Письма из замка дракона. Том 0/3. Спойлер-конспект

Августина хотела возразить, что эти города не совсем Сент-Этьен, раз они Сент-Этьен-и-что-то-ещё, и вообще, надо же и о деле поговорить! Но не успела: все стали вспоминать и подсчитывать города Сент-Этьен по всей Франции.

Юлия припомнила еще Сент-Этьен-о-Мон недалеко от Арраса, в котором жила – это севернее Нормандии, где жила Мирей, когда звалась своим первым именем Жанна.

Юлия: В дальнейшем мы перебрались в Париж. Там, немного севернее, но еще в области Иль-де-Франс, есть город Сен-Этьенн-сур-Сюппе. К западу от Лиона, возле которого мой Сент-Этьен, есть земля Овернь. Там есть Сент-Этьен-де-Мор. К югу от моего Сент-Этьена, в области у Средиземного моря, в Приморских Альпах, есть Сен-Этьенн-де-Тине и Сент-Этьен-лез-Орг. Самый большой город там Марсель, а поближе, не такой большой, как Марсель, но тоже гораздо больше тех Сент-Этьенов – Ницца. А к западу от этой области, между ней и Тулузой, к востоку от нее, в области, где главный город – Монпелье… уж о нем-то ты, Августина, наверняка слыхала, раз живешь в Тулузе? Там есть Сент-Этьен-д'Олбаньян.

Марта попросила перечислять помедленнее – она считает. А вдогон и сама город в Лотарингии Сент-Этьен-ле-Ремиремон вспомнила. И он был уже тринадцатым. Сент-Этьен-ле-Ремиремон Мирей тоже знала, ведь Лотарингия граничит с востока с Шампанью, а в Шампани не только делают знаменитое вино, там стоит Труа, в котором она живёт… жила последние годы.

Мирей вспомнила ещё Сент-Этьен-дю-Руврэ у них в Нормандии, Сент-Этьен-ан-Когль и Сент-Этьен-ду-Го-де-Исл в Бретани, что на запад от Нормандии, а дальше на запад уже вода, Сент-Этьен-дё-Монлюк в землях Луары, что на юг от Нормандии и на восток от Бретани, где главный город Нант, Сент-Этьен-дё-Бегори недалеко от Бордо, к западу от Августининой Тулузы.

Марта: Семнадцать!

Юлия – Августине: Кстати, Сент-Этьен-дё-Бегори – уже второй город неподалеку от тебя, я ведь раньше назвала Сент-Этьен-д'Олбаньян, восточнее Тулузы.

Августина не сочла, что эти города недалеко от Тулузы. Монпелье! Бордо! Это очень далеко.

Юлия напомнила ей, что, хоть это и не области, где главный город – Тулуза, а соседние, но все же входившие в древние Лангедок и Аквитанию. Но, мало этого, и недалеко от самой Тулузы есть свой Сент-Этьен – Сент-Этьен-дё-Тюлмон!

Марта: Восемнадцать!

(Нужно заметить, что в оригинальном романе почему-то написано «счёт дошёл до пятнадцати. Наверное, чтобы читатели могли поймать героинь романа на плохом знании арифметики или невнимательности. Даже любящая считать Марта то ли начала не с самого начала, то ли не успела среагировать на какие-то названия).

Этим Юлия Августину окончательно добила. В самом деле если уж нашелся город вблизи значит их и правда много. А не то чтобы они придумывали их чтобы посмеяться надо ней.

Августина, изумленно: Да откуда же их так много? (Жалобно оглядывает остальных, все молчат).

Юлия: Не знаю. Спроси доктора Акона. Заодно можно с ним лучше познакомиться. А то все мы с ним разговариваем, а ты его избегаешь.

Августина стала отказываться. Она доктора Акона очень не любит и боится. Он ведь демон или колдун, повелевает драконами.

Марта: Колдун? А сама ты кто?

Но Августина утверждала, что ее обвинители и сами знают, что обвинение ложно, а доктор – настоящий колдун.

Марта думает: не факт, что оборотень – то же самое, что колдун. Он, конечно, магическое создание сам по себе, но умеет ли он что-то колдовское делать, кроме самого перекидывания? Но неважно.

Юлия, которой Августина вовремя напомнила об обвинителях: А ты своим неправильным обвинителям пишешь о том, что ты с демоном или колдуном не разговариваешь? Они, небось, велят разговаривать, а ты увиливаешь. А тут отличный повод для разговора. Демон, демон. Подумаешь! Держи за спиной скрещенные пальцы, и он тебя не съест.

Мирей: мы трое с хозяином Замка разговариваем, с риском для жизни добывая сведения о нём, как и велели пославшие нас в эту жо(зачеркнуто в её письме) зад(зачеркнуто) миссию, а ты не разговариваешь. (Спойлер: позже она пожалела о своём участии в этом коллективном стремлении заставить Августину разделить с ними опасность).

Августина, поняв, что они правы, а она нет, признала это и дрожащим голосом пообещала поговорить с мерзким колдуном. Думая при этом: если ему окажется о святом Этьене говорить мучительно больно и его корчить начнёт – то так ему и надо.

Юлия в своём письме замечает: И мы, чтобы не вызывать лишнего внимания, пошли на обед, так и не поговорив ни о чем полезном. А после обеда я опять попала в опасные для жизни приключения.

Мирей об этом пишет: Интересно, что мы так на нее набросились, а ведь она была права. Странное совпадение тут есть. Не в том, что в Тулузе – собор Сент-Этьен, и рядом в деревне Мирей жила Августина, а тут она встретилась со мной, носящей сейчас имя Мирей, и с Юлией, живущей в городе Сент-Этьен, что возле Лиона. Во Франции много Мирей и соборов и городов Сент-Этьен. Но вот что удивительно: чуть ли не все эти города Сент-Этьен и города с храмами Сент-Этьен, о которых мы вспомнили, оказались как-то связаны с нами! И связанными с войной между герцогом Бургундским и королем Франции, при которой мы сейчас живем. Вот это действительно совпадение. Я чуть было не сказала это Августина… но не стала. Если она умеет думать, заметит сама, а если нет, тут не поможешь.

Кроме разговоров на посторонние темы, для привыкания друг к другу, поговорили и на более опасную тему – о драконе-оборотне. Каждая описала дракона, как она его видела. Не в замке, там-то их много, почти всякий раз из пруда появляются разные. А того, который их украл. Описания не совпали. Тут-то они поняли и причины гнева на них кураторов.

Остальное содержание писем было индивидуальным.

34А. Марсия – мужу (официальное письмо)

Хоть Марсия/Марта и знает, что письмо прочтут кураторы, упрямо пишет 1476 год.

Но начинает всё же с оправданий. Святой Инквизиции не понравилось, что на рисунке замка нет скалы, на которой он стоит. Хотела нарисовать подробно, а скала такая большая и так просто устроена, что зря бы ценное место на рисунке заняла. Это не попытка обмана, она же упомянула о рисунке Мирей, а там скала нарисована. В письме три раза упоминала скалу (перечислены упоминания).

Хорошо, что карта понравилась (имеется в виду, срисованная Мартой с уменьшением с большой карты в библиотеке). К сожалению, карты с замком, на ней изображенным, раздобыть не удастся – слуга и так далее прямо так и сказал, что расположение замка – это тайна. Точнее, тайна – расположение долины в Пиренеях, а в долине замок отовсюду виден, в середине стоит – карта не нужна.

Вот списки тех, кто живет в прочих башнях… (Приводит списки насельниц Восточной и Северной башни, и, на всякий случай, хотя указывали, что не обязательно, Южной). Профессию чаще всего просто пишет, т.к. и профессии обычные. Но иногда рассказывает подробно. В Северной башне выделяет номер 12, Манон Мёнье. Мельница, то есть мельник. Как-то Марту посылали ей помогать. Думала, работа на мельнице тяжелая – ничуть не бывало! Мешки с зерном сами едут по такой большой ленте, надо только их развязывать и высыпать, поднимать надо только когда уже почти пустой, мукой мешки тоже сами наполняются из гибкой трубы, вроде большого рукава, надо только направлять рукав и завязывать мешки – и они сами уезжают. Чудеса науки и техники! А чтобы мукой не дышать, надевается такая маска, как морда сказочного зверя слона, и через хобот можно из коробки, в которой воздух, дышать! А может, в коробке не воздух, она только пыль задерживает, а воздух снаружи. Надо бы спросить. 13. Плэйсанс Поршьер. Свинарка, она же вожатая свиньи при сборе грибов. (Описывает). 16. Патриция Папетье. Делает бумагу на бумагоделательной машине. Бумага очень хорошая – смотрите сами, я на ней пишу. Но главное – машина делает её очень быстро. (Описывает). Ещё Патриция набирает книги и печатает их. (Описывает наборную печать). Познакомилась с работой Патриции, так как слуга и так далее послал к ней, чтобы она напечатала одну небольшую учебную книжечку, набор которой у неё уже был. Это даже не на большой машине, а на маленьком таком печатном прессе. Я с почти таким же познакомилась раньше. Мне старый Гутенберг рассказывал и даже показал, и я даже помогла его починить, хотя на самом деле он был ему уже не нужен. На большой машине делают по большей части Библию и отправляют в монастыри – им много надо. Может, лет через сто все книги так будут печатать, а не писать писцы.

Вот! Чтобы не забыть после всего, сразу напишу про важное. Кажется, я понравилась слуге врага и т.д. вот чем. Я рассказала ему про Иоганна Гутенберга. То, что старик Иоганн мне рассказывал, когда в последние два года его жизни я приходила убираться в его доме. И заслушивалась его историями, как сказками. Сейчас ему было бы 76, а тогда, стало быть, 67-68. Ведь в моей семье, как и в твоей, дети работали и зарабатывали для семьи. Так и ты, Май, с ним познакомился: когда он мне про печатное дело рассказал, секрет которого тогда уже незачем было хранить, и сломанный печатный пресс показал, я догадалась, что в бондарном цехе один мой знакомый подмастерье, как мне тогда казалось, почти взрослый, может из прочного дерева нужные кривые рычаги изготовить. Ты помнишь, конечно. А вот большую часть своей истории «дядя Иоганн» рассказал мне, наверное, без тебя. И уж точно без других слушателей. Рассказывал он, как вспоминал, кусками, из разных лет, но столько раз, что я как целую историю запомнила. (Пересказывает историю жизни Гутенберга и изобретения им печатного станка, полную обмана и предательства всеми деловыми партнёрами и друзьями, среди которых основную роль сыграл некий друг детства Фауст. Вмешивается в дело жизни Гутенберга и большая политика: соперничество двух священников за место архиепископа Майнца, включающее даже военные действия. В итоге «птенцы Гутенберга» разлетелись по всей Германии, основывая типографии во всех городах, а сам изобретатель после всех невзгод получил «пенсию» в виде огромного количества вина, без права делиться им с кем-то или продавать… и умер через три года, в 1468 году. Фауст, отнявший у Гутенберга типографию, умер в 66 году – в Париже, от чумы, предлагая печатное издание Библии как средство от болезни. В том же году родился мальчик, сейчас десятилетний, тоже по имени Фауст, и Марте кажется, Майнц ещё его узнает… Читатель может догадаться, о каком Фаусте речь – это персонаж средневековой легенды и произведений Марло (1592), Гёте (1808), Гуно (1859), Пушкина, Брюсова, Булгакова и других авторов. Год его рождения (и смерти Фауста, сыгравшего роковую роль в жизни Гутенберга) с двумя шестёрками делает ситуацию ещё более зловещей).

После этого большого отступления список продолжается и заканчивается без дальнейших отступлений. Список башни Зюйд приведён, в основном, без профессий, о которых, правда, говорят фамилии. Только про Жанну Монстрье (№10 в списке) сказано, что она разводит больших черепах и скрываемого ото всех в подвале зверя Аш-бэ ими кормит. Разговаривать про него не хочет. И про Клер Карпье (№16): карпов в пруду откармливает. Смешно. Как будто это свиньи. Рыба, между прочим, очень вкусная. И про Перрайн Пешез (№18). В горном ручье форель ловит, иногда целую команду для этого собирая. Главное её дело – определять, когда форели много и можно ловить, а когда мало, и надо подождать. Чаще всего форели не так мало, чтобы не ловить, но и не так много, чтобы всем много досталось. Наконец, про Сезарину Серрье (№25) тоже большой текст. Она оранжерейщица – выращивает удивительные растения из дальних стран в оранжерее – стеклянной комнате. Томатль или просто матль. Очень мягкий овощ или ягода, когда спелый, то почти жидкий под шкуркой, с ядовитыми листьями. Очень вкусен соленым, а сладким – нет, так что все-таки не ягода, а овощ. Да и по размеру таких больших ягод не бывает. А хотя… яблоко – ягода? Тогда бывают. Но по вкусу все же овощ. Есть ярко-красный шитоматль, желтоватый коцоматль, темный шалтоматль, зеленый милтоматль. Место в оранжерее, где томатли растут, называется Томатлан. Сезарина хочет такой сорт матля вывести, чтобы рос не в оранжерее. Некоторые очень полезные растения она уже в сад, огород и даже в поле переселила. Например, очень красивый и полезный злак чималакаyальи или просто акаyальи, выглядит как лиственная тарелка на высоком прочном стебле. Вся тарелка плотно заполнена семенами в черной жесткой шкурке, а по краям – ярко-желтые лепестки. Замечательное у него свойство – он, как животное, умеет двигаться, и в течение дня все время эту свою тарелку поворачивает, направляя её на солнце! Представляешь, целое поле таких черно-желтых? И все всё время на солнце смотрят. Даже страшновато. Эти зерна можно есть, из черной шкурки вылущив – внутри они белые и по вкусу отдаленно орехи напоминают, только мельче. А можно выжимать масло. И на нем что угодно жарить, или овощи нарезать и заправить. А ещё – делать очень сладкое лакомство вроде халвы, из мусульманских стран привозимой. Там её из орехов делают, ну вот, а можно из семян акаyальи. Причем два последних употребления акаyальи хорошо сочетаются – на эту халву идет жмых, оставшийся от выжимания масла. Правда, надо много сахара, а растение, в котором много сахара, пока остается в оранжерее – ему нужно много воды, и чтобы был влажный горячий воздух. Оно называется акайтетль и напоминает тростник. Сезарина рассказала, что сахар, которым торгуют арабы, происходит из Индии, и там его давным-давно делают из похожего тростника, и что в Римской империи – не Священной Римской империи, в которой наш Майнц находится, а в Древней – индийский акайтетль начали выращивать на Сицилии, но вслед за тем эта культура была потеряна. А этот оранжерейный сорт не их Индии, а из какой-то ещё более отдаленной страны – неужели это возможно?! – доктор Акон привез (простите, что так его написала, но это не я сказала – не могла же я Сезарине сказать, чтобы она его слуга врага Отца рода человеческого и Сына Его называла? – а Вам, Мастера Инквизиторы Святые Отцы Шпренгер и Инститорис, нужно разговоры правильно передавать, ведь так?). Зато в огороде тут свекла растет, больше обычной и белого цвета, несъедобная, но из неё можно сахар добывать! Она не из какой-то отдаленной страны, её тут вывели. Поэтому в столовой на третье часто всякие сладости, и это – кроме шуток! – сильно многих обитательниц к замку и слуге врага и так далее привязывает. Они так и говорят, что после их жизни дома – а большая часть француженки – здесь сладкая жизнь наступила. Ещё много растений есть, но долго описывать. И далее список без отступлений до номера 32.

Марсия сообщает также, что не только на башнях дежурные за окрестностями смотрят. Все, кто в окружающей местности ночует, могут сигнал тревоги подать. У всех пастухов и лесников по сигнальному рогу есть… (Рассуждает о случайности или закономерности расположения их мест работы в разных местах вокруг замка). К пастухам и лесникам трудно подкрасться, они всё время за подопечной скотиной или зверями и птицами следят… И у них у всех собаки есть. Без того, чтобы на свою сторону хотя бы пару из них переманить, подобраться к замку не удастся, а лучше бы их всех привлечь.

Далее в этом месте письма подробное описание первого разговора между попутчицами, разрешённого кураторами (см. выше).

Про половинку огромной жемчужины. Я же ещё тогда написала, что отдала её Юлии. А она разве не послала ее? Мне-то и в голову бы не пришло себе такую дорогую вещь оставить.

Про золотые печати для Шпренгера и Инститориса, каждому по две и втрое толще обычных. Мне кажется, это бы очень подозрительно выглядело. Лучше как-нибудь после, а?

Задание подружиться и все-таки уговорить доменщицу-прокатчицу сделать кулеврину, хоть просто чтобы посмотреть, удастся ли, а вслед за тем можно и обратно расплавить, могло к провалу привести. Она и к первому предложению отнеслась подозрительно. В кого это я собралась тут стрелять из кулеврины?! Ах, ни в кого? Просто так сделать? Мне что, делать нечего?! Кажется, все же, к счастью, доктору Акону не побежала жаловаться. А мысль о том, что её подкупить можно, просто смешна. Подкупить? Здесь? Так и передай. Старалась, но не вышло.

Пиши мне обязательно. Люблю, целую, Твоя, увы, бывшая жена Марсия.

34Б. Марта – Маю (секретное личное письмо)

ЭТОГО ИМ НЕ ОТДАВАЙ!

Здравствуй ещё раз, Май, любимый мой муж!

Ты не понял, чего мне тут бояться далекой инквизиции. А вот скажи, откуда инки знают, где списки дежурных висят?! Я этого не писала! Вот тебе и доказательство того, что они могут меня и здесь достать. И еще: почему это нужны списки всех башен, кроме Южной? Наверное, такой уже есть? Значит, вторая шпионка в Южной башне. А сколько их всего? Инквизиция так и так победит, что бы я ни делала. Так что спрятаться от неё и тут нельзя. И ещё причина была, о которой дальше. А когда инки стали меня в предательстве обвинять, будто я дракона неправильно изобразила, я поняла, что эти другие шпионки – возможно, мои же попутчицы. И я стала их спрашивать, каким они дракона видели и в письмах домой описали. Про инков я не упоминала, только о доме! А они стали о том же меня и друг друга спрашивать. И тут-то все мы поняли, что у нас четверых одно и то же затруднение с подозрительностью инков.

Про ещё одну причину слушаться. Я не писала, как была у них. А это было очень страшно. Ты называешь меня храброй, я словно не очень боялась, когда меня дракон ловил. А дело-то было не в храбрости. Наоборот, я была так напугана, что и сама не очень понимала, зачем мне от дракона спасаться. Уж лучше дракон съест, чем на костер попасть. И лучше на костер попасть, во всем сразу признавшись, чего они требуют, чем будут сперва пытать, а после всего все равно сожгут. Они просто мне этот подвал показали, и я перестала говорить, что они ошибаются, и что я ни в чем не виновата. Там такие ужасные вещи, что я стала сомневаться в том, что механика и химия такие хорошие науки. Даже здесь прошло несколько дней, пока мне удалось убедить себя, что механизмы Христианы c огромными вращающимися шестернями, колбы Клариссы с разноцветными жидкостями, многие из которых ядовиты или обжигают, и даже тигли, мелкие щипчики и тоненькие сверла Октавии совсем не для того, чтобы мучить людей, предназначены – а до того я и этих добрых и умных женщин и их инструментов боялась. Хорошо, все тут понимают, что так с новичками часто бывает. А ведь инки тогда ко мне совсем ничего из того страшного не применяли, только показали и рассказали. Ну, так, помучили совсем немного естественным образом, ты не беспокойся. Даже следов никаких не осталось.

Но зато это ещё было не всё. Им ведь не только было нужно, чтобы я во всём призналась, что они говорили. В ереси, колдовстве и не знаю в чём. Они заранее мне объяснили, что, если меня дракон спасёт, то он, скорее всего, меня не съест, а в свое логово отнесёт, и что я должна буду им во всём против него помочь. И что они совсем мне зла не желают, но ради торжества христианской веры я должна их послушаться и постараться. Вот я и помогаю, слушаюсь и стараюсь. Они доказали мне, что всё про меня знают. Рассказали, что я говорила, когда мне казалось, что рядом никого нет, кроме какой-нибудь одной-единственной девушки из кружка или тебя. Да, да, и ночью в темноте! И прежде чем я стала подозревать, что это ты им рассказал, показали, что я писала в дневнике, который совсем никому не показывала. И сказали, что не я одна их шпионом у дракона буду. Но кто другие – они не скажут!.. Теперь, правда, из-за их же глупого недоверия я все же узнала, кто остальные. Но, во-первых, может, я не обо всех узнала. Во-вторых, я не думаю, что кто-то из моих попутчиц меня не заложит, ведь попутчицы, как и я, ими напуганы до предела – иначе как они согласились?.. И – может быть, самое главное – я ни за что не хочу, что бы туда, к ним, ты попал, в подвал этот. И подруги из кружка тоже. А у меня есть обещание инков за укрывательство ведьмы и еретички, то есть меня, тебя не преследовать. И подруг из кружка не трогать. И даже после всего, когда, так или иначе, наш заговор против дракона завершится, успехом или неудачей. Конечно, им ничего не стоит нарушить обещание. Но пока что доктор Акон письма тебе передает и у тебя ответы забирает. Значит, с тобой всё в порядке. Доктору Акону я тоже не совсем доверяю, но не верится, что он сговорился с инками в том, чтобы помогать им (и мне) заговоры против него же устраивать. Значит, майнцские инки пока ведут себя честно. А вот у Юлии инк сам её письма получает, а её родителям не дает. И что она должна думать об их положении? Может, они в темнице? Как ей верить инкам, что с ними всё в порядке? Кстати, ты не знаешь, как там остальные, ну, из кружка? Ты ведь знаешь некоторых, или их мужей, и можешь у них про всех спросить? Имен писать не буду. А я попала в мышеловку. Ведь я понимаю, кто прав в споре инков и доктора Акона. Хуже того, я предаю свою мечту, потому как именно о такой жизни я мечтала. Я и сама себя презираю. Но то я сама, а посторонний, мне кажется, осудит меня только тот, кто никогда у инков в том подвале не был. И никакому человеку не пожелала бы там побывать, даже если поэтому он бы обо мне плохо думать перестал. Не суди строго и ты

свою жену Марту.

Про пиво: смешно, но то, что ты написал плюнуть на пиво, как раз тут используют для его варки. Только туда плюют аш-жучки. С дивной случайной избирательностью. (Спойлер: см. «Заповедник гоблинов» Саймака). Так вкуснее, но оно не для брезгливых. Но, ты прав, не до того сейчас.

Да, я тут узнала ещё новое про электрон, о котором прежде писала. (Рассказывает об атомистической теории древних греков). Но сами неделимые на самом деле не совсем неделимые. Они могут испускать ещё меньшие частицы. Они среди атомов могут проскакивать. Поток таких частиц и есть та сила, электрон, которая молнию образует. (Электропроводность металлов). Помнишь, я писала, что канаты для него сделаны из серебра? (Газ – почти изолятор. Разряд в газе). Так что в осветительных шарах работают самые настоящие молнии! Только по сравнению с грозовыми они очень маленькие и слабые. А вот как делается поток электрона в этих шарах, и откуда его столько в грозовой туче, я ещё не знаю.

Ах, да, и про Гутенберга. Этим я всего писать не стала, и тебе раньше не рассказывала. ещё кто подслушает. А он под конец был очень откровенен. Ещё в Страсбурге, обретаясь в странноприимном доме при монастыре, он вступил в братство монахов в миру. Названия его он мне не сказал, а целью их было среди всех людей Евангелие распространять. Не те куски, которые с кафедр читают, а всё целиком. Нет, это была не цель, а средство. И призвать жадных распутных церковников к скромности первых христиан – тоже средство. После возврата к первоначальному христианскому поведению по примеру христиан должны креститься турки и прочие нехристи. А затем наступит Апокалипсис и царство Божие на земле.

Это у них было похоже отчасти и на дольчинистов, и на гуситскую ересь, потому они скрывались. Типографская машина тоже была вначале тайным изобретением. Те «зеркала для паломников» на самом деле была книга «Зерцало…» дальше забыла как название.

Фауст что-то пронюхал, потому так легко типографию отнял. Мог обвинить Гутенберга в ереси. Правда, тогда типография и ему бы не досталась. И тираж Библии, скорее всего, сожгли бы. После случаи были, когда жгли напечатанную Библию как неправильную, дьявольским способом изготовленную.