Катынь: СС+НКВД – шляхта

С большим удовольствием Риббентроп отправил бы его, а за компанию с ним и Хильгера, если, уж, не в Дахау, то хотя бы к чёртовой матери.

Эх, если бы только было можно! Но – нельзя. И всё по одной причине: Шуленбург и Хильгер были дипломатами, а Риббентроп – нет. Не помогали даже претенциозные манеры и приставка «фон» к фамилии. Плебейское начало пёрло из всех щелей. А за отсутствие дипломатических талантов и говорить было нечего. Если за плечами фон Шуленбурга было тридцать восемь лет стажа дипломатической работы в разных чинах и странах, то за плечами фон Риббентропа – всего полтора года политических интриг в должности.

Правда, сюда при желании – самого Риббентропа, естественно – можно было засчитать и период с тридцать третьего года, когда будущий рейхсминистр возглавил внешнеполитическое бюро НСДАП. Но даже с «зачётом» дипломатического опыта набиралось – кот наплакал. Не спасали положение и несколько месяцев работы послом в Лондоне.

Больше всего Риббентропа тяготило явное неприятие его, как рейхсминистра, профессиональными дипломатами. Такими, как Шуленбург, Хильгер, не говоря уже о фигурах покрупнее: фон Нейрат, фон Папен, Шверин фон Крозигк. Для этих людей Риббентроп-дипломат не существовал: для них он всегда оставался партийным назначенцем. Конечно, «оставаясь для них», рейхсминистр не оставался и в долгу: даже аристократическая приставка «фон» не мешала ему «обложить» подчинённых так, что и портовые грузчики позеленели бы от зависти. Правда, легчало от этого ненадолго. В глубине души Риббентроп сознавал: объективно для занимаемой должности он не имел ни образования, ни дипломатического чутья, ни такта. Даже претенциозные манеры, невыносимые для окружающих, не избавляли его от комплекса неполноценности.

Всё это вкупе заставляло его мириться с обществом Шуленбурга и Хильгера. Без их помощи он не мог рассчитывать на достижение цели, ради которой фюрер и направил его в Москву. Этот пакт мог стать венцом дипломатической карьеры непрофессионального дипломата – а это, в свою очередь, «грозило» ему благосклонным отношением фюрера. Тем более что делиться лаврами Риббентроп и не собирался: сам фюрер являлся тому наглядным примером.

В пятнадцать тридцать, обменявшись приветствиями: холодно- вежливыми – с советской стороны, и подчёркнуто-радушными – с немецкой, хозяева и гости, наконец, заняли места за столом переговоров. Не дожидаясь приглашения, Риббентроп взял с места в карьер.

– Господин Сталин! Фюрер великой Германии Адольф Гитлер

придаёт исключительное значение этому визиту, и надеется, что он положит начало эре новых отношений между Германией и Советским Союзом!

– Так, уж, сразу, и «эре», – усмехнулся Сталин. Унисон ему ожидаемо составил Молотов, и неожиданно – Шуленбург. Когда Риббентропу перевели ответ, он покраснел, но тут же принялся оправдывать поговорку насчёт того, «с кого всё – как с гуся вода».

– Господин Сталин и господин Молотов! Я прибыл сюда не только для обсуждения текущих вопросов, но и для того, чтобы сделать предложения Советскому Союзу о глобальном сотрудничестве.

– Давайте, всё же, ограничимся текущими вопросами, – не поскупился на иронию Сталин.

Риббентроп тут же поймал на себе парочку взглядов от «членов делегации»: один – предостерегающий, второй – почти торжествующий. Что ж, Шуленбург с Хильгером могли позволить себе любой из этих взглядов. Они действительно предупреждали рейхсминистра о том, чтобы тот держал язык за зубами, ибо Сталин имеет привычку не «отпускать» визави ни одного «случайно вылетевшего» слова.

Риббентроп счёл за лучшее «дипломатично» откашляться, но следом опять выкатил грудь.

– Мы ознакомились с предложениями советской стороны – и в вопросе их удовлетворения готовы пойти даже много дальше

Сталин не слишком энергично приподнял бровь.

– Нельзя ли уточнить: «много дальше» чего?

Рейхсминистр открыл рот для ответа – но тот не находился. Пришлось оглянуться на Шуленбурга, да ещё не с министерским лицом: сквозь привычную уже растерянность в глаза его пробивался страх. Призванный на помощь, Шуленбург подался вперёд.

– Ваше высокопревосходительство, господин рейхсминистр хотел сказать, что Германия выражает готовность удовлетворить все заявленные советской стороной требования, а сверх того – предложить содействие в решении тех геополитических проблем, которые остались неохваченными предварительными договорённостями.

Сталин удовлетворённо кивнул головой – и Риббентроп немного убавил в бледности.

– Тогда у меня вопрос к господину рейхсминистру.

Медленно, словно танк – орудийную башню, Сталин повернул голову в сторону Риббентропа. Глаза его смотрели прямо на немца. Снаружи взгляд их был предельно мягким – зато, каким жёстким он был изнутри! Риббентроп наверняка почувствовал, как ледяные иголки сталинского взгляда насквозь протыкают его, и без того отсутствующее, мужество. А ведь и об этом «коварстве» русского «византийца» его предупреждал фон Шуленбург!

«Проткнув» гостя, Сталин мундштуком трубки неторопливо разгладил усы.

– Будем говорить откровенно: нас, русских, как и вас, немцев, прежде всего, интересует вопрос собственной безопасности. Особенно – в контексте нерешённого вопроса коллективной безопасности.

Риббентроп вздрогнул: «особенно – в контексте нерешённого вопроса коллективной безопасности». Что и говорить: «Sapienti – sat». «Умному – достаточно».

– Совершенно верно, господин Сталин.

– Очень хорошо, что Вы согласны с этим, господин Риббентроп. Поэтому скажу прямо: нас очень интересует вопрос Прибалтики. Мы бы не хотели, чтобы территории лимитрофов оказались плацдармом для агрессии против Советского Союза.

Под очередным невыносимо прямым взглядом Сталина Риббентроп заёрзал задом. Очередной намёк Сталина оказался… вовсе не намёк. Сталин не сказал ничего – и сказал всё. «Фамилия» агрессора не была названа – но Риббентроп едва усидел на месте, чтобы «не отозваться».

– Я понял Вас, господин Сталин.

Рейхсминистр не знал, куда девать глаза, руки и всё остальное имущество. Ему срочно требовалось перехватить инициативу, чтобы окончательно не скатиться к амплуа ответчика.

– И поэтому, чтобы сразу же развеять все Ваши сомнения, я заявляю… будучи уполномочен фюрером… следующее: Германия совершенно не заинтересована в Финляндии, Эстонии и Латвии. Больше того: фюрер поручил мне заявить, что Германия также не заинтересована в Бессарабии, а в целом – в юго-востоке Европы.

– О юго-востоке Европы мы поговорим как-нибудь в другой раз, – почти не усмехнулся Сталин. – А вот, то, что Вы заявили относительно незаинтересованности Германии в прибалтийских республиках – это очень хорошо.

Сталин опустил упоминание Финляндии. А поскольку Сталин никогда и ничего не забывал, Шуленбург немедленно сделал Риббентропу «отмашку» глазами: тему Финляндии «педалировать» не следовало. В Германии было известно, что вопрос Финляндии – жизненно важный для всего северо-запада России, но он должен был созреть. Примерно – как чирей на заднице, когда его уже невозможно игнорировать. Вопросы надо ставить уместно, что особенно важно в политике.

Сталин, разумеется, обратил внимание на «семафор» посла Шуленбурга, но не стал обращать на это внимание немецкой стороны.

– Это особенно важно в связи с тем, что мы – страна северная, и очень нуждаемся в незамерзающих портах в акватории Балтийского моря. Экономика развивается, и наши возможности уже не отвечают потребностям. Наши порты в северных морях, к сожалению, не могут работать круглый год. Поэтому нам нужны незамерзающие порты Либава и Виндава. Или, как их ещё называют, Лиепая и Вентспилс. Мы даже готовы взять их в аренду у латвийской стороны. Конечно – при наличии доброй воли всех заинтересованных участников.

– У Германии такая воля есть! – просиял Риббентроп. – И, как раз – добрая! Именно по этой причине вопрос Польши…

– Кстати, насчёт Польши…

Сталин даже голосом умудрился проставить многоточие так, что оно смотрелось вопросительным знаком. На этот раз гость не смутился: чувствовалась подготовка.

– Фюрер считает поведение Варшавы абсолютно недопустимым.

Несмотря на отсутствие восклицательного знака в голосе,

Риббентроп местами перешёл на визгливые ноты.

– И он полагает, что напряжение во взаимоотношениях наших стран достигло такой степени, что развязки можно ждать в любое время!

– Да, он писал мне об этом.

Под будничный тон не удостоив гостя и взгляда, Сталин спокойно выбил пепел из трубки, и принялся заряжать её новой порцией.

– Хотелось бы узнать – хотя бы в общих чертах – что в Берлине понимают под «развязкой»?

– Ну-у… ф-ф-ф…

Риббентроп в очередной раз растерялся. Он, не дипломат, никак не мог ещё привыкнуть к обезоруживающей прямолинейности Сталина. Русский вождь заходил на интересующий его вопрос, минуя все обязательные и необязательные «дипломатические околичности». Это сразу же давало ему фору, а его визави – совсем даже наоборот. Именно поэтому рейхсминистру и потребовался сейчас мгновенный совет Шуленбурга. Он скосил глаз на посла – и тот молча смежил веки.

– Германия хочет решить все споры с Польшей мирным путём, господин Сталин.

– Данциг и «коридор»?

– Да, господин Сталин!

– Но, если конфликт окажется неизбежным…