И ангел молвил… «Танцуй, Федя!» и другие приключенческие рассказы

И ангел молвил… «Танцуй, Федя!» и другие приключенческие рассказы
Александр Дёмышев

Люди желают, чтобы добро побеждало. Всегда. Но жизнь – штука сложная. Иногда одержанная победа – лишь иллюзия, грёза. И тогда, открыв глаза, человек вновь оказывается по шею в… неприятностях.Встречайте героев нового сборника, в рассказах которого добро всё-таки побеждает. Всегда. Хоть и не сразу.

И ангел молвил…

«Танцуй, Федя!» и другие приключенческие рассказы

Александр Дёмышев

© Александр Дёмышев, 2024

ISBN 978-5-0062-4104-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

От автора

Приключенческие рассказы данного сборника уже печатались по отдельности. С ними знакомы читатели журналов «Ротонда» и «ЛИterra», альманахов «Огни Кузбасса» и «Вятка литературная». И вот теперь эти произведения собраны вместе, под одной обложкой. А самый большой рассказ (из представленных тут) был написан в 2014-м году и публиковался в сборнике «Тихий океан…». История Феди-танцора настолько понравилась читателям, что по многочисленным просьбам, несколько доработав и улучшив через десять лет после написания, я включил рассказ «Танцуй, Федя!» и в данный сборник.

Прочь серые будни! Вспомните вашу юность! Первую любовь, первую ревность. Драки и шрамы, кровь на снегу.

Прочувствуйте философскую глубину монологов рецидивиста, ограбившего сберкассу и готового получить по счетам.

Окунитесь в ледяные воды крещенской купели, только постарайтесь не околеть, там же холодно, бр-р-р!

Штурмуйте фашистское логово вместе с группой бойцов, несущих красное Знамя Победы. Взгляните с крыши Рейхстага под ноги – на поверженный Берлин 1945-го.

И побудьте немного в плену у террористов-ваххабитов вместе с современным Иванушкой-дурачком, который по-настоящему умеет лишь одно – плясать. Но русская плясовая в его исполнении – настоящее оружие массового поражения.

Вперёд, к приключениям!

Шрамы

Я мужчина, имеющий два украшения на голове. Оба шрама получены на заре моей буйной молодости.

Один шрам тонкой проплешиной светится на макушке. Каждый раз, подымаясь с потёртого стула после очередной стрижки в нашей зоновской парикмахерской, в зеркале вижу его. Но проходит всего неделя, и чуть отросшие волосы закрывают шрам до следующего похода к цирюльнику. История появления этой отметины довольно банальна. Однажды, году в 1993-м, когда я второй год тянул стройбатовскую лямку, во время очередной групповой разборки между землячествами мне дали совковой лопатой по голове. Дело обычное, чего там, стройбат же. И то ли черенок у лопаты трухлявый был, то ли башка у меня слишком твёрдая… Короче, лопата сломалась, а голова – нет. Кость же ведь крепче дерева, верно?

До сих пор помню глаза ефрейтора Гарифуллина, застывшего с жалким обломком черенка в руках. В чёрных, как дербентская ночь, глазах его я увидел в тот миг испуг и, кажется, даже почтение – так поразила Гарифуллина мощь моего черепа. Кстати, именно после удара лопатой сложилась в моей голове идея написания одной чудной повести, но воплотить её в жизнь смог я намного позже. Что ж, музы бывают разные. Стройбатовцу муза может явиться и в образе ефрейтора, вооружённого ударно-копательным инструментом.

С другим моим шрамом – поинтереснее. Он расположен на подбородке чуть ниже рта. С годами шрам стал почти незаметен, никто из сидельцев не обращает внимания на него, я и сам вспоминаю о нём крайне редко. По утрам перед зеркальцем бреюсь – шрама не замечаю. Даже жена за все долгие годы нашего брака ни разу меня не спросила, откуда он. И дети не спрашивали. Наверное, думали они, что этот шрам – часть меня, что был он всегда на моём лице, как нос или уши. Но это, конечно, не так. Данный шрам появился очень давно, шёл мне тогда всего-то пятнадцатый год. И в день своего появления выглядел шрам совсем не так безобидно, как теперь, по прошествии тридцати с лишним лет…

В ту зиму на всех дискотеках Советского Союза крутились «Яблоки на снегу» – бессмертный шлягер, благодаря которому Михаил Муромов стал для меня на все времена певцом одной песни[1 - Михаил Муромов (1950 г.р.) – советский и российский музыкант, композитор и актёр. Композиция «Яблоки на снегу» создана им на стихи, написанные в 1976-м году поэтом Андреем Дементьевым (1928 – 2018). Мегахит отечественной эстрады звучит с 1987 года. В рассказе в качестве цитат использованы слова этой песни.].

В нашем восьмом «Б» училась Хорошавина Оксана – девочка (думаю, правильнее всё же – девушка) во всех смыслах выдающаяся. Первая красавица нашей школы. Внешне и манерой держаться она походила на кошку. Нет, скорее, на молодую тигрицу. Гордая осанка, не по годам развитая фигура. Лицом она смахивала на Клеопатру, египетскую царицу из одноимённого фильма. А если точнее – на королеву Голливуда Элизабет Тейлор, которая исполнила роль Клеопатры – такая же чернявая, дерзки красивая, только моложе. Юная Клеопатра! Ухлёстывали за Оксаной самые крутые старшеклассники, то есть самые сильные, самые смелые, самые наглые. И она с ними гуляла напропалую. Это при том, что отец у неё был майор милиции! Возможно, папа был слишком занят; к тому же Хорошавина как-то умудрялась учиться на четыре и пять. Нас, своих ровесников, считала она малолетками. Да мы против этого и ничего не имели. Для нас она была… я не знаю… Звезда. Да, так! Недосягаемая Звезда, на которую можно только глазеть, а трогать… не то что нельзя, об этом даже и мысли не возникало. Ну, откуда ж такое придёт: прикоснуться к Звезде?

И вот в начале декабря наш классный руководитель Елена Афанасьевна, которую меж собой мы «любя» прозывали Афоней, решила, что меня, некогда твёрдого троечника, успевшего в первой четверти нахватать двояков, срочно следует подтянуть. Показатели классу порчу, мол, и так далее. И поскольку сам я со своей коронной последней парты пересаживаться наотрез отказался, решила Афоня подсадить ко мне гордость и красу нашего класса Оксану Хорошавину. Ну чтобы она меня как-то подтягивала. Звезда за моей партой – вот поворот!

Поначалу отношения со Звездой не заладились. Хорошавина внимания на меня обращала не больше, чем на череп неандертальца – учебное пособие, пылившееся много лет на полке в кабинете биологии. Я сидел на уроках, большей частью пялясь в окно, но иногда бросал взгляды косые и на соседку. Там было на что посмотреть! Коснуться её я не мог. Даже локтем по-соседски случайно я ни разу её не задел. Звезда! Однако её присутствие за моей партой будоражило воображение. Ежедневная близость с самой красивой девушкой и при этом – полная её недоступность! Я тихо сходил с ума.

На уроках бросало меня то в холод, то в жар. Бывало, я весь напрягался. В такие моменты наваливался, облокотившись, на парту. Парта скрывала то, что находится ниже живота, ну вы понимаете: в этом возрасте гормоны бурлят, эрекция ого-го! Вызывать меня отвечать к доске в таком случае – дохлый номер. Я мог лишь что-нибудь буркнуть учителю, не подымаясь с места. Но это было как раз в порядке вещей. Педагоги 36-й школы, давно привыкнув к некоторым особенностям моего поведения, внимания не такие мелочи не обращали.

Короче, влюбился я не по-детски. Не знаю, заметила ли Оксана моё состояние. На контакт она не шла. Да какой там контакт! Я пары слов не мог связать, чтобы как следует к ней обратиться даже по делу. Я как-то притих, на уроках перестал зубоскалить. Учителя отмечали: поведение моё стало лучше. Вскоре улучшилась и успеваемость. Звезда хоть и вела себя довольно надменно, однако списывать мне позволила.

– Ты должен решать свой вариант, – сказала Оксана, глядя прямо перед собой, когда давала списать мне контрольную в первый раз.

– Какая разница, ёлы-палы, авось прокатит! – горячо прошептал я тогда под нос.

Этим общение наше и ограничилось до самого конца второй четверти. А списывание прокатывало! Правда, оценка в моей тетради стояла всегда на один балл ниже, чем у соседки, но я, конечно, не возражал. Учителя закрывали глаза на то, что сдаю я не свой вариант, ведь не очень-то желали они оставлять меня на второй год. Я им и так уже надоел, был для них горше редьки. Четверть закончил троечником, все были довольны.

На новогодней дискотеке музыка грохотала так, что из ушей танцевавших дым валил. Стёкла в огромных окнах дрожали, тьму школьного актового зала пронзали цветные лучи. В лучах посреди зала танцевала Звезда, Оксана Хорошавина, наша школьная королева, юная Клеопатра. Рядом с ней кружил, дико выписывая пьяные резкие пируэты, Лёха Потехин – неформальный лидер десятого «Б». Я поискал глазами Бориса Семигорова, который учился в десятом «А» и считался главным драчуном нашего микрорайона, – ведь именно Борька крутил с Оксаной шуры-муры последнее время. Но Семигоров куда-то запропастился.

Из динамиков лились хиты крутых групп. Modern Talking, Europe, Status Quo – всё самое модное с не такого уж «загнивающего» Запада. Советскую эстраду представляли «Мираж», «Фристайл», «Рондо», диск-жокей Минаев Сергей и, конечно же, Михаил Муромов с главным хитом сезона! Старшие парни, прячась по тёмным углам, разливали дешёвую бормотуху, а мы, восьмиклассники, плясали и подпевали:

Яблоки на снегу — розовые на белом,
Что же нам с ними делать, с яблоками на снегу?
Яблоки на снегу в розовой нежной коже,
Ты им ещё поможешь, я себе не могу…

В начале танцулек композицию эту врубили дважды подряд, а затем в течение вечера включали ещё раза три! И каждый раз сумасшествие среди школьников нарастало. И вот, когда под занавес дискотеки «Яблоки» закрутились в последний раз, в зале вспыхнула драка. Сцепились два лидера десятых «А» и «Б» классов. По пьяной лавочке Потехин и Семигоров не поделили нашу Звезду. Не прошло двух минут, как драка «раз на раз» переросла в групповое побоище. В зале врубили свет, смолкла музыка. Учителя и дяденьки с красными повязками на рукавах (активисты родительского комитета) принялись усмирять самых буйных. Сквозь крики и суматоху я двинулся к раздевалке, там было пусто. Взяв одежду, буквально столкнулся у зеркала с Хорошавиной. В этот момент сюда же ввалился и нокаутировавший соперника Борька, под глазом его набухал синяк. Семигоров был пьян как сапожник и ревнив как мавр, только кинжала и молотка ему не хватало. Сумасшедше вращая глазами, Борька рычал:

– Ксюха! Шалава! Внаглую перед Потехиным задницей вертишь!

Хорошавина даже не обернулась, всё так же продолжала она прихорашиваться перед зеркалом. Ещё и надменно так ухмыльнулась.

– Она не шалава, – ответил вдруг я.

В этот момент мы удивились все трое, но каждый по-своему. Оксана, не отрываясь от зеркала, чуть подняла брови. Борька прищурился. А я про себя подумал: куда лезу, зачем? Раздевалка уже наполнялась народом.

– Чего? – Борька, кажется, не поверил своим ушам. Пьяным взглядом он смерил меня, затем, широко размахнувшись, нанёс удар. Но я среагировал, увернулся и тут же автоматически принял боксёрскую стойку (секцию в спорткомплексе «Факел» посещал я тогда уже больше года).

– Чего-чего?! – Борька удивился ещё сильнее.

Да я и сам себе удивился. Не собираюсь же я в самом деле махаться с этим верзилой? Борька старше почти на три года, он самый сильный не только в школе, во всей округе. Поэтому, когда Семигоров, улыбнувшись, поманил пальцем – с плеч моих ровно глыба свалилась. Так-то с Борисом я был «вась-вась»: семейство Семигоровых проживало в соседней девятиэтажке, наши отцы работали на одном заводе. Борька даже здоровался со мной всегда за руку, что очень мне льстило. Поэтому, разжав кулаки, я с готовностью опустил руки и шагнул к Семигорову. Ладонь протянул для рукопожатия – и тут же получил резкую «двойку» в подбородок. Левой, правой – вот так!

Я поплыл, но кое-как устоял на ногах. Борьку уже оттаскивали. Мой подбородок чуть ниже губы был рассечён, кровь стекала ручьём на рубашку. Не знаю, чем он так вдарил, печатка с острыми краями, что ли, была надета? Посмотрев в зеркало, узрел я себя – вампира, упившегося кровушки. И тут же рядом отразилась она – Звезда, тигрица, наша школьная королева. Оксана смотрела на меня через зеркало. Смотрела не так, как всегда, то есть не равнодушно. Мне показалось, она озабочена. Я улыбнулся ей. Лучше бы этого мне не делать! Зубы показались не только меж губ, зубы открылись ещё и в дыре под губами. Казалось, у меня теперь стало два рта – сверху большой, снизу малый. Настоящий урод! Ещё и кровь. Зрелище не из приятных.

Уходил из школы, прижимая к подбородку тёплую и липкую, намокшую кровью тряпку. Багровые точки на белом снегу отмечали мой путь. Следом шла Хорошавина.

Через час с пластырем на подбородке я спустился в холл травмпункта. Навстречу мне со скамьи поднялась она.

– Ну, как ты? – спросила Оксана.

– Нормально. Четыре шва наложили. Доктор какой-то усталый. Он говорит, что дыра зарастёт быстро, только вот шрам останется на всю жизнь.

– Значит, будешь всю жизнь меня вспоминать. Будешь думать обо мне ежедневно, как только в зеркало глянешь, – Хорошавина улыбнулась лукаво. – Да не переживай ты, шрамы ведь украшают мужчину.

– А я и не переживаю, чего мне!