полили керосином и зажгли. Сожжение продолжалось больше шести часов, вплоть до зари. Несмотря на ледяной ветер, на томительную длительность операции, несмотря на клубы едкого, зловонного дыма, исходившего от костра, несколько сот мужиков всю ночь толпами стояли вокруг костра, боязливые, неподвижные, с оцепенением растерянности наблюдая святотатственное пламя, медленно пожиравшее мученика „старца“, друга царя и царицы, „божьего человека“. Когда пламя сделало свое дело, солдаты собрали пепел и погребли его под снегом» (Палеолог Ж. М. Распутин. Воспоминания. Пер. с фр. Ф. Ге. Предис. П. С. Когана. Москва, Девятое января, 1923, стр. 120).].

Следователь по особо важным делам при Петроградском окружном суде В. А. Середа, ведавший следствием по данному делу, позже сказал великому князю Андрею Владимировичу, что «он много видел преступлений умных и глупых, но такого бестолкового поведения соучастников, как в данном деле, он не видел за всю свою практику». Понимая неординарность порученного дела, он как бы ставил себя на место совершивших преступление: «Ежели они решили выдумать легенду для отвода глаз, то ее следовало бы разработать детально и всем держаться того же, а не говорить все разное»[198 - Источник. Документы русской истории: приложение к российскому историко-публицистическому журналу «Родина». 1998. №3. Москва. «Позорное время переживаем». Из дневника великого князя Андрея Владимировича Романова. С. 47.].

На убийство «святого старца» русский народ отреагировал со свойственным ему православным мироощущениям. В отчете полиции указывается о множестве людей, устремившихся к реке Малая Невка. Они набирали воду в свои ведра и фляги, где еще недавно плавал труп Распутина, по поверью желая с водой получить и его «святую» силу. P.S.: распутинско-марксистскую силу…

Духовный настрой русского народа, красной нитью в неизмененном виде проходившей через призму столетий, как нельзя лучше продемонстрировал в своих произведениях Н. В. Гоголь (1809—1852). В его мистифицированных сюжетах показано не только бесовское состояние общества, но и весь церковный мир духовного ужаса, церковной бесовщины в преклонение ею перед «святой» мистикой, напрочь отвергавшее любое осмысление бытия.

Александра Фёдоровна была вне себя от гнева, она требовала от Протопопова немедленного расстрела преступников, но тот «советовал дождаться возвращения из Ставки Николая»[199 - Распутина М. Г. Почему?: воспоминания дочери. Москва, Захаров, 2005, стр. 347.]. Закон гласил, что в случае группового дела все участники судятся той судебной инстанцией, в юрисдикции которой находится подельник, занимающий наиболее высокое положение. В данном случае наиболее высокое положение занимал великий князь Дмитрий Павлович. Особого суда для членов императорской фамилии в России предусмотрено не было: их участь, согласно существующей традиции, решал только царь. Дело об убийстве Распутина передали Николаю, тот, не желавший всему придавать огласку, похоронил его в бумагах своей личной канцелярии.

Император не хотел раскрывать того факта, что даже члены его семьи были настроены против царя. С. Л. Фирсов полагал: «Император искренне считал себя религиозно ответственным только перед Богом. Признать же Гр. Распутина еретиком или просто пойти навстречу общественному мнению, требовавшему удалить „старца“, значило по большому счету признать и в отсутствии религиозной интуиции и, следовательно, усомниться в собственных религиозных правах (как Помазанника Божия и Верховного Ктитора главенствующей конфессии). Для искренно верующего человека, каким был император Николай II, подобное признание было невозможно»[200 - Фирсов С. Л. Православная церковь и государство в последнее десятилетие существования самодержавия в России. СПб. РХГИ, 1996, стр. 205—206.].

Спустя несколько дней после покушения, получив от царя предписание удалится в свое имение Грушевку, Николай Михайлович воскликнул пришедшему Шаховскому: «Меня ссылают в Грушевку. Александра Федоровна торжествуй. Но надолго ли стерва удержит власть?»[201 - Позднышев С. Д. Распни Его. Париж, 1952, стр. 229.] 23 декабря он записал в своем дневнике: «Не могу еще разобраться в психике молодых людей. Безусловно они невропаты, какне-то эстеты, и все, что они совершили, – хотя очистили воздух, но – полумера, так как надо обязательно покончить и с Александрой Федоровной и с Протопоповым. Вот видите, снова у меня мелькают замыслы убийств, не вполне еще определенные, но логически необходимые, иначе может быть еще хуже, чем было»[202 - Красный архив. 1931. Т. 6 (49). Записки Н. М. Романова. С. 102.]. Прибыв в свое имение Грушевку, великий князь выразил «сожаление, что они не докончили начатого истребления, и результаты – только отрицательные – уже налицо. Подождем»[203 - Там же, стр. 103. «Бешеный поток проклятий, сорвавшийся с великокняжеских уст, подхватил „свет“. Вспышка ненависти к Царице, как расплавленный металл, наполнила чувства салонной аристократической знати. „Не желаем терпеть власть узкой, больной психопатки“, кричали повсюду с зубовным скрежетом. „Не желаем, чтобы нами управляла своенравная, властолюбивая, сумасшедшая немка“ … „Не желаем, чтобы шайка авантюристов позорила Россию. Протестуем, протестуем, чорт побери“ … „Vous vous croyez une Marie Therese, mais vous vous trompez. Vous devez ne vous occuper que des enfants et des meres“ [Вы считаете себя Марией Терезой, но вы ошибаетесь. Вы должны заботиться только о детях и матерях], – написал Царице в обширном, на тридцати страницах, дерзком послании, обер-егермейстер Иван Петрович Балашев. Второго января Государыню посетила обер-гофмейстерина Е. А. Нарышкина. Начавшийся Новый Год не сулил ничего добраго. Царица была разстроена, раздражена, чувствовала упадок сил. Она жаловалась на людскую несправедливость, неправду, и неблагодарность. Она негодовала на высшее общество, но больше всего на членов династии, демонстративно не пришедших поздравить Государя. На глазах ея то и дело навертывались слезы. – Мне так безумно жаль Государя. Он такой мягкий, добрый, кроткий, сердечный, отзывчивый, полный самоотречения. Он работает сверх сил человеческих; ему нужен душевный покой, а они отравляют ему существование… Нарышкина искренно, от всей души, жалела несчастную, измученную, издерганную и уставшую женщину. Хотела утешить, но и не могла скрыть правды. – Государыня, мы переживаем время очень тревожное и неспокойное. Все озлоблены. Чернь ведет себя возбужденно и дерзко. Положение очень опасное. Вы знаете мою преданность и любовь к Государю и к Вам. Это облегчает мне сказать то, что повелевает долг. Против Вас в обществе царит слишком острое недовольство и раздражение. Можно опасаться непоправимых последствий. Это будет ужасно. Я осмеливаюсь подать совет Вам и Государю: „уступите Думе; пойдите навстречу пожеланиям страны. Вам будет лучше“. – Нет, нет и нет, – с жаром воскликнула Царица. – Si nous cedons d’une ligne, demain il n’aura plus d’Enipereur, plus de Russie, plus de rien… Il faut etre ferme et montrer que nous sommes les maitres [Если мы уступим в чем-то, завтра у него больше не будет ни власти, ни России, ни чего-либо еще… Мы должны быть твердыми и показать, что мы хозяева]. Я знаю, меня многие ненавидят. Ну что ж, Бог нас разсудит… Крупныя слезы заполнили ея голубые глаза и она снова заплакала» (Позднышев С. Д. Распни Его. Париж, 1952, стр. 229—230).].

Татьяна Мельник (урожденная Боткин) в воспоминаниях пишет, что дело было даже не в Распутине, что он непосредственно лишь оказался лакмусовой бумажкой общей тенденции отсталости царского правления: «Совершенно не хочу оправдывать Распутина; это был нечестный, хитрый и распущенный мужик, обладавший, несомненно, умением влиять на окружающих, а, главное, разыгрывать какую угодно роль… В публике постоянно говорили: „Почему же ей не скажут?“ Беда в том, что о Распутине говорили и говорили слишком много, и этими разговорами его создали. Таково было мнение моего отца и многих людей, близко знавших Царскую Семью. Мой отец говорил: „Если бы не было Распутина, то противники Царской Семьи и подготовители революции создали бы его своими разговорами из Вырубовой, не будь Вырубовой, из меня, из кого хочешь“»[204 - Мельник Т. Е. Воспоминания о царской семье и ея жизни до и после революции. Белград, изд. Всеславянскаго книжнаго магазина М. И. Стефанович и К?, 1921, стр. 20—21.]. Другими словами, отсталая система культивировала отсталость и тем становилась для всех наглядно отсталой, со стремлением избавления от этого анахронизма.

Н. А. Врангель позднее вспоминал: «В беседе о XVIII столетии, о частых дворцовых переворотах того времени один из близких к Царю высказал мнение, что эти перевороты были только неизбежным полезным коррективом абсолютизма. „Они менее вредны, чем революции“»[205 - Врангель Н. Е. Воспоминания: От крепостного права до большевиков. Вступит. ст., коммент. и подгот. текста А. Зейде. Москва, Новое литературное обозрение, 2003, стр. 333.]. Исторический характер рассуждения позволяет предположить, что оно принадлежит великому князю Николаю Михайловичу, профессионально занимавшемуся историей российского абсолютизма. Вместе с тем можно понять автора этих мыслей желанием изменить движение страны, подразумевая под этим движение к ее процветанию. Но в действительности не все хорошо, что говориться – хорошо. Например, на мнение о полезности дворцовых переворотов в России следует заметить совершенно обратное явление. Ни Елизавета, ни Екатерина II, ни Александр I не претерпели ни какой-либо корректировки своей безграничной власти, а вместе с тем лишь были пронизаны страхом, что с ними может произойти то же самое, и потому вели политику лелеяния класса дворян, охраны и увеличения их прав и привилегий, наоборот тормозившее развитие государства. Поэтому, что перевороты, что тянувшаяся заторможенность общества, все это является единым фактором его внутреннего состояния болезнености (с проявлениями в острые обострившиеся моменты этой болезни состоянием конвульсий и припадков), и поэтому в перевороте-лечении нуждается не одна составляющая общества, а все общество…

Но общество винило одного. Хотя, как замечает журналист Илья Василевский, «были бездарны все сановники и министры, и была бездарна вся история страны, и самая страна. И что же было делать, если при дворе был всего один талантливый человек, да и то Распутин, если по всей России нельзя было найти ни одного неворующеrо пристава, ни одного не ломающего ребер урядника! Если Россия – страна самого лучшего в мире балета, самой проникновенной в мире литературы – так и оставалась все же самой нищей, самой грязной, самой несчастной в Европе страной; и русский земледелец не умел обрабатывать землю, и русский рабочий не умел и не любил работать, и русский интеллигент был „чеховский и ноющий“. И, когда в Пастеровском институте, в Париже, для опытов нужны были насекомые, распространители тифа, – их неизменно выписывали именно из России»[206 - Василевский И. М. (Не-Буква). Николай II. Петроград – Москва, Петроград, 1923, стр. 139—140.].

За не людоедство тот же Василевский прозвал Николая II Епиходовым (из пьесы Чехова «Вишневый сад») – конторщиком, который «обижен на судьбу»: «Николай II это был Епиходов. „22 несчастья“ неустанно преследовали его. Это был Антон Горемыка на троне. / И возле этого Антона Горемыки – бок о бок, рядом с ним оказался вдобавок Григорий Распутин…»[207 - Там же, стр. 140.]

24 декабря 1916 г. супруга М. В. Родзянко написала письмо к З. Н. Юсуповой, в котором говорилось «Несмотря на весь окружающий нас мрак, я твердо верю, что мы выйдем победителями как в борьбе с внешними врагами, так и с внутренними. Не может святая Русь погибнуть от шайки сумасшедших и низких людей: слишком много пролито благородной крови во славу и честь России, чтобы дьявольская сила взяла вверх»[208 - Юсупов Ф. Ф. Загадка убийства Распутина. Записки князя Юсупова: (правда и вымысел о гибели «великого старца»: сборник). Сост., коммент. В.М, Хрусталев. Москва, АСТ, 2014, стр. 135—136.].

На верхах готовился переворот. В недрах консервативно-монархического движения обсуждался в частности, вариант с походом четырех гвардейских полков на Царское Село и последующий передачей престола Алексею при регентстве Николая Николаевича. Думские либералы, в свою очередь, предпочитали видеть в качестве регента брата царя Михаила Александровича.

Политический деятель, историк, социал-демократ* и большевик, М. Н. Покровский факт убийства Распутина разъяснял по-своему: «Убийство Распутина отнюдь не было „взрывом негодования“, как хотели его инсценировать Пуришкевич и К-о. Это был необходимый предварительный шаг к государственному перевороту, для непосредственного осуществления которого были предназначены ген. Крымов и его офицерская банда. Заговорщики прекрасно понимали, что убить Николая одного значило только понапрасну „грех на душу взять“. Пока оставалась в живых фурия Царскаго Села с вдохновляющим ее хитрым сибирским колдуном, самодержавие было еще более, чем боеспособно»[209 - Красный архив. 1923. Т. 4. Семейная переписка Романовых. С. 157.]. Все социал-демократы* очень ревностно следили за всем тем, что могло было поспособствовать внутри династическому перевороту власти и изменению государственного курса. Приехавший с фронта генерал Крымов рассказал Родзянко и другим членам Думы о катастрофическом настроении армии и даже о желании переворота. После этого разговоры о готовящемся перевороте стали еще более настойчивыми. Многие при этом были совершенно убеждены, что переворот готовит именно Родзянко и что ему в этом помогают многие из гвардейских офицеров и английский посол Дж. Бьюкенен.

Феликс Юсупов довольно прозрачно говорил о намечающемся перевороте в своих мемуарах: «Участие великого князя Дмитрия Павловича в заговоре против Распутина, в силу целого ряда причин, я придавал большое значение, – далее его речь возвращается к ситуации в стране. – Я считал, что нужно быть готовым к самым печальным возможностям, к самым роковым событиям, но не терял надежды на то, что уничтожение Распутина спасет царскую семью, откроет глаза государя и он, пробудившись от страшного распутинского гипноза, поведет Россию к победе»[210 - Юсупов Ф. Ф. Конец Распутина. Воспоминания. Париж, 1927. Репринтное произведение. Москва, ИПО Профиздат. Агенство «КомпьютерПресс», 1990, стр. стр. 50.].

Ф. Юсупов чутко подметил ситуацию гипноза, слишком очевидно прослеживающуюся на царской семье. Но то лишь было отражением общей ситуации в стране, ситуации гипноза бога Севера.

Председатель IV Думы М. В. Родзянко так описал происходившие события: «Событие 17 декабря – убийство Распутина – можно с полным правом считать началом второй русской революции. Нет сомнений, что виновные в этом убийстве руководствовались патриотическими мотивами… Они считали своим священным долгом избавить императорскую семью и Россию от гипноза, во власти которого они пребывали. Результат, однако, оказался прямо противоположен их ожиданиям. Народ увидел, что борьба за интересы России может вестись только террористическими средствами, а легальные методы не достигают результата»[211 - Rodzianko М. The Reign of Rasputin. L.: Philpot, 1927. P. 236; Эткинд А. М. Хлыст. Секты, литература и революция. Москва, Новое литературное обозрение, 1998, стр. 617.].

Несмотря на то, что от Распутина избавились, распутинщина, как своего рода гипноз на отверженность Бога, из страны никуда не исчезла, а вместе с ней не исчезла и та выстроенная система безответственности управления государством. Успешное положение на фронтах, достигаемые неисчисляемыми жертвами, к концу 1916 г. перевешивало новым экономическим кризисом внутри страны.

Российская армия на начало войны насчитывала 2 млн 749 тыс. человек (из них 38 тыс. офицеров) и все руководство страны было уверено в своей хорошей боевой способности и быстрой победы любой военной кампании. Но на деле все оказалось не так. Когда русская армия встретилась с немецкой, такой же по численности, она потерпела поражение. Сказался недостаток оружия, невысокая подготовка офицеров в командовании солдат, которые не могли справиться с элементарными машинами и огромные проблемы материально-технического обеспечения. Все военный запасы были заготовлены на трехмесячный срок. Но затянувшаяся война сделала сильный удар и по армии и по тылу. К лету 1916 г. на фронт было мобилизовано почти 3 млн человек – реквизировано 2,5 млн лошадей. В результате резко сократились посевные площади. Повсеместный транспортный кризис стал влиять на подвоз продовольствия в городе. Существенно дестабилизировалась финансовое состояние страны. Вследствие всего цена на все виды товаров резко возросли.

Состояние страны к зиме 1916—1917 гг. видно из показаний А. Д. Протопопова Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства: «Финансы расстроены, товарообмен нарушен, производительность страны – на громадную убыль… Пути сообщения в полном расстройстве, что чрезвычайно осложнило экономическое и военное положение. Двоевластие (ставка и министерство) на железных дорогах привело к ужасающим беспорядкам (помнится, на сети фронта коэффициент вагонов на версту был 17, а внутри страны – 6). Зимою 1916 г., вследствие заноса, под снегом было 60.000 вагонов с топливом, продовольствием и фуражом. Наборы обезлюдили деревню, остановили землеобрабатывающую промышленность; ощутился громадный недостаток рабочей силы, пополнялось это пленными и наемным трудом персов и китайцев. Города голодали, торговля была задавлена, постоянно под страхом реквизиций… товара было мало, цены росли, развивалась продажа „из-под полы“, получалось „мародерство“… Армия устала, недостатки всего понижали ее дух… Упорядочить дело было некому… при общей розни среди исполнителей власти…»[212 - Падение царского режима. Стенографические отчеты допросов и показаний, данных в 1917 г. в Чрезвычайной Следственной Комиссии Временного Правительства. Редакция П. Е. Щеголева. Т. IV. Москва – Ленинград, Госиздат, 1926, стр. 21—22. Полный текст. «Если разбирать положение страны в последние годы монархии (в особенности последний год), мы увидим картину полного государственного несчастья. Финансы расстроены, товарообмен нарушен, производитеяьность страны – на громадную убыль; необходимость полного напряжения сил страны сначала не сознана властью, а когда не замечать этого стало нельзя – не было уменья сойти с „приказа“ старого, казенного трафарета. Пути сообщения в полном расстройстве, что чрезвычайно осложнило экономическое и военное положение. Двоевластие (ставка и министерство) на железных дорогах привело к ужасающим беспорядкам (помнится, на сети фронта коэффициент вагонов на версту был 17, а внутри страны – 6). Зимою 1916 г., вследствие заноса, под снегом было 60.000 вагонов с топливом, продовольствием и фуражом. Наборы обезлюдили деревню, остановили. землеобрабатывающую промышленность; ощутился громадный недостаток рабочей силы, пополнялось это пленными и наемным трудом персов и китайцев. Распределение их было случайное, без плана и особого учетного для себя органа. В совете министров часто упрекали друг друга в „захвате“ себе пленных в ущерб другому ведомству. Призыв инородческого населения Закаспийской области привел к бунту, ибо проведен был без согласования с особыми условиями быта народов и того края. Общий урожай в России зерна превышал потребность войска и населения, между тем, система запрета вывозов сложная, многоэтажная, реквизиции, коими злоупотребляли, и расстройство перевоза создали местами голод, дороговизну товаров и общее недовольство. Упорядочить дело было некому. Всюду было будто бы начальство, которое распоряжалось, и этого начальства было много, но направляющей воли, плана, системы не было и быть не могло при общей розни среди исполнительной власти и при отсутствии законодательной работы и действительного контроля за работою министров. Верховная власть перестала быть источником жизни и света. Она была в плену у дурных влияний и дурных сил. Движения она не давала. Совет министров имел обветшавших председателей, которые не могли дать направления работам совета. Министры, подчас опытные и энергичные, обратились в искателей и ведомственных стражей. Хорошие начинания некоторых встречали осуждение и сверху, и снизу – и они уходили. Дурное не указывалось, ошибки не ставились на вид, работа не шла; а жизнь летела, она требовала ответа; в меха старые нельзя было влить нового вина. Идеалы правых сводились к созданию живой двигательной силы из единой воли царя. Эти идеалы, в сущности, встречали его симпатии (хотя форм он не нарушил бы). Но строй уже не допускал такого импульса; со стороны монарха получался конфликт с Думою, 87 статья и нарушение прав народных представителей. Дума не могла работать – она критиковала власть, критиковала жестоко, а власть ставила ей в укор отсутствие законодательной работы и, защищаясь, прибегала к перерывам, указывая на то, что критика власти поднимает настроение страны. Получилось так: правительство делает ошибку, Дума другую, правительство – третью и т.д., работы же, столь необходимой в минуты крайности, – власть не давала. Эту работу захватили общественные организации: они стали „за власть“, но полного труда, облеченного законом в форму, они дать не могли, и их усилия тоже были не достаточны по условиям дня. Положение угрожало катастрофой: она должна была наступить, как думали некоторые, – после войны, но наступила раньше. Все слои населения были недовольны. Многим казалось, что только деревня богата, но товару в деревню не шло, его не было, и деревня своего хлеба не выпускала. Говорят, даже прятали. Но и деревня без мужей, братьев, сыновей и даже подростков тоже была несчастна. Города голодали, торговля была задавлена, постоянно под страхом реквизиций; в лесном деле, например, убыль определялась на 40% (частной заготовки). Единственного пути к установлению цен – конкуренции – не существовало; товара было мало, цены росли; таксы развили продажу „из-под полы“, получилось „мародерство“, не как коренная болезнь, а как проявление недостатка производства и товарообмена. Земледельцы, лишенные винокуренья и стесненные твердыми ценами с частым запретом продажи, были очень недовольны. Искусство, литература, ученый труд были под гнетом, рабочих превратили в солдат, солдат – в рабочих. Армия устала, недостатки всего понизили ее дух, а это не ведет к победе, которой тоже не хватало. Духовенство было недовольно: умные архиереи это понимали, а выборный от прихода священник не проходил: б. царь согласился на обеспечение духовенства деньгами, но реформу прихода откладывал. Евреи, в особенности, и инородцы вообще были не полноправны. Счастья не было никому. Бывший царь это инстинктивно чувствовал. Лозунг правых – „царь и народ“ был ему близок, но импульс к этой работе был дан не в ту сторону – сложность жизни требовала уже сложных форм управления, а воля 6. царя, направляемая правыми влияниями, шла к этой заботе путем, так сказать, революционным, будучи не в силах сделать что-либо одна. В общей разрухе последних месяцев министерство внутренних дел сыграло печальную роль. Министр, призванный к власти не сво6одным выбором 6. царя, а под влиянием, так называемых „темных сил“, быстро утратил популярность и не служил к укреплению доверия к правительству. Неопытный в громадном деле он допускал большие технические ошибки управления и бездействие власти, объединяющей все дела страны. Министерство же стало управляться другими людьми, стоящими во главе отдельных его частей. В среде самого правительства к нему относились недружелюбно, и это не сплачивало кабинета. Между тем именно министерство внутренних дел более других могло бы служить для этой цели, так как все министерства имеют к нему касательство. Министр приобрел, в известной мере, расположение 6. царя, и через него отчасти шли наверх правые влияния. Уход его и некоторых других министров, может быть, отодвинул бы наступление кризиса, но меры эти не встречали сочувствия 6. царя: это считалось уступкою невозможной во время войны. Надо все же сказать, что мера эта вряд ли бы остановила кризис надолго, так как люди, из которых могли быть избраны новые министры, дали бы те же общие явления, характерные для правительства „конца“, который наступил столь неожиданно. Думаю, что никто из министров не понял глубины движения, по крайней мере, я разговора об этом не слыхал. Протопопов» (С. 21—23).]

Председатель Думы М. Родзянко описывал ситуацию следующим образом: «С продовольствием стало совсем плохо. Города голодали, в деревнях сидели без сапог, и при этом все чувствовали, что в России всего вдоволь, но нельзя ничего достать из-за полного развала в тылу. Москва и Петроград сидели без мяса, а в это время в газетах писали, что в Сибири на станциях лежат битые туши и что весь этот запас в полмиллиона пудов сгниет при первой же оттепели. Все попытки земских организаций и отдельных лиц разбивались о преступное равнодушие или полное неумение что-либо сделать со стороны властей. Каждый министр и каждый начальник сваливали вину на кого-нибудь другого, и виновников нельзя было найти. Ничего, кроме временной остановки пассажирского движения, для улучшения продовольствия, правительство не могло придумать

… С начала января приехал с фронта генерал Крымов и просил дать ему возможность неофициальным образом осветить членам Думы катастрофическое положение армии и ее настроения. У меня собрались многие из депутатов, членов городского Совета и членов Особого Совещания… Грустной и жалкой была его исповедь. Крымов говорил, что пока не прояснится и не очистится политический горизонт, пока правительство не примет другого курса, пока не будет другого правительства, которому бы там, в армии, поверили, – не может быть надежд на победу. Войне определенно мешают в тылу, и временные успехи сводятся к нулю. Закончил Крымов приблизительно такими словами:

– Настроение в армии такое, что все с радостью будут приветствовать известия о перевороте

»[213 - Родзянко М. В. Крушение империи. Издание 2. Ленинград, Прибой, 1929, стр. 1 – 204, 2 – 204—205.].

7 января Родзянко докладывал Николаю II: «Из моего второго рапорта вы, ваше величество, могли усмотреть, что я считаю положение в государстве более опасным и критическим, чем когда-либо. Настроение во всей стране такое, что можно ожидать самых серьезных потрясений. Партий уже нет, и вся Россия в один голос требует перемены правительства и назначения ответственного премьера, облеченного доверием народа. Надо при взаимном доверии с палатами и общественными учреждениями наладить работу для победы над врагом и для устройства тыла. К нашему позору, в дни войны у нас во всем разруха. Правительства нет, системы нет, согласованности между тылом и фронтом до сих пор тоже нет. Куда ни посмотришь – злоупотребления и непорядки. Постоянная смена министров вызывает сперва растерянность, а потом равнодушие у всех служащих сверху донизу. В народе сознают, что вы удалили из правительства всех лиц, пользовавшихся доверием Думы и общественных кругов, и заменили их недостойными и неспособными. Вспомните, ваше величество, Поливанова, Сазонова, графа Игнатьева, Самарина, Щербатова, Наумова, – всех, кто был преданными слугами вашими и России и кто отстранен без всякой причины и вины… Вспомните таких старых государственных деятелей, как Голубев и Куломзин. Их сменили только потому, что они не закрывали рта честным голосам в Г. Совете. Точно умышленно все делается во вред России и на пользу ее врагов. Поневоле порождаются чудовищные слухи о существовании измены и шпионства за спиной армии. Вокруг вас, государь, не осталось ни одного надежного и честного человека: все лучшие удалены или ушли, а остались только те, которые пользуются дурной славой. Ни для кого не секрет, что императрица помимо вас отдает распоряжения по управлению государством, министры ездят к ней с докладом и что по ее желанию неугодные быстро летят со своих мест и заменяются людьми, совершенно неподготовленными. В стране растет негодование на императрицу и ненависть к ней… Ее считают сторонницей Германии, которую она охраняет. Об этом говорят даже среди простого народа…

– Дайте факты, – сказал государь, – нет фактов, подтверждающих ваши слова.

– Фактов нет, но все направление политики, которой так или иначе руководит ее величество, ведет к тому, что в народных умах складывается такое убеждение. Для спасения вашей семьи вам надо, ваше величество, найти способ отстранить императрицу от влияния на политические дела. Сердце русских людей терзается от предчувствия грозных событий, народ отворачивается от своего царя, потому что после стольких жертв и страданий, после всей пролитой крови народ видит, что ему готовятся новые испытания.