– Надо меры принимать!
После срочной службы на флоте, он несколько лет трудился по милицейской части. С той поры у него остался навык: на любой непорядок реагировать решительно и немедленно.
– Какие меры? Да, и зачем? – вяло отмахнулся Александр Иванович.
– Зачем, зачем, – передразнил Николай, – да, затем!
И продолжил:
– В доме Перепрыговых раньше жила бабка Андрюшиха. И стала она жаловаться бабам, что ночью её кто-то душит. Жаловалась, жаловалась, да и повесилась. Правда, керосинила она здорово. Но все равно: с нечистой силой шутки плохи.
– Так, что же делать, Николай?
– Окольцовывать его нужно, вот что. В круг, значит, брать.
– Как это?
– Погоди, кроликам травы нарежу. Опосля и разберемся.
Домовой
Появился Николай через два часа и принес ржавое чугунное кольцо от печной конфорки. Он сказал, что кольцо правильное, что над кольцом пошептала и поплевалась его жена и что оно готово к употреблению.
Ворожба над железякой, сотворенная Галей, женой Николая, нисколько не удивила Александра Ивановича, поскольку в Гале постоянно ощущалась какая-то чертинка, или, скорее, ведьминка. Ей было уже за сорок пять, а стройности и гибкости ее стана позавидовала бы любая молодайка. Все лето, не боясь мошкары, ходила она в открытом купальнике и загорала к осени до цвета луковой шелухи. С её удлиненного лица прыскали лукавством и озорством широко открытые темные очи.
Она знала массу примет и поверий. Складно гадала на блюдце и на картах. Собирала впрок какие-то, ведомые только ей, травы. Ну, и совершенно естественно, что возле ее ног постоянно терся большой черный кот. Галя во всем была очень везучей, особенно ей повезло с Николаем. Она выбрала сильного, работящего мужика, не пьяницу и не бабника. По деревенским понятиям – золото, а не муж!
Николай-то был убежден, что это он выбрал Галю, а не она его. Ну, как же! Появился в сельском клубе этакий моряк-с-печки-бряк. Появился и положил глаз на лучшую девушку. Где уж ей было устоять? Галя Ромашкина была умной женщиной и не мешала мужу пребывать в этом заблуждении.
Николай протянул ржавое кольцо Александру Ивановичу и проинструктировал:
– На, возьми и, не глядя, брось его в подпол или куда в угол. Брось и забудь.
Ученый усмехнулся, но кольцо взял. Он прошел на кухню и забросил заговоренную железку под печку. По поводу такого важного события была откупорена бутылка местной водки. Посидев с полчасика, собутыльники разошлись довольные друг другом.
Прошла неделя, другая. Может быть, кольцо подействовало или молитва достала, но домовой больше не появлялся. Сам же Александр Иванович объяснил этот факт просто: домовой в его доме – доброе и приличное существо.
НЕПРАВИЛЬНАЯ ИЗБА
Среди домовых, кроме добрых и приличных, встречаются иногда и злые создания. Они своими каверзами отравляют жизнь людей и насылают на них разные напасти. В доме, где обосновался злюка-домовой не бывает ни мира, ни лада.
Именно такой недобрый «хозяин» обитал в избе, которую купил Дима Крюков. Изба эта была построена еще до войны лесником Ереминым. За полвека Еремины расплодились. Они жили в избе большой, шумной семьей, в которой никогда не было согласия.
Отношения между членами семьи выяснялись бурно, с использованием нецензурных выражений. Крепче и обильнее всех выражался дед Сергей. Вернее, не выражался, а просто говорил на этом жутком языке. Даже в здешних краях, где ненормативная лексика бытовала как разговорная норма, дед Сергей слыл матюжником.
Сценка с натуры. На остановке в рейсовый автобус входит невысокий седенький дедушка. Он вежливо здоровается с пассажирами. Его все знают и дружно приветствуют
– Здорово, дед Сергей!
Старик со всеми раскланивается, потом осматривается и замечает у окошка свою родственницу. Его морщинистое лицо озаряется радостью, глазки теплеют. С ласковой улыбкой он обращается к ней:
– Племянушка! Блядь ты этакая! Какого кляпа нос не кажешь?
– Все болею, дядя Сережа.
Дед Сергей обращает внимание на большой разрез её юбки:
– А юбку-то на хера размандячила?
– Для фасону.
– Ну, е. твою мать! А я то подумал, когда бзднешь, чтоб быстрее выдувало.
Наверное, никогда русский народ не очистит свой язык от этой дряни. При коммунистах-то еще налагались кой-какие ограничения на нецензурщину. А теперь даже в Думе поливают направо и налево. Раздолье матерщинникам!
Под занавес советской власти, используя разные, бытовавшие тогда льготы, и совершенно смешные цены на стройматериалы, построили Еремины в Шугозере большой дом, в котором разместились «молодые». Дед же Сергей устроился с бабкой по соседству, в бесхозной избе. Когда они переезжали на новое место жительства, то «хозяина» из старого дома,
вопреки деревенским порядкам, с собой не взяли. А зачем его брать? Кроме
разных пакостей они от него ничего больше не видели. Домовой, видать, сильно обиделся. Как показали дальнейшие события, его и так-то не мягкий характер совсем испортился.
Еремины дали объявление о продаже своей освободившейся избы. Покупателей не нашлось, и они сдали её в аренду охотникам-промысловикам.
Камарские леса и долы изобиловали зверьем и птицей. Прямо из деревни можно было наблюдать, как потрошат совхозное картофельное поле кабанихи со своими полосатыми поросятками. По утрам вдоль кромки леса элегантно рысил лось. Зайцы, спасаясь от лис, врывались в деревню, гулко ударяя лапами в плотную дорогу.
Часто по задворкам шастали одинокие волки в надежде поживиться собачатиной. Когда совхоз засеял овсом поле возле шоссе, то медведи, для сокращения пути к любимому лакомству, перли ночами прямо через Камары. Барсуки, рыси, росомахи и разные там еноты, из-за своей осторожности в деревню не заходили, но камарцы часто их встречали в лесу.
Над деревней пролегали трассы птичьих перелетов. Весной и осенью над Камарами проплывали неисчислимые стаи и косяки уток, гусей, лебедей. Севернее деревни воздушные путешественники приводнялись на широкие речные заводи и многочисленные озерца для отдыха и кормежки. Много было и боровой дичи.
И при таком обилии живности добыча охотников, обосновавшихся в избе Ереминых, обычно была скромной. Удрученные добытчики поражались небывалому невезению. Камарцев же это нисколько не удивляло: какое там везение, если живут охотники в неправильной избе.
В тот дождливый, осенний вечер они вышли из леса промокшие, измотанные и злые. Добыча была пустяковой. Не заходя домой, попросили охотники тетку Дарью отпустить им водки. Та отомкнула окованную железом дверь маленького домика, построенного лет тридцать тому назад силами Потребсоюза.
В домике размещалась продуктовая лавка. Раньше она работала регулярно и имела постоянного продавца. После того как деревня опустела, доход от лавки резко упал, и держать продавца стало невыгодно. Тогда-то и уговорили Дарью Авдеевну быть продавцом, практически на общественных началах. Она не сидела в лавке, а открывала её по необходимости, по просьбе односельчан. Основными продуктами в лавке были водка и дешевое вино, а также макароны, крупа ну и, конечно, хлеб. Тетка Дарья продала охотникам требуемое количество бутылок и заперла лавку.
Ближе к ночи, очевидно от огорчения, хлебанули охотнички немеряно и даже больше. Настолько больше, что у одного из них начались галлюцинации. Ему привиделись немцы, в смысле – фашисты, которые сидят за столом и собираются его, советского партизана, расстрелять.
«Партизан» медленно прошел в угол, где стояли ружья, зарядил свою «тулку» и решительно направил стволы на сидящих за столом добытчиков:
– Руки вверх, гады! Всех перестреляю!
Рядом оказался один из охотников. Он изловчился и снизу ударил ногой по стволам. Ружье дернулось и жахнуло зарядом дроби в стенку так, что щепки полетели. Вмиг протрезвевшая компания навалилась на «партизана». Сначала, его как следует отдубасили, а затем связали и бросили в чулан. Через два дня охотники насовсем покинули Камары. Говорили, что они подались за Пашозеро.
Изба лесничего снова опустела. Она угрюмо и неприкаянно стояла на краю деревни. Деревенские старухи поговаривали о каких-то стуках, которые иногда раздаются в покинутом доме и боязливо обходили его стороной.
ХОХЛЫ-ЛЕСОРУБЫ
Всю зиму неправильная изба простояла пустой. А весной в ней поселилась бригада лесорубов с Украины. Для погрузки леса и для его транспортировки до железной дороги привезли украинцы с собой тяжелую технику. Кстати, эта-та тяжелая техника и раздолбала до невозможности камарскую дорогу.