Красная омега. Часть первая. Таёжная жуть

Красная омега. Часть первая. Таёжная жуть
Александр Брыксенков

Андрей Брыксенков

В глухом углу Затихвинья, в затерянной в дебрях Вепсского леса деревушке переживают лихие девяностые несколько ленинградских семей. Возделывают огороды, собирают грибы и ягоды, рыбачат и не подозревают, что район их деревни является особой, таинственной зоной. Проявления этой таинственности в виде приведений, духов, домовых, призраков они ощущают. Но причина этой таинственности им не ясна. И только постепенно, благодаря бывшему армейскому разведчику, завеса тайны приоткрывается… Книга содержит нецензурную брань.

Красная омега

Часть первая. Таёжная жуть

Александр Брыксенков

Андрей Брыксенков

© Александр Брыксенков, 2019

© Андрей Брыксенков, 2019

ISBN 978-5-4496-2495-6 (т. 1)

ISBN 978-5-4496-2496-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Двуглавый комар! Чудеса!!!

«Города нужно строить в деревне —
там воздух чище.»

Один англичанин

ТАМ, ГДЕ ЖИЛИ БЕРЕНДЕИ

Коренной ленинградец Дима Крюков, потомок известного в прошлом петербургского каналоустроителя Cемена Крюкова, обзавелся в тихвинской глубинке недвижимостью. По такому случаю в Диминой квартире на Сантьяго-де-Куба подряд два выходных со вкусом употребляли водку.

Сантьяго-де-Куба – это не город и не остров, а скромная уличка в одном из спальных районов Лнинграда. Первоначально-то она называлась не Сантьяго-де-Кубовской, а Больничной, по примыкавшему к ней крупному лечебному центру. Народу такой, скажем прямо, хреновый топоним очень претил, и он, народ, попросил власти изменить название улицы.

Городские чиновники, а было это еще при социализме, живо отозвались на просьбу трудящихся, но, к оторопи просителей, вместо кого-либо привычного имени вроде Черненко, Шкирятов, Шверник и т.п., к улице было пришпaндорено довольно экзотическое название, включавшее в себя имя Святого Иакова (исп. Santiago), одного из Христовых апостолов. Постепенно оторопь у людей прошла и взамен неё вызрела на непутевую часть сантьяговской публики. Надежда оказалась тщетной. Народ как предавался порокам, так и продолжал им предаваться. Особенно в этом деле отличались бывшие жители Ольгина и Лахты, переехавшие в город со своими гавкучими собаками, плодовитыми тараканами и кучей беспокойной ребятни. Но не только выходцы из пригородов демонстрировали наличие вредных привычек. Некоторые вполне приличные ленинградцы, например, Дима Крюков, тоже были не прочь приложиться к стопке другой

Прежде-то Дима не пил. Но тут приключились два характерных случая.

Первым случаем было то, что он женился на весёлой девушке, любительнице застолий. Ну, а если жена веселая, то и мужику не скучно. Верно же? В добавок к этому случаю приключился и второй: рядом с Сантьяго-де-Куба, на углу Луначарского и Культуры, соорудили под открытым небом большую «автопоилку», где за несколько монет, брошенных в щель любого из восьми автоматов, можно было получить кружку пива.

Пивной оазис выглядел неказисто. Его обжили какие-то потертые личности. Из зарослей желтой акации несло аммиаком. Осколки разбитых кружек хоустели под ногами. Над автоматами витал кислый запах пролитого пива. Тем не менее. Дима стал посещать этот источник дешевого алкоголя и постепенно пристрастился к пиву. А от пива до водки один шаг. Конечно, такой шаг Дима сделал. И правильно сделал, что сделал!

Когда в не очень далеком будущем приключится в стране тягучая Пертурбация, последовательно включившая в себя борьбу с привилегиями, демократизацию, шоковую терапизацию, ваучеризацию, либеризацию, дефолтизацию, реформацию, то люди от нервных перегрузок станут серийно помирать. Наибольшие потери понесут трезвенники: им будет нечем снимать напряжения. У пьющих же людей, даже при гнусной ядовитости стеклоочистителя, палёнки, рояля, образуется больше шансов пережить эту передрягу. Переживет её и Дима, правда, не без утрат.

Но это будет еще не скоро. А пока что у Крюковых выпивали. Возбужденные кутилы, в том числе и Соня, жена новоявленного собственника, не только бражничали. Под бормотание телевизора они размышляли и шумно спорили, активно прикидывая, как лучше распорядиться обретенным хозяйством. Хотя можно было бы и не напрягать извилины. Ведь не газовое же месторождение было куплено и даже не агропромышленный комплекс.

Димино приобретение являло собой всего лишь рядовую избу-развалюху, лишенную каких-либо подсобных пристроек. Разные там амбарчики, свинюшники, сараюшки давно сгнили, осели и заросли крапивой. Уцелел лишь старый рассадник, а может быть омшаник, кособокий, с трухлявыми углами, робко притулившийся к сухой березе.

В разговорах со знакомыми Дима свою ущербную хибару весомо именовал домом в деревне, а саму деревню представлял слушателям, как некое языческое, берендеево поселение, затерянное в почти священном лесу, где под вековыми соснами цветут купальные травы, а по мшистым тропам гуляют чуть ли не плюшевые звери.

Его красочные повествования о хороводах журавлей на деревенских лугах, о медвежатах, которые резвятся в виду деревни на другом берегу Черной речки, о баснословном изобилии грибов, ягод, орехов, целебных и пряных трав были настолько раздражающими, что к концу каждого такого живописательного сеанса в глазах слушателей начинала тлеть откровенно черная зависть, а на языке – вертеться злое ехидство:

– Кхе-кхе. Может там и капище есть?

– Не-е-ет. Капище отсутствует, – простодушно отвечал Дима, – но деревенские говорят, что за болотами, в глухих дебрях, встречаются ветхие навесы, под которыми стоят какие-то старые столбы. Наверное, тотемы. На некоторых из них вырезаны звериные морды.

– А, ты видел эти столбы?

– Не-е-е, ты что! Туда ходить нельзя. Местные предупреждают, что там «мертвый», заморочный лес. В нем живут «другие люди». Встреча с ними ничего хорошего не сулит

.

– Неужели иети?!

– Навряд ли. Никто этих людей не видел. Охотники лишь иногда натыкались на крупные следы, похожие на человечьи…

Дима на секунду замолкал, а затем дополнял свой рассказ подробностями типа:

– А еще в пещерах по берегам Паши иногда находят странные культовые предметы.

– Золотые!?

– Ну откуда в болотах золото? Все амулеты каменные или костяные, но это нисколько не умаляет их историческую ценность, – солидно заключал рассказчик.

Следует отметить: Дима вообще был человеком солидным и все, что делал, делал основательно. Эту жилку он, скорее всего, воспринял от своего деятельного предка, активно помогавшего Петру I обустраивать новую столицу. Кроме этой абстрактной жилки унаследовал Дима и одну реальную вещь – глиняную курительную трубку, которую, по семейным преданиям, подарил Семену Крюкову сам государь. Впечатляла трубка изображением ящерицы, ползущей по мундштуку к чаше трубки. Дима очень ценил прародительский артефакт, дошедший до него сквозь времена и бедствия и бережно хранил его вместе с другими семейными реликвиями.

Итак, Дима был человеком солидным и основательным. Поэтому никого не удивило появление со временем в его лексиконе кондовых слов типа позем, укос, паскотина, отава и т. п. По всему было видно, что он собирался всерьез заняться освоением приобретенных им в глухом Затихвинье приусадебных пространств.

Данный факт мало кого всколыхнул, так как дело происходило в самом начале 90-х, когда наш паровоз, сойдя с рельс коммунистического строительства, ошалело молотил по шпалам в радостное рыночное будущее. Вагоны яростно дергалиcя. Пассажиров трясло и жестко бросало из стороны в сторону. Тем не менее, главный Кочегар все подбрасывал и подбрасывал уголек в паровозную топку. Он был настолько убежден в способности локомотива самостоятельно вскочить на правильные рельсы и уверенно почухать в страну кисельных берегов, что публично пообещал лечь под поезд, если этого не случиться в ближайшее время. Однако, не лег… Трепло!.. Хотя, что взять с бухарика?

Как ни странно, но такая суматошная тряска многим была наруку. По всей стране, даже вроде бы порядочные люди, не говоря уже о ловкачах и пройдохах, стали азартно и открыто заниматься приватизательством и надувательством, осуществлением финансовых планов и пирамидальных обманов, то есть, стали заниматься всем тем, что еще совсем недавно презрительно-настороженно называлось спекуляцией, извлечением нетрудовых доходов, незаконными валютными операциями и жестко каралось по всей справедливости гуманного советского Закона.

Деревня, где располагалась Димина недвижимость, носила необычное наименование Камары, с ударением на втором а. У нас в стране много известных и даже знаменитых поселений. В пространственном промежутке между деревней Столбово под Тихвином, где был подписан в 1617 году мир со Швецией, и сибирским Шушенским, местом охотничьих развлечений В.И.Ленина, можно насчитать до сотни деревень, сел, станиц, названия которых о многом говорят просвещенной публике. Но наши Камары, к сожалению, в эту сотню не входят. В них ничего исторического не подписывалось, никто из великих мира сего их не посещал и, даже, легендарные советские полководцы, которые любили рождаться в сельской местности, появились на свет в других деревнях.

Итак, к данному моменту Камары в числе известных деревень не значатся, и широким массам о них ничего не известно. А, жаль! Потому, что это такое удивительное место, какого нет во всем Северо-Западном крае. Недаром один, безусловно, талантливый камарец, влюбленный в безмятежный мир Камар, поднапрягся и, преодолев вершину местной частушечной поэтики:

«Дед посеял десятину,

Хер повесил на осину…»

выдал следующие вирши:

«За розовой далью, в лесу у Черной речки