Попроси меня. Матриархат. Путь восхождения. Низость и вершина природы ступенчатости и ступень как аксиома существования царства свободы. Книга 7

В конце августа – начале сентября 1911 г. в Киеве должны были состояться торжества, приуроченные к 50-летию юбилея отмены крепостного права в России, с большими военными манёврами и открытием памятника Александру II. На эти празднества прибыла царская семья и все высшие государственные чины, которые в первые дни знакомились с историческими местами Киева. С утра 1 сентября были тревожные слухи о приезде в город террористов, готовивших покушение на Столыпина. Эту информацию поведал полиции её тайный осведомитель Д. Г. Богров, который после удаления недавно снова объявился. Богров – сын богатого киевского домовладельца-еврея, 24-х лет. Он окончил гимназию, учился на юридическом факультете Киевского университета, который окончил в 1910 г. С гимназических лет увлекался эсеро-анархистскими идеями, читал нелегальную литературу. В студенческие времена сошёлся с анархистами-коммунистами, принимал участие в нелегальных собраниях, на которых вынашивались планы террористических актов и экспроприации. В 1907 г. по доброй воле стал агентом Киевского охранного отделения, выдал полиции некоторые планы, имена и явки нелегалов, получая за работу денежные субсидии.

Полиция тщетно искала террористов целый день и по просьбе Богрова разрешила ему присутствовать вечером в Оперном театре. В этот день в городском театре шла опера Римского-Корсакова «Сказка о царе Салтане», на которую прибыли царь со старшими дочерями, министры, генералитет и представители высшего общества Киева. Богров должен был присутствовать в театре на случай личного опознания известных ему в лицо возможных террористов. Во время второго антракта, когда Столыпин у сцены разговаривал с министром императорского двора В. Б. Фредериксом, к ним подошел сам Богров и два раза выстрелил в премьера. Столыпина поместили в одну из киевских клиник, где 5 сентября он умер. Через четыре дня покойный был торжественно похоронен в Киево-Печерской лавре.

На допросе Богров не дал вразумительного ответа свои действиям, заявив лишь, что Столыпин является «главным виновником реакции». На вопрос, почему он снова занялся революционной деятельностью, заявил, что «отвечать не желает». Военный суд приговорил убийцу к высшей мере и 11 сентября 1911 г. его казнили повешением.

По этому делу было назначено сенатское расследование действий руководителей группы охраны и жандармерии, пустившей Богрова в театр с револьвером, где находились первые лица государства, но, по настоянию Николая II, дело было прекращено. В Думе заговорили об очередной «кровавой расправе». Монархист (!) В. Шульгин прямо обвинил охрану: «За последнее десятилетие мы имели целый ряд аналогичных фактов убийства русских сановников при содействии чинов политической охраны

… Столыпин, который по словам кн. Мещерскаго… говорил при жизни: „охранник меня убьет“… погиб от руки охранника, при содействии высших чинов охраны

»[71 - Убийство Столыпина. Свидетельства и документы. Сост. А. Серебренников. Издание 2. Нью-Йорк, Телекс, 1989, стр. 1 – 249, 2 – 252.].

Новым премьер-министром стал В. Н. Коковцов, сохранивший за собой пост финансового ведомства. Принимая его в Крымском поместье, Александра Фёдоровна цинично заметила: «Я уверена, что Столыпин умер, чтобы уступить место вам, и что это – для блага России»[72 - Милюков П. Н. Воспоминания. Москва, Политиздат, 1991, стр. 341.], – слова радости у человека, давно ожидавшего развязки тупиковой ситуации.

На фоне неспокойных политических событий и общественных настроений изменения режима в сторону поворота его к нуждам простого человека и в целом развития страны, в Иркутской области, недалеко от г. Бадайдо, на золотопромышленном прииске 4 апреля 1912 г. произошла история расстрела мирного шествия рабочих этого прииска, которые требовали улучшения условий труда. При шествии митингующие недоброжелательно кричали в адрес войск их охранявших и начальства прииска, что и было расценено как прямой угрозой. Число жертв трагедии точно не установлено. В социал-демократической* газете «Звезда» были указаны цифры, – ранено 196, убито 170.

В Думе известие о расстреле мирной демонстрации было встречено по-разному, правые депутаты поддержали действия местной власти, представители левых выразили негодование. Для расследования трагических событий было создано две комиссии: правительственная во главе с сенатором С. С. Манухиным и общественная под руководством неизвестного еще А. Ф. Керенского. В результате их работы выявились вопиющие нарушения и преступления со стороны администрации «Лензолото», а также местной власти. Ротмистрома жандармерии, отдававшего приказ на расстрел, разжаловали, однако из действительных виновников трагедии не наказали ни кого. Работа компании продолжалась даже в советское время. Сразу же после сообщения о расстреле рабочих И. В. Сталин писал в большевистской газете «Звезда» статью под заглавием «Тронулась!»: «Но всё имеет конец, – настал конец и терпению страны. / Ленские выстрелы разбили лёд молчания, и – тронулась река народного движения. / Тронулась!.. / Всё, что было злого и пагубного в современном режиме, все, чем болела многострадальная Россия – всё это собралось в одном в одном факте, в событиях на Лене»[73 - Сталин И. В. Сочинения. Том. 2. 1907—1913. Москва, Политическая литература, 1954, стр. 238.]. (Второй Ленский расстрел произошел в 1938 г., когда в борьбе с «врагами» народа «тройками» НКВД было убито 948 человек).

Со смертью Столыпина ожидалось затухание страстей, связанных с Распутиным. Однако всё оказалось наоборот. Вместо того чтобы на всё закрывать глаза, Коковцов продолжил дело Столыпина. Вскоре в печать просочились личные письма Александры Фёдоровны и великих княгинь к Распутину. Появилась обличительная статья богослова и журналиста М. А. Новоселова, в которой он открыто клеймил царского любимца: «„Quousque tandem abutere patientia nostra?“ [„Доколе же будешь злопупотреблять нашим терпением?“] Эти негодующие слова невольно вырываются из груди Православных Руских людей по адресу хитраго заговорщика против Святыни, Церкви и гнуснаго растлителя душ и телес человеческих, Григория Распутина, дерзко прикрывающагося этой самой Святыней Церковной… / Доколе, в самом деле, Святейший Синод, перед лицом котораго уже несколько лет уже разыгрывается этим проходимцем преступная трагикомедия, будет безмолвствовать и бездействовать? / Почему безмолвствует и бездействует он тогда, когда Божеская Заповедь – блюсти стадо от волков хищных, – казалось бы, с неотразимой силой должна была оказаться в сердцах Архипастырей, призванных право править слово Истины?! / Почему молчат Епископы, коим хорошо известна деятельность наглого обманщика и растлителя? Почему молчат они, „стражи Израилевы“, когда в письмах ко мне некоторые из них откровенно называют этого служителя лжи хлыстом, эротоманом, шарлатаном?.. / Где его „святейшество“, если он, по нерадению или малодушию не блюдет чистоты Веры в Церкви Божией и попускает развратному хлысту творить дело тьмы под личиной света? Где его „правящая десница“, если он и пальцем не хочет шевельнуть, чтобы низвергнуть дерзкаго растлителя и еретика из ограды Церковной? / Быть может, ему недостаточно известна деятельность Григория Распутина? В таком случае прошу прощения за негодующее, дерзновенное слова и почтительно предлагаю Высшему Церковному Учреждению вызвать меня для представления данных, доказывающих истинность моей оценки хитраго обольстителя»[74 - Голос Москвы. 1912. №19. 24 января. М. Новоселов. Голос Православного мирянина.].

Несмотря на конфискацию, уцелевшие материалы Новоселова разошлись в обеих столицах за баснословные деньги. Председатель думы А. И. Гучков предложил депутатам внести запрос в правительство о незаконности требований к прессе не печатать статьи по поводу Распутина. Предложение было принято абсолютным большинством, против подан один голос. Распутин впервые объединил всю Думу. После запроса Гучкова, в прессе буквально начался обвал публикаций о «старце». Цензура конфисковала номера, издатели с удовольствием платили штрафы, читатели охотились за запрещенными газетами, тиражи росли. Имя Распутина становилось нарицательным. Гучков на этом не остановился. 9 марта 1912 г. он выступил в Думе с речью о драме в верхах: «Вы все знаете, какую тяжелую драму переживает Россия… а в центре этой драмы загадочная трагикомическая фигура – точно выходец с того света или пережиток темноты веков… Быть может, изувер сектант, творящий свое темное дело, быть может, проходимец-плут, обделывающий свои темные делишки. Какими путями достиг этот человек центральной позиции, захватив такое влияние, перед которым склоняются высшие носители государственной и церковной власти? (Голоса слева: целуйте ручки). Вдумайтесь только, кто же хозяйничает в верхах, кто вертит ту ось, которая тащит за собою (Марков 2, с места: это бабьи сплетни) и смену направлений, и смену лиц, падение одних, возвышение других… Но Григорий Распутин не одинок; разве за его спиной не стоит целая банда, пестрая и неожиданная компания, взявшая на откуп и его личность, и его чары?.. Это целое коммерческое предприятие, умело и тонко ведущее свою игру. И перед этой картиной наш долг крикнуть слова предостережения: церковь в опасности и в опасности государство. Ведь никакая революционная и анти-церковная пропаганда в течение ряда лет не могла бы сделать того, что достигается событиями последних дней (голоса: верно)…»[75 - Государственная Дума. Третий созыв. Стенографические отчеты 1912 г. Сессия пятая. Часть III. Заседания 84—119 (с 5 марта по 28 апреля 1912 г.) СПб, тип. Государственная, 1912, стр. 583—584.] P.S.: – что делает сама церковь…

После такого выступления царь был взбешен, его единственное желание было всех неугодных, унижающих достоинство его и его семьи, перевешать с А. И. Гучковым и М. В. Родзянко, приготовившие ему доклад о доказанной вине Распутина.

Всю вину за дискредитацию царской фамилии императрица возложила на В. Коковцова. Она просто не могла понять, почему премьер-министр своею властью не может положить конец нападкам на Распутина, издав соответствующий указ от имени царя. Вскоре она утвердилась в мысли, что В. Коковцов либо сам организует нападки на Распутина, либо своим бездействием попустительствует этому, а потому, и в том и в другом случае, является врагом царской семьи. Несмотря на благоприятные экономические показатели страны, в чём была заслуга и нового премьер-министра, в январе 1914 г. В. Коковцов был заменён на глубокого старика И. Горемыкина, которого не уважали ни собственно министры, ни Государственная дума. Но у него было весьма ценное, с точки зрения императорской четы, качество: полное отсутствие собственного мнения и слепое исполнение любых желаний царского двора.

Три последующих года после смерти Столыпина были благоприятными годами в экономическом развитии страны. Если общий сбор зерновых в 1908—1912 гг. в среднем составлял 45.555 млн пудов, то в 1912 г. он достиг 55.805 млн пудов, а в 1913 г. – 56.370 млн пудов. Экспорт зерновых составил в 1912 г. 548,4 млн пудов, в 1913 – 647,8 млн пудов. Расходы из казны по оказанию агрономической помощи и распространению сельскохозяйственного образования резко возрастают: в 1908 г. они составили 5702 тыс. руб., а в 1913 г. уже – 29.055 тыс. руб.

В результате революционных событий 1905 г. отечественная промышленность, попавшая в 1900 г. в полосу мирового финансового кризиса, выходила из экономической депрессии дольше и в некоторых отношениях более острее, чем в развитых европейских странах. Это наглядно отразила статистика акционерного учредительства. В 1908 г. в России было зарегистрировано 123 компании, в 1909 г. – 130, в 1910 г. – 206, в 1911 г. – 277, в 1912 г. – 361, в 1913 г. – 374. Вначале 1914 г. в стране работало около 3 тыс. акционерных компаний с общим капиталом 4538 млн руб. Таких темпов акционерного учредительства в то время не знала ни одна страна в мире.

Курсы дивидендных бумаг отечественных компаний при свободной котировке неизменно показывали рост. В этот предвоенный период возникает прослойка держателей негарантированных правительством ценных бумаг. Появляется новая социальная группа – мелкий акционер. Многие фирмы, улавливая изменения, начинают выпускать на рынок продаж вместо традиционных 250-рублевых акции сравнительно невысокого номинала в 100, 75, 50, 25 и 10 рублей.

Увеличивается стоимость промышленных фондов России. Если в 1908 г. стоимость промышленных сооружений оценивалась в 1610 млн руб., стоимость оборудования в 1283 млн руб., сырья и товаров – 1737 млн руб., то в 1913 г. стоимость сооружений оценивалась в 2185 млн руб., оборудования – 1785 млн руб., товаров – 2558 млн руб.

В 1913 г. доходы страны превышали расходы почти на 400 млн руб. Если расходная часть бюджета в 1900 г. составляла 1459,3 млн руб., то в 1913 году – 3094,2 млн руб. Самыми крупными статьями расхода являлись военные нужды, составляющие до 28% (в 1913 г. военные расходы Германии, Англии и Франции составляли, соответственно, 27,35 и 27 процентов государственных средств).

Расходы Главного управления землеустройства и земледелия (ведавшего реализацией столыпинской земельной программы) в 1911 г. по сравнению с 1900 г. увеличился на 338%, а доля расходов по Министерству народного просвещения в бюджете поднялось с 2,1% в 1900 г. до 14,6 в 1913 г.

Россия уверено превращалась в аграрно-индустриальную страну. В 1913 г. в структуре народного дохода на долю сельского хозяйства приходилось чуть более 50%, все остальное падало на долю промышленности, транспорта, торговли.

Однако при всех достижениях народного хозяйства интеллигенция в той или иной степени смотрела на сам факт существования в России монархии как отягощающий народ в собственном развитии. Служить отечеству были готовы все, но служить царю, этому символу вечному противостояния народа, тем более с омерзительной историей «святого» распутства, у последнего императора убежденных монархистов оставалось все меньше и меньше.

В начале ХХ в. в ходе борьбы за сферы влияния, источники сырья, рынки сбыта, обеспечения собственной безопасности и, наоборот, мирового господства отношения между ведущими европейскими державами достигли своего обострения. Недавно возникшая объединенная Германия все сильнее и явственней влияла на экономическую и политическую ситуацию в Европе, что вызывало неудовольствие и в Лондоне и в Париже. Еще в 1879—1882 гг. тройственный союз объединил Германию, Австро-Венгрию и Италию против Франции и России. В свою очередь в 1891—1893 гг. Франция и Россия подписали между собой союзный договор. Англия до поры не вступала ни в какие блоки, но нарастающие англо-германские противоречия заставили ее пересмотреть свои позиции, оставаться в состоянии «блестящего одиночества» Великобритании становилось все труднее. Мощное наращивание вооружений Германией, в том числе и создание сильного военно-морского флота, делало старое географическое ее преимущество (островной удаленности) призрачным. В 1904 г. преодолев разногласия Англия заключает соглашение с Францией. Это открывало возможность сблизить позиции между Лондоном и Санкт-Петербургом.

В 1906 г. по дипломатическим каналам начал развиваться диалог между Англией и Россией, а 18 августа 1907 г. подписали договор. Англия отказывалась от прав на Тибет (формально находившийся в составе Китая, но фактически состоявший в подчинении англичан, обе страны признали в этом районе суверенитет Китая). Россия отказывалась от притязаний на Афганистан (державы обязались уважать неприкосновенность и независимость этой страны). Были решены разногласия по Персии (северная часть признавалась сферой интересов России, восточная – Великобритании, центральная часть оставалась нейтральной зоной. Одновременно обе страны брали на себя обязательства гарантировать целостность и неприкосновенность Персии). К концу 1907 г. обозначилась коалиция, включающая Францию, Россию и Англию, получившая название «Тройственного союза» («Антанта»). В 1908 г. Россию с официальным визитом посетил английский король Эдуард VII, сын покойной королевы Виктории. Это был первый за всю историю визит английского монарха в Россию, второй визит состоялся лишь в 1994 г., когда Россию посетила королева Елизавета II. Поездка Эдуарда VII долго обсуждалась в Великобритании и реакция на нее была неоднозначной. По мнению великобританцев, Россия находилась «во власти деспотии» и «Его Величеству» не следовало демонстрировать свои симпатии. В конце концов, была изобретена форма визита родственных связей (Мария Фёдоровна приходилась сестрой английской королевы Александры, супруге Эдуарда VII, Александра Фёдоровна была внучкой королевы Виктории, сам Николай II приходился племянником королю Эдуарду VII и двоюродным братом королю Георгу V). Встреча состоялась в Ревеле, на рейде ревельского порта. На землю король и королева так и не ступили, все переговоры происходили на королевской и на царских яхтах.

Заключая соглашения с Францией и Англией, Россия прилагала усилия не стать врагом Германии. Николай II имел постоянную переписку с кайзером Вильгельмом II, личное знакомство с которым состоялось еще тогда, когда русский трон занимал Александр III, а кайзером Германии был Вильгельм I, дед Вильгельма II. Вильгельм II, еще до того, как стать королем Пруссии и императором Германии, пользовался незавидной репутацией среди родственников, которые считали его бездушным сумасбродным и солдафоном, человеком, способным на низость; когда в 1918 г. в Германии свершится революция и кайзер сбежит в Голландию, то на его родине появятся слухи, что он «был психически больным человеком». Несмотря на разницу в возрасте (Николай II был на 9 лет моложе) и разительную несхожесть характеров, все же чем-то они друг другу привлекали, между ними установились доверительные отношения. Здесь интересно проследить взаимосвязь витавшего в воздухе народного мнения: если Вильгельма II немцы считали психически больным человеком, то Николая II русские – умственно неполноценным. Это характеристика представителей своего народа есть не что иное, как отображающая характеристика двух народов самих себя, в чем-то ненормально схожих между собой.

По восшествию на престол Николая II, Германский император стал играть роль «старшего брата». Обращаясь в письмах друг к другу «друг Вилли» и «дорогой Ники», они использовали любой повод для личной встречи, на которых кайзер всегда давал советы, делал оценки, предлагал решения. Его навязчиво-назидательная манера общения раздражала, и Александра Фёдоровна с юности питала неприязнь к своему кузену.

Отстаивая необходимость тесных, дружественных отношений между Германией и Россией Вильгельм II считал, что Россия должна была уничтожить союз с Францией, отказаться от сближения с Англией и обратить свое внимание на Восток, в Азию, откуда Европе как бы угрожала «желтая опасность». Балканскую тему Германский император старался не развивать в переговорах и переписке с царем, зная, что она для России является чрезвычайно острой и больной. В 1905 г. Вильгельму II показалось, что разрушения франко-русского союза близко к достижению. В июне во время свидания в финских шхерах (небольшие, преимущественно скалистые острова) кайзер и царь подписали Бьёркский договор (от названия острова «Бьёрке»). В это время после поражения в русско-японской войне Николай II находился в подавленном состоянии. Внутри страны социальные волнения множились, во внешней политики ситуация также была неблагоприятная. Заключив в 1904 г. соглашение с Англией, Франция не оказала никакой помощи России.

Николаю II нужна была поддержка, которую и предложил Вильгельм II. Когда же с текстом соглашения ознакомились министр иностранных дел В. Н. Ламздорф, а затем премьер С. Ю. Витте, они убедили царя отказаться от договора, т.к. он явно противоречил интересам Франции. В ноябре 1905 г. царь направил Вильгельму II письмо, в котором вносил существенное изменение по 1-ому пункту договора (обязательно прийти на помощь союзнику в случае его войны), т.е. неприменении его в случае войны между Германией и Францией. Германская интрига потерпела неудачу. До Первой мировой войны разговоры о возможности русско-германского союза не стихали, но конкретных попыток заключения предпринято не было.

В 1908 г. Босния и Герцеговина могли выйти из Османского владычества и отойти к Сербии по средству революционного хаоса в Турции, но этому воспрепятствовала Австро-Венгрия. Обессиленная, не находившая нигде поддержки Турция в переговорах с Австро-Венгрией за солидную денежную компенсацию признала состоявшуюся аннексию. Россия после неудачной войны 1905 г. и последующими революционными событиями было не до проблем Балкан, выказав лишь ноты протеста.

Осенью 1912 г. разразился новый кризис на Балканах. К тому времени Турция еще сохраняла владения на Европейском континенте над Албанией, южной частью Болгарии (Фракия), и северными районами Греции (Эпир), Македонией. В октябре 1912 г. Болгария, Греция, Черногория и Сербия, видя ослабление Османской империи и скорую ее гибель, выставили против нее 600 тыс. армию, нанеся ей ряд поражений. Уже в ноябре остатки турецкой армии укрепились в 40 км от Стамбула. Турция запросила мира у бывших балканских вассалов и обратилась с воззванием к европейским странам, которые начали выказывать признаки беспокойства. Россию не устраивало, что Болгария, правящие круги которой были настроены антирусски, завладеют Стамбулом и станут хозяевами черноморских проливов, в жестких формах потребовала от Софии остановить наступление. Австрию и Черногорию не прельщал вариант усиления Сербии и австрийские войска начали концентрироваться на границе. В декабре 1912 г. воюющие стороны заключили перемирие. В Лондоне открылась конференция послов ведущих стран по выработке условий мира. Но в июне 1913 г. на Балканах вспыхнул новый конфликт. Победители в Первой балканской войне не смогли договориться о приемлемым для всех разделе «турецкого наследства». На этот раз была создана коалиция против Болгарии, объединившая Сербию, Грецию, Черногорию, их исторического врага Турцию, а также и Румынию. Они потребовали от прогерманского правительства Болгарии и царя Фердинанда I Кобургского территориальных уступок. В Берлине и в Вене ни о каких уступках и слышать не хотели. Заручившись поддержкой Германии и Австрии 30 июня 1913 г. Болгария на претензии ответила нападением на сербские и греческие позиции. В стороне от военного конфликта не остались другие балканские страны, отчего 29 июля Болгария капитулировала. В Бухаресте был заключен мир, по которому Болгария теряла свои значительные территории.

Несмотря на то, что война за «турецкое наследство» не переросла в общеевропейский конфликт, напряжение на международной арене не проходило. Достигнутое равновесие на Балканах было лишь временной передышкой, так как результат двух войн не устраивал ни самих непосредственных участников, ни их покровителей в Вене, Берлине, Лондоне и Санкт-Петербурге. Наступивший мир был временным, и это понимали все.

В этом конфликте России удалось избежать прямой вовлеченности в балканские дела, выступая лишь в роли уступчивой дипломатии. Александра Фёдоровна прекрасно понимала, что на Балканах Россия встретится с упорством Австрии и Германии, а вслед за настроениями царицы и «Небеса» настаивали на худом мире.

В мае 1913 г. Николай II прибыл в Берлин на свадьбу дочери кайзера принцессы Виктории-Луизы, выходившей замуж за герцога Брауншвейгского. Царь имел переговоры с Вильгельмом II, сказал ему, что Россия готова отказаться от своих претензий на черноморские проливы, сохранив их за Турцией, если Германия удержит Австрию от политики захватов на Балканах. Вильгельм II не дал вразумительного ответа на его предложение, очевидно уверенный в собственных силах и в собственную политику в Европе, – появившееся модное среди интеллигенции и верхов общества мировоззрение эволюционизма вкупе с евгеникой, опираясь на передовую немецкую философию, культуру, экономическую индустриализацию, только и подводила к мысли, что они, немцы, самая передовая, лучшая, часть мира, а соединенные вместе – это супернация, готовая идти к своей цели до конца. Так, к началу 1914 года обозначились контуры двух военно-политических осей: «Берлин – Вена» и «Лондон – Париж – Санкт-Петербург».

Начальник германского генерального штаба генерал Х. К. Мольтке в феврале 1914 года, писал: «Боевая готовность России со времени русско-японской войны сделала совершенно исключительные успехи и находится ныне на никогда еще не достигавшей высоте»[76 - Ольденбург С. С. Царствование Императора Николая II. Т. II. Часть III. Думская Монархия (1907—14 г.) Мюнхен, изд. Общества Распространения Русской Национальной и Патриотической Литературы, 1949, стр. 113.]. И в самом деле, к 1914 году Россия в целом находилась в благоприятно устойчивом положении. Экономически страна делала потрясающие успехи, в международной обстановке ее поддерживали такие ведущие державы, как Франция и Великобритания. Армия ее была самой многочисленной в Европе и вооружалась последними техническими новинками. Николай II чувствовал себя вполне уверенно.

Непосредственным поводом к началу войны стали Сараевские события. 28 июня 1914 г. Австро-Венгрия проводила в Боснии и Герцеговине военные маневры. На это представление прибыл наследник Австро-Венгерского престола эрцгерцог Франц Фердинанд с супругой. В тот же день они оба были убиты в г. Сараево членом националистической организации «Млада Босна», студентом Гаврило Принцип. Убийство эрцгерцога предвещало новым взрывом «балканского котла». «Ну, теперь мы сведем счеты с Сербией!»[77 - Козенко Б. Д., Садовая Г. М. Происхождение Первой мировой войны. Научно-популярный очерк истории. Самара, Самарский гос. универ., 2003, стр. 266.] – сказал министр иностранных дел Австро-Венгрии Л. Бертхольд.

Ситуация с покушением на убийство выглядела очень странной. Власти Сербии, получив сведения через агентуру, предупреждала Вену о готовившемся покушении, но австрийские спецслужбы ничего не сделали для его предотвращения. Мало того, по сведениям очевидцев сараевский визит был организован без соблюдения элементарных мер предосторожности. Кортеж перемещался по городу в открытом автомобиле, подробный его маршрут следования был опубликован в местных газетах. Все это не могло не быть на руку заговорщикам, хотя само покушение произошло в случайном месте.

Николай II был возмущен покушением на эрцгерцога, разделял негодование Вены и Берлина (переходящее в радость от появившегося формального повода), но считал, что правительство Сербии не виновато и что Австрия не может использовать эту ситуацию для дальнейших репрессий против нее. Однако почти трехнедельная работа русского Министерства иностранных дел и собственная переписка императора с Германским кайзером не привели к общему компромиссу. Текст ультиматума Сербии был утвержден в Вене еще 6 июля. Однако вручить его решили только 10 июля, после отъезда из Санкт-Петербурга французского президента Р. Пуанкаре, пребывшего в России с официальным визитом на 3 дня, чтобы ни дать возможности Франции и России сразу договориться о совместных действиях. Через час после отбытия Р. Пуанкаре на родину, австро-венгерский посланник в Белграде вручил сербскому правительству ультиматум: закрыть антиавстрийские организации, организовать расследование инцидента 28 июня (Западная Европа жила новым календарем), удалить из армии офицеров (предлогом послужило их участие в антиавстрийской пропаганде), допустить в Сербию австрийских чиновников для расследования обстоятельств убийства эрцгерцога, пропустить на свою территорию австрийские войска. Сербия тотчас обратилась за советом к России как к своей союзнице. Россия советовала частично принять условия ультиматума. Допустить растерзания дружественной страны это значит терять престиж России в мире. На это не мог пойти Николай II еще и по причине того, что эту кощунственную уступку не поймет по большей части в своей массе аппозиционная российская общественность. Сербия приняла все пункты ультиматума, кроме последнего. Это послужило поводом и 15 июля 1914 г. Австрия объявила войну Сербии.

Еще 12 июля Совет министров под председательством Николая II ввел в действие «Положение о подготовительном к войне периоде». Вечером того же дня членам комитета Генштаба было сообщено о решении царя «поддержать Сербию, хотя бы для этого пришлось объявить мобилизацию и начать военные действия, но не ранее перехода австрийскими войсками сербской границы»[78 - Международные отношения в эпоху империализма. Документы их архивов царского и временного правительств 1878—1917 гг. Серия III. Т. V. 1914—1917 гг. Москва – Ленинград, Гос. соц.-экон. изд-во, 1934, стр. 95.]. До 15 июля между кабинетами держав шли лихорадочные дипломатические переговоры, которые ничего уже не могли изменить. Франция готовилась к войне одновременно с Россией. Германия и Австро-Венгрия начали подготовку на две недели раньше. Англия привела свой военно-морской флот в состоянии боевой готовности.

16 июля в ответ на бомбардировку Белграда Россия объявила общую мобилизацию. В это время из Сибири от раненного и теперь лечившегося в Тобольске, Распутина приходит телеграмма с грозным предостережением в случае начала войны. Эта телеграмма подействовала на Николая II и приказ о мобилизации был отменен вечером того же дня. Среди министров и в Генеральном штабе началась паника. Царь никого не принимал. Наконец, двоюродный «Грозный» дядя, великий князь Николай Николаевич (внук Николая I), добился аудиенции. Он убедил царя в том, чего тот сам так давно хотел – исправить критическое положение популярности монархии волевым решением, сделать величайший подарок начавшемуся четвертому столетию его династии и всей России. То, что Турция в большой войне выступит против России, было абсолютно ясно. Поэтому предполагалось отобрать у турок столицу древней Византии – Константинополь, завладеть контролем над проливами, сделать Чёрное море внутренним русским. Из всего этого следовало, что на развалинах поверженной мусульманской империи Россия должна была стать объединителем всего православного мира. 17 июля Николая II принял министра иностранных дел С. Д. Сазонова и подтвердил согласие на общую мобилизацию. Узнав об этом, Германия в ультимативной форме 19 июля потребовала от России «отмены нашей мобилизации и ждет ответа через 12 часов»[79 - Дневник великого князя Константина Константиновича (К.Р.): 1911—1915. Отв. ред., сост., автор вступ. ст. В.М. Хрусталев. Коммент., В. М. Хрусталев, В. П. Кочетов. Москва, ПРОЗАиК, 2013, стр. 332.]. По истечению срока ультиматума, вечером того же дня, Германия объявила войну России. Ночью пришла телеграмма «…от императора Вильгельма: он еще раз (уже сам, объявив нам войну) взывал к миролюбию Государя, прося о прекращении военных действий. Ответа ему не последовало»[80 - Там же, стр. 332.], описал события, со слов Николая II, вел кн. Константин Константинович. Во главе армии был поставлен хорошо известный в войсках и пользующийся авторитетом в среде офицерства Николай Николаевич. В 1895—1905 гг. он состоял генерал инспектором кавалерии, 1905—1908 гг. возглавлял Совет обороны, а затем стал командующим войсками гвардии и Санкт-Петербургского военного округа.

Объявив 19 июля войну России, на следующий день Германия оккупировала Люксембург и 21 июля объявила войну Франции. 22 июля германская армия начала крупномасштабные военные действия, вторглась в Бельгию, нейтралитет которой германский канцлер Бетман-Гольвег назвал «клочком бумаги». В этот же день Великобритания объявила войну Германии, вслед за тем войну рейху объявили английские доминионы: Австралия, Новая Зеландия, Канада, Южно-Африканский союз. Спустя два дня в России было объявлено о том, что отныне она находится в состоянии войны с Австро-Венгрией. 11 августа на стороне Антанты в войну вступила Япония. Началась Первая мировая война между двумя коалиционными державами: Центральными – Германия, Австро-Венгрия, Турция, Болгария и Антантой – Россия, Франция, Великобритания, Сербия, Япония, Италия, США, позднее Румыния и др.; всего 34 государства. 18 августа столица России Санкт-Петербург сменил свое название на Петроград, вместе с тем было потеряно основное смысловое и духовное его содержание.

Война началась исходя из двух факторов, с одной стороны, из-за неприемлемых условий со стороны Германии по отношению к России отказаться от балканского покровительства, с другой, Россия принимала вызов как возможный реванш за прежние поражения в военной политики. Все шло своим обычным чередом – гибнущая династия империи должна была пойти на большую авантюру для своего спасения. В свою очередь Германский кайзер, с мировыми амбициями, искал славы, а огромная страна с мощной индустрией были даны ему как козырная карта в руки – будь смелей и действуй! – говорил ему внутренний голос и было лишь преломленным отражением витавших настроений атмосферы немецкого общества – мы, германцы, создали европейскую цивилизацию, мы – передовая часть всего мира, и теперь в соединении кто может угрожать нам, нашей культуре, цивилизованности?

Между 5 и 8 сентября великий князь Николай Михайлович в своем дневнике сделал интересную запись: «Очевидно, выбор Николая Николаевича верховным главнокомандующим признается уже неудачным, а самому взять бразды сложного управления армиями признается еще несвоевременным. Вот когда побьют, да мы отступим, тогда можно будет попробовать! Едва-ли я очень далек от истины. Поживем – увидим»[81 - Красный архив. 1931. Т. 4—5 (47—48). Записки Н. М. Романова. С. 161. «По ночам находят на меня бессонницы, потому мысль работает и не дает покою, а именно: к чему затеяли эту убийственную войну, каковы будут ее конечные результаты? Одно для меня ясно, что во всех странах произойдут громадные перевороты мне мнится конец многих монархий и триумф всемирного социализма, который должен взять верх, ибо всегда высказывался против войны. У нас на Руси не обойдется без крупных волнений и беспорядков, когда самые страсти улягутся, а вероятий на это предположение много, особенно, если правительство будет бессмысленно льнуть направо, в сторону произвола и реакции» (там же, стр. 150). С другой стороны, Брусилов считал лицо Николая Николаевича вполне удачной: «Верховным главнокомандующим был назначен вел. князь Николай Николаевич. По моему мнению, в это время лучшего верховного главнокомандующего найти было нельзя… Назначение его верховным главнокомандующим вызвало глубокое удовлетворение в армии. Войска верили в него и боялись его. Все знали, что отданные им приказания должны быть исполнены, что отмене они не подлежат и никаких колебаний не будет» (Брусилов А. А. Мои воспоминания. Москва – Ленинград, Госиздат, 1929, стр. 66).]. Таким образом, Николай II уже изначально делал ставку на то, чтобы лично самому быть победителем в войне и объединителем православного мира. Борьба с кайзером принимала оборот личной династической борьбы Николая II с внутренней оппозицией.

Первая мировая война стала нести характер войны технического прогресса противоположных блоков и применения химического оружия (запрещенное Конвенцией ООН в 1993 г. и вступившее в силу в 1997 г.)

Общая численность боевых частей в августе 1914 г. составляла: в России около 2500 млн, во Франции – 2689 млн, в Англии – 567 тыс., в Германии – 2147 млн, в Австро-Венгрии – 1412 млн. На вооружении стран Антанты находились около 14 тыс. артиллерийских орудий, 412 самолетов, а у центральных держав – 14 тыс. орудий и 232 самолета.

В отличие от немецкой стороны генерал от кавалерии А. А. Брусилов так охарактеризовал состояние русской армии накануне Первой мировой войны: «В общем, нужно признаться, что по сравнению с нашими врагами мы технически были значительно отсталыми, и, конечно, недостаток технических средств мог восполняться только лишним проливанием крови, что, как будет видно, имело свои весьма дурные последствия

… Мы выступили с удовлетворительно обученной армией. Корпус офицеров страдал многими недостатками… и к началу войны мы не могли похвастаться действительно отборным начальствующим составом

»[82 - Брусилов А. А. Мои воспоминания. Москва – Ленинград, Госиздат, 1929, стр. 1 – 62, 2 – 63.].

С первых дней войны печать заговорила о единстве нации перед лицом врага. «Сейчас нет в России ни правых, ни левых, ни правительства, ни общества, а есть единый русский народ»[83 - История России с древнейших времен до наших дней. А. Н. Боханов, Л. Е. Морозова, М. А. Рахматулин, А. Н. Сахаров. Москва, АСТ, 2016, стр. 1304. «Относительно польского населения не надо верить нашим газетам, оно в большинстве настроено враждебно. Почти ежедневно Иванов на ухо мне сообщает, гуляя по вокзалу Лукова, что их банды и всякие шайки „соколов“ шныряют в местности между Холмом, Люблином и границей, что они, зная отлично места, указывают австрийцам дороги, тропы и наши расположения; другие действуют сообща с врагами, тревожа русские войска где только возможно» (Красный архив. 1931. Т. 4—5 (47—48). Записки Н. М. Романова. С. 153).] – писал орган московских деловых кругов «Утро России», выражавших общее настроение. «Не только в Петрограде, но и всюду по России настроение великолепное, общий подъем духа, уверенность в победе; война с немцами популярна, и это – одна из причин таких восторженных чувств не только общества, но и народных масс. Надолго ли хватит такое настроение, это другой вопрос»[84 - Красный архив. 1931. Т. 4—5 (47—48). Записки Н. М. Романова. С. 144.] – записал в своем дневнике вел. кн. Николай Михайлович.

Однако патриотический дул был не абсолютен. «Война Австрии с Россией была бы очень полезной для революции (во всей Восточной Европе) штукой…»[85 - Ленин В. И. Полное собрание сочинений. Т. 48. Издание 5. Письма: ноябрь 1910 – июль 1914. Москва, Политиздат, 1970, стр. 155.] – считал лидер большевистской партии В. И. Ленин. «С точки зрения рабочего класса и трудящихся масс всех народов России наименьшим злом было бы поражение царской монархии и ее войск», Ленин выдвинул лозунг превращения «империалистической войны в гражданскую войну»[86 - Ленин В. И. Полное собрание сочинений. Т. 26. Издание 5. Июль 1914 – август 1915. Москва, Политиздат, 1969, стр. 6, 22. «Да здравствует международное братство рабочих против шовинизма и патриотизма буржуазии всех стран!» (там же, стр. 23).]. Но подобное заявление мало кто слушал.

Свою лепту в борьбе с врагом решили внести и члены царской семьи. Императрица Александра Фёдоровна организовала особый эвакуационный пункт, куда входило 85 лазаретов для раненных воинов в Царском Селе, Павловске, Саблине и других местах. Многие из лазаретов были сооружены на собственные средства императрицы. Ее старшие дочери возглавляли комитет помощи солдатским семьям (Ольга) и беженский комитет (Татьяна). Пройдя курс обучения и сдав экзамены, императрица с дочерями поступили рядовыми хирургическими сестрами в лазарет при Дворцовом госпитале, перевязывать и ухаживать за больными и раненными. Кроме того это отражало их стремление сблизиться с простым народом, которого, однако больше интересовало откуда у императрицы средства на постройку этих лазаретов.

Вернувшись в конце августа в Петроград, Распутин обнаружил, что фактически угодил в опалу из-за своих антивоенных настроений. Сам Николай II уже жил светом будущей свободы. Добившись высочайшей аудиенции, Распутин пытался еще раз убедить царя в необходимости прекратить войну: «Я никогда ни до, ни после не видела отца таким, – вспоминает присутствовавшая при этом разговоре дочь Распутина, Матрена. / – Отец умолял Николая поверить, что не ищет собственной корысти, возражая против бесполезной войны. Более того, именно из-за этих взглядов отца недоброжелатели легко настраивали царя против него. Но не это заботит. В войне гибнут русские люди, и когда она закончится, даже победа обернется поражением. Госпиталя переполняются раненными и больными; озлобленные, искалеченные, они наводнят деревни, города. Их недовольство нечем будет удовлетворить…»[87 - Распутина М. Г. Распутин. Почему? Воспоминания дочери. Москва, Захаров, 2001, стр. 255.] Когда Распутин закончил, Николай II с явным нетерпением в голосе произнес: «Есть время слушать и время что-то делать. Нам представилась великая возможность спасти империю и доброе имя Романовых. Ты верно служишь нам, мы это знаем. Но чего же еще ты от нас хочешь? Стать царем?»[88 - Там же, стр. 255.] Такое обращение ошеломило Распутина. Последняя фраза Николая II к Распутину звучала так: «Я вынужден просить тебя не осуждать публично мои начинания»[89 - Там же, стр. 262.]. Его отлучили от двора и лишили автомобиля. Это было душевной катастрофой, Распутин вновь вступил в период «темной ночи души», непробудного пьянства.