Мать просила так написать: золото – неважно, а жизнь, если время будет, опиши подробно. Особенно её беспокоит, что делается в «башне фрейлин». Тем более, эту башню доктор Акон часто навещает.
Деревянный браслет, что красивее золотого, ты здорово нам представила, как нарисовала. Будем надеяться, и тебе такой достанется, и ты его сама нам покажешь, но лучше ты браслетами не увлекайся, ни деревянными, ни золотыми. А что хозяина замка золото мало интересует, это хорошо.
Про нашу жизнь писать совсем нечего. Главная «новость» божий пёс Клод, но её ты знаешь. Да ты о нас не беспокойся. После Арраса нам всё нипочём.
Кстати, он тут принялся нам письменные указания выдавать, хотя зачем, когда мы рядом. Простейшие, скажем, чем он отобедать желает. Я понял: хотел поразить своей печаткой. Важная особа, значит, свою печать имеет. Раздобыл я оттиски действительно хороших печаток, сделанных настоящими художниками, и ему показал. Сам-то я печаткой не пользуюсь, лучше всё передавать с надёжным человеком. Но среди клиентов и деловых партнёров многие любят. Я правильно угадал: больше он письменных распоряжений не даёт. Вот, полюбуйся, я тебе несколько штук приложу. Это печатки Девиса Кортни, Родни Мэтьюса, Жана Пьера, Изака Паскаля, Патрика Вудрофа, Рона Валоцки и Яна Миллера (картинки).
Ну вот, пора прощаться. Мать плачет и говорит, что целует тебя, а я пальцем строго грожу. Дашь себя дракону заглотить или псу сгрызть – домой лучше не являйся! Никогда не порол, даже ребёнком, а тут выдеру!
Гийом и Мари Сент-Эмбре.
Прости, что по-аррасски пишу, ты же знаешь, той парижской мове так и не научился хорошо. С купцами могу переговоры вести, а для письма родной дочке парижских слов не хватает.
28А. Януария – внучке Августине
Дату пишет словами, а не римскими или индийскими цифрами, девятнадцатого марта вторник тысяча четыреста семьдесят шестого (зачеркнуто) пятого, пятого! года от Рождества Христова, день Святого Иосифа.
Внученька! Вижу, ты не унываешь, и правильно. В кои-то веки стала на себя похожа, какою должна быть по своей стихии. Вот чего тебе не хватало, видать, чтобы не капризничать: настоящей опасности!
С доктором Аконом, как письмо приносит, говорю как с человеком. Ведь оборотень страшен тем, что, перекинувшись, себя не помнит. А этот становится разумным драконом. Но опасайся рыть ему яму. Это змей Еву обманул, а не наоборот. Да и среди людей заранее даже Бог не скажет, кто хитрее окажется. Иисус сказал Петру, что он будет в основании Церкви, а Церковь-то построил Павел, ясно всякому, кто читал Послания, и вон что вышло. Только ты на это мне ничего не отвечай, а то в ереси обвинят.
Не знаю, как они тебя уговорили на такое дело. Разве ты рыцарь, чтобы с драконами сражаться? Да хоть и рыцарю-то железы для того дадены, а ты – слабая девушка. А хотя – ты меня не слушай. Тебе там виднее. Давай, я за тебя бояться буду, а ты не отчаивайся; дракона и отца Аврила опасайся, но думай, как меж собой стравить, а самой выбраться.
Про фамилию отца Аврила, что она от виноградного усика – врилла – что-то не верится. Ни о какой деревне Врилл никогда не слыхала, а это у него просто придуманная фамилия. Её ему, небось, в Инквезиции дали для секретности, и «врилл» этот никакой не усик, а бурав.
Слиток золота, смешной, в виде как бы гирьки, с твоим письмом доктор передал и отец Аврил его получил. В письме, сказал он, правильно не упомянула. И дальше так делай. Читай про это, но не отвечай. Слиток он забрал себе и привёл много оснований тому. Просил ещё, но лучше не один большой слиток, а много маленьких, а ещё лучше монеты. Это, говорит, был хороший аванец. Я спросила его, что это. – Ну, – говорит, – ты задаток знаешь? – Да, – говорю, – знаю. – Ну вот, говорит, это то же самое. Но вдвое больше!
(Поручение прислать драгоценный камень от стены, и лучше ту жемчужину).
Да, отец Аврил и сам тебе написал отдельное письмо с гадкими заданиями и поручениями. И дал прочесть, чтобы я переписала, а потом решил, надёжнее просто передать.
Я перед ним провинилась. Он ведь ещё в первом ответе велел тебе намекнуть, чтобы ты с хозяином замка поближе познакомилась. И разъяснил, что грех утери девичьей чести он снимет. Ещё и пошутил гадко «если она ещё есть». А по твоему второму письму понял, что я такой похабени передавать и не подумала. Обозлился! Но сказал, мне повезло, кто-то нашёлся на эту трудную роль, одна из твоих товарок сама в гарем подалась, а то бы он «за противодействие деятельности Святой Инквезиции»… Дальше пишу с пропусками, ибо я ему сказала, чтобы не крошил батон и не брал на понт. Но его вальты накрыли, он ветками замахал, как захороводил мести пургу, войдотить о своих заморочках, косить под кейех-лейгера и лапшу вешать! Чтобы я, овца, никшнула и бузу не терла, не то он меня заметёт в пруд, на киче мне кендюхи-то помацает – расколюсь до самой жопы, так что он налукает вилы, как ты там копыта точишь от бере мереойз, и уроет обеих, долго чалиться не будем. Совсем оборзел сомах, шьёт нахалку. Но я, хоть и ёлд, от его дешёвого зехера не мандражировала, а держала масть, чтобы он, хазер, не мочил роги и не брал на понт, а фильтровал базар и просёк, что я с ним бегать не буду, а без базла пущу парашу его же хевракам-зухерам о его гнилых базарах, а это вилы что он общак зажёвывает (в твоём-то письме о золотом слитке ничего не было, но у меня же есть письмо с его словами о нём, а у него есть сам слиток), хотя должен по любому хоть омочить клюв, и тогда ему самому придется дёргать и быть на лаване, пока не раскрутили. И така он не зухер, а галах, нухгейер без профуры (коей ты не стала). В общем, опарафинила по полной. Хоть и стрёмно мне так разговаривать, а в особенности с ним, так он же первый начал. Помнишь, я тебе всегда твердила о пользе языков. Так что тут у этого транды случился облом: его понты не канают – и очко на ноль! Он стал толкать порожняк, что сука будет – не крысятничает, и фаловал меня привязать метлу. Я подписалась. Поругались, и будя. Нам с тобой, внученька, с отцом Аврилом ссориться нельзя. Подставить-то его можно; но и он уж как-нибудь найдет способ отомстить. Потому ты мне про это тоже не отвечай – пусть думает, что ты не знаешь. Вышло, что я над ним верх взяла. А они этого не любят.
Но на меня он только раз рассердился, а на тебя много за что. И про разговор с доктором Аконом ещё до ареста ты не рассказала, и домашнее задание в школе ставишь важнее письма мне (и доноса отцу Аврилу), от рассказа о самоцветах на стене он впал в неистовство, ты их как-то плохо описала. «Что это такое – как два кольца, – орал. – По весу? По размеру? А если по размеру – тогда какие они – вытянутые или круглые?..» Очень камешки любит. Напиши уж ему про них. И спроси доктора, как нельзя ли отправить бабушке ещё подарочек – такой камешек. Или какой можно. А я отдам отцу Аврилу, может, он к тебе подобреет. Лучше бы, конечно, не один аметист, а по камешку всех, про какие ты написала, то ли хрусталь – то ли стекло, то ли бирюза – то ли сапфир, то ли анфракс – то ли карбункул.
Счётом не увлекайся, не умеешь – не берись. И много гадостей наговорил про дело антихристово.
Про то, что пославшему тебя должно быть стыдно, что запретил про Миссию разговаривать и послал одну против диавола. Опять гадостей наговорил, но дозволил вместе с попутчицами. Если заподозришь, не переметнулся ли кто из них, тотчас пиши. Будешь называть их (перечень тайных имён). Разрешается даже вербовать шестёрок, ой, то есть сторонниц. И называть их как сама захочешь тем же манером. (Предостережения, призывы к осторожности, угроза ответственности).
Ты, может, думаешь, я вру, что отец Аврил по фене ботает, так знай: манера называть кликухой, то бишь секретным именем – тоже из воровского языка. Клички, которые тебе переданы – всего лишь буквы, взятые от евреев. Немецкие воры не скажут: Берлин, но – Мокум Бейс, то бишь – Город Б. Не Париж – но Мокум Пей – не оттого ли там так много пьют, хоть это всего лишь город П. Не Лондон, но – Мокум Ламед, Город Л. Но почему твоих подружек назвали такими буквами, не ведаю. (Гадает о значениях букв).
Про драконовую долину в горах велел передать. Или, запуталась, это он для меня рассказал? Они нашли, где в горах долина. Дальше застряли. Со стороны Франции – никак. Горы высочайшие. Но на той стороне гор есть река. Течет в Арагон или Кастилию или Каталонию, так и не поняла, и оттуда можно подобраться к самой низкой из гор, что вокруг долины. Один из притоков реки Сегре, притока реки Эбро. Во времена римлян река Сегре называлась Сикорис. Это та самая река, в коей поделом погибла Саломея. Не та Саломея, коя акушерка Иисуса, и не та, что первая жена Иосифа, а падчерица Ирода тетрарха. Это опять же не тот Ирод, что велел перебить младенцев, а Ирод Антипа, тот, к коему Иисуса приводили, когда хотели казнить по обвинениям синедриона. Саломея была этого Ирода падчерица, дочь его неправедной жены Иродиады. Это она, Саломея, за свою непристойную пляску, коей ублажила Ирода и его гостей на пиру, так что он сказал «проси чего хочешь», а она по наущению Иродиады попросила у него голову Иоанна Крестителя на блюде. Есть ученое мнение, сказал отец Аврил, что Иродиада – это языческая богиня Диана, коей поклоняются ведьмы. Римский император Калигула сослал Ирода вместе с женою в Галлию, в Лион, только он тогда назывался гораздо длиннее, Лугудунум или Лунгдунум, что ли. Одна из товарок твоих из Сент-Этьена, это там рядом. А все вы живете неподалеку от Сикориса. Саломея как-то переходила Сикорис по льду… я не поняла, когда, вроде раньше, чем Ирода сослали в Галлию; а уже после Галлии его сослали в Иберию, где Сикорис… Но по рассказу дальше видно, что это точно не река в Иудее – какой же в Иудее лёд со снегом, хотя бы и зимой? Да и в Иберии, хоть не так жарко, но странно, чтоб река замёрзла (Спойлер: она права, во время т.н. римского климатического оптимума (до 400 г.) было так же тепло, как сейчас, или даже теплее. Возможно, рассказ о гибели Саломеи сочинён во время климатического пессимума раннего Средневековья 400-1000 г. или даже малого ледникового периода 1300-1850 г.). (Рассказ как она провалилась под лёд и льдом ей голову отрезало за Иоанна Крестителя). Есть неправдоподобные детали в этом рассказе, но не осмелилась переспросить. Потом Ирода и сослали с Иродиадою в Лион… или до того? А там и они погибли – под ними земля расступилась. Отец Аврил очень радовался, что рядом с вами такое напоминание, что бывает с ведьмами, противуречащими Святой Церкви. ещё он долго рассказывал, как чудесным образом была обретена, потеряна, опять обретена, опять потеряна, и в третий раз обретена голова Иоанна Крестителя. На это есть три церковных праздника обретения ея.
Ты не пиши на то ответа, но я слыхала про Саломею другое. Она сама очень раскаивалась и ужасалась; а когда ей принесли голову Иоанна Предтечи, изо рта головы вышел вихорь, поднявший девочку на воздух, где она обречена вечно носиться между землей и небом; отсюда и происходит вера в полеты ведьм. А в Писании ничего этого нет, ни полетов, ни Саломеи в Сикорисе; и даже Саломея не названа по имени.
Так вот, ваша речка – приток Сикориса, но плохо, что их несколько. Могла быть Валира, текущая из Андорры по землям Каталонии. К ней самый легкий подход, но потому-то это вряд ли она. Долина, над коей дракон летает, была бы известна. Ногуэра-Пальяреза, или Ногера-Пальяреса, что берет исток возле перевала Сало, совсем рядом с истоком нашей Гаронны? Только Гаронна к нам течет, и на ней Тулуза стоит, а та – в Каталонию. Ты про неё и написала, что это она, но ошиблась. К перевалу тоже ведь подход хороший, и долина дракона там неизвестна. А отец Аврил очень на тебя за то досадовал. Сам бы и попробовал, на драконе летя, что-то в щёлочку рассмотреть. И ещё злился за то, что ты написала ИOGUEЯA PALLAЯESA вместо NOGUERA PALLARESA. На твоем письме начеркал. Не могла уж, говорит, с карты списать! А не всё ли ему одно, когда это всё одно не она? Остается токмо Ногера-Рибагорсана, или Ногуэра Рибагорзана. По ней считают границу Каталонии и Арагона. Святая Церковь предприняла инквезицию в те края. Посланные к истокам Валиры и Ногеры Пальяресы ничего не нашли. Посланные на Ногеру Рибагорсану пошли вверх по её течению и сначала свернули вправо по её притоку Ногера-де-Тор, о коем ты не писала. Им местные сказали. После трудного похода они нашли, что и она раздваивается, на совсем уж мелкие речки, и, найдя оба её истока, ни с чем воротилися. Наконец, по реке Ногера Рибагорсана, миновав на сей раз Ногеру-де-Тор, прошли до истока, и оказалося, река вытекает прямо из горы. Гора ниже, чем те, что мешают добраться к вам со стороны Аквитании, но толку с того нет, натуральная каменная стена – откуда река течет. И обойти её нельзя.
Там, я так поняла, был посланник от Тулузской инквезиции, коий, несмотря на отказ каталонских проводников, попытался как-то перебраться через ту гору, упал – не в Сикорис, как Саломея, а в приток его, эту самую Рибагорсану – и его еле вытащили. Притом о камни так побился, что отправлен на носилках в ближайший доминиканский монастырь на лечение. И то сказать, ещё повезло человеку, ведь, не упади он в реку, живой бы не остался. Видать, человек праведный, не то что Саломея – у неё-то ровно наоборот вышло. Уж не в его ли честь река названа? Что если так было суждено, чтобы Господь попустил его в реку, раз она Рыба горного сана? Но это я про себя, отца Аврила злить не рискнула.
Теперь отец Аврил боится, отправят на место того неудачника. И за то на тебя сердит. Вроде как если бы лучше за дорогою следила, они бы сразу к нужному месту пришли, торопиться не стали и несчастья бы не случилось. Это он зря. Вы же летели с севера, а они пробирались с юга. Как же ты могла им дорогу разведать?
От себя добавлю про ошибки в буквах Я и И. Ты ведь в том, что из Писания списываешь, не пишешь их неверно как R и ?. И в именах не ошибаешься. Так ты, как усомнишься, как эти буквы писать, вспомни имя какое-нибудь. Вот хоть очень хорошо для того имя ИСАИЯ – ты же напишешь NСАNR.
Ой, ещё вспомнила! Ты опять в каком-то месте написала Доктор с большой буквы. (О манере инквизиции сжигать за рецидив ереси, который могут сами спровоцировать, на примере Жанны Девы). Раньше боялась больше вреда тебе от дракона, а теперь от отца Аврила. Я-то думала, ему и правда забавно на твои вопросы отвечать, скушно же в деревне проповедовать. Что ты про дом его неказистый при церкви у нас в Мирей написала, то правда. Но зря ты по нему о богатстве его судишь. Ты что, не знаешь, какой у него дом в Тулузе?
Да и энтот неказистый токмо снаружи. Ты помнишь, он у старостина сына коня отобрал, за неуважение к Церкви, когда тот, торопясь к заутрене, на скакуне энтом, достоинств чуть ли не рыцарских, к церкви прискакал? Так энто он сказал, что за неуважение – дескать, люди стали коня обсуждать, а проповедь не слушали. Люди-то говорят, не в том вовсе дело, а что пыль из-под копыт того коняки ему в окно залетела и на ковёр села, пришлось кухарке платить, чтоб почистила. Как он относится к собиранию богатств своих на земле, где тля тлеет, моль млеет и ржа ржёт, ты и сама можешь видеть по тому, что ему от тебя в каждом письме желательно подарочек получить. Золоту от тли, мли и ржи ущерба нет.
Я-то думала, ты его подарочками умаслишь, и он за тебя перед Святой Инквезицеей заступится. И тут вдруг оказывается, ты ему давно разонравилась со своими вопросами, потому – по неразумию показала, не зная, что говоришь про него, что ты его сребролюбия не одобряешь. Боюсь, или он тебя заставит что-то такое сделать супротив дракона, что тот всё-таки тебя съест. Или заставить не сумеет и сам убьёт. Он с этими инквезиторами на короткой ноге или и сам из них. А ты удивлялась, что он тебя от них не защитил.
Напиши про школу: какие преподают травы, про кои я не знаю?
Про тенперамены. Энто ты неправильно мне пишешь, что если угадывать наобум, то из вас четырёх как раз у двух тенперамен угадаешь. То бишь половину. Вот и нет! Наобум из четырёх тенпераменов четырёх девиц удалось бы угадать токмо один! Так что зря ты ими пренебрегаешь. А впрочем, дело твоё.
Крепись, внученька, а за страдания на том свете награда будет.
Остаюсь по-прежнему молящаяся в тревоге за тебя,
Твоя бабка Януария.
Ах, да! Кажись, твоя печатка шибко приглянулась отцу Аврилу. Сказал, ты должна её приложить к своему письму для сравнения с отпечатком. А главное, он её должен исследовать на предмет дьявольской волшбы. Буде таковой не окажется, он её вернёт. А если да, то нет. Но для тебя лучше будет, если ты по-любому про то писать в письме не будешь! И он не стал, а мне велел.
Потом ещё вот. Опять про дату. И опять он забыл в своём письме написать. Он заметил, как ты неверно написала, зачеркнула и исправила. Старайся лучше.
Тут он заметил, что я по своему думаю, и закатил проповедь. Жаль, я так скоро писать не умею. Торжествуй, природа, потому что воздается честь Жене; ликуй, род человеческий, потому что прославляется Дева… чистое сокровище девства, мысленный рай Второго Адама, – место, где совершилось соединение естеств, где утвердился Совет о спасительном примирении… Родившийся от жены не есть токмо Бог и не есть токмо Человек: этот Родившийся соделал жену, древнюю дверь греха, дверью спасения… где змий разлил свой яд, нашедши преслушание, там Слово воздвигло Себе одушевленный храм, вошедши туда послушанием; где возник первый грешник Каин, там родился бессеменно Искупитель человеческого рода Христос…
А я пока задумалась. Верно говорит отец Аврил. Именно что «вошедши послушанием», ведь Мария сказала Ангелу, принесшему Благую Весть, «се, Раба Господня; да будет Мне по слову твоему».
Но удивительно тут не послушание Марии. Она же и не спорила, только удивлялась, как это возможно – ребенок без мужа, и Ангел объяснил. Удивительно тут противоположное. Тогда только Ангел отошёл от неё, когда убедился, что она – согласна. Только тогда!
Мог бы Ангел возвестить Благую Весть и уйти? Ведь Бог наверняка знал, что она согласится, знал, какова она. Нет, видать, не мог сразу уйти Ангел. Нужно было выслушать её согласие.
Верно отец Аврил вспомнил про змия. И тогда и теперь произошло то, что пришлось выбирать. Тогда Ева своей свободной волей выбрала непослушание, и Бог не удерживал её. Теперь Мария выбрала послушание, и Бог полагался на неё, но не заставлял её. У неё тоже была свободная воля, и она могла испугаться такой судьбы, и отказаться, и наше счастье, что дух её был покорен воле Бога, но твёрд пред испытаниями. Откажись она – как бы всё повернулось?
Но, подумала я, лучше всего того не говорить, ибо отец Аврил про свободную волю не вспоминал, а упирал на послушание. Ой, про что это он?..
–…а если ты думаешь, что обычай какой-то деревни дураков пересилит папскую канцелярию, то ты ошибаешься! – закончил свою проповедь отец Аврил.
Вона как!
А я-то, старая, на своем письме тоже этот год написала, а не прошлый, как он хочет. Заметила, как и ты, и хотела было тоже зачеркнуть, но подумала, не всё ли равно, это ж не ему письмо, а тебе. А всё же решила написать как он хочет, чтобы тебе легче про то вспомнить.
Ещё про отца Шпренгера, коий твою подругу Марсию к дракону отправил, написать. Что ты сравнила его с плачущей поливальной машиной, вызвало смех отца Аврила. Но, перестав смеяться, он сделал сердитое лицо и осудил. Да ещё от слова «прыгать» его имя произвела. Если, говорит, он это отцу Шпренгеру передаст, то не миновать тебе с ним свидания. Так что отец Аврил советует тебе его, отца Аврила, не сердить больше.
28Б. Отец А'Врилл – Августине
Раба Божия Августина!
Зря ты не написала про настроения девушек, с какими вместе живешь. И как ты на них влияешь. Рука не отвалится написать. И всего побольше, что заметишь. Не заставляй повторять!