…В состоянии мига… (сборник)

– Миха!

– Катя!

– Марина!

Я тоже представился. Мысли совсем рассыпались в труху, я не знал, что и думать, но понимал, что за столом нужно вести себя непринужденно и раскованно – так здесь принято.

Из контекста (опять этот проклятый контекст) бурного обсуждения я понял, что здесь обсуждают 2000-й год. Каким он будет, что принесет каждому из здесь сидящих и человечеству в целом.

– Мечтаю дожить, посмотреть на тамошнюю технику! – горячился бородатый Миха – Вы себе не представляете! Никакого бензина, сплошь техника на водородном топливе! Неисчерпаемые запасы – а в качестве отходов – чистейшая вода! Машины у всех тогда будут – если не перейдем на водород – задохнемся к едрене фене…

– На Луне, наверное, уже городок постоят! – мечтал вдумчивый Лёня – Давай, Катя, за это дерябнем шампанского!

– Больно мне нужен город на Луне! – фыркнула Марина – Мне куда важнее, чтобы квартиры раздавали по заявлению – подал заявление в ЗАГС – и тебе вместе с кольцами – ключи от квартиры… Как думаешь, успеют?

– Квартиры то успеют! – захохотал Саня – Только ты что, 20 лет собираешься ждать? И с кем тогда в ЗАГС пойдёшь?!

– Дурак! Я же не для себя спрашиваю, а для будущих людей!

Миха поправил очки в роговой старомодной оправе.

– Мне, как ученому, интереснее вот что: по всей вероятности, к 2000-му году исчезнет само по себе понятие тунеядства. Механизация труда, автоматизация черновой работы изменит облик трудящегося человека, сделает труд творчеством, необременительным и приятным. По сути, как у Стругацких, досуг и труд сольются в одно целое, и уклонятся от работы будет означать уклонятся от собственного удовольствия…

– Конец дефицита будет концом спекуляции! – уверенно объявил Лёня.

– Да ну? – недоверчиво посмотрела на него Марина

– Да, да! Поймите, мы пережили страшную войну, понастроили промышленности! Теперь за 20-ть лет мы сумеем наполнить потребительский рынок всем, что душе угодно, и спекулянтам просто негде будет нос просунуть! А это не просто конец фарцы, это измененение самого рода человеческого – изменение к лучшему!

– А я мечтаю в 2000-м году съездить по Золотому кольцу… – сказала Катя —я же старуха уже буду, чего не кататься на пенсию?! Представляете, мальчишки, каким оно станет? Все отреставрируют, построят отели, парки, всякие аттракционы рядом…

– Ты как покатишься – песок то из тебя и посыплется! – хихикал вредный Саня.

– А я думаю – встрял в беседу Миха – свяжемся ли мы к тому времени с инопланетянами?! Может быть, к нашей пенсии как раз подгадают трансляции с других планет начать?!

– Если они есть! – важно поправил Лёня – Вопрос ведь спорный… Может быть, мы – уникальное явление во вселенной? Тут ребята на Э-ВЭ-ЭМ подсчитали, что вероятность зарождения белковой жизни даже в благоприятных условиях –меньше, чем число атомов в Галактике… Представляете, какой уникальный шанс воплотила Земля!

– Ты технарь! – обиделся Саня – Подумаешь, ЭВМ рассчитала! Твоя машина рассчитает только то, что ей на перфокарту заложат, а ума у неё не больше, чем у тумбочки! Может быть, все не так уж плохо?!

– Плохо или хорошо – спорил Лёня – а все таки твоих инопланетян будут искать такие технари, как я! К 2000-му году у всех уже все будет – ну, бытовое это дерьмо всякое – и потому на науку будут тратить несравнимо больше, чем сейчас… Это значит – вымеряем все небо по линеечке, будь спок! Но говорю тебе – можем и не найти, уж не обессудь! Что нам, создавать их что-ли, для вас с Михой?!

– Ребята! – вдруг испуганно сказала Катя – а вдруг война?!

– Нет! – уверенно отмахнулся Миха – Мы с американцами договоримся, потому что мы – две великие научные цивилизации! А китайцев, если надо будет —вместе долбанем! Да и как в 2000-м году человек сможет даже помыслить о войне, когда будет столько интересного? Война, Катя, это ведь следствие темноты и дикости, наследие варварства. Мужчины занимались войной, когда нечем было другим себя занять!

– Ты что об этом думаешь? – вдруг в лоб спросил меня Саня, решив, видимо, что столь «долгое» молчание гостя неприлично.

– Хм! – первое, что выдал я. Но надо было играть роль до конца, и я рассказал им про шутливый рисунок Тимура, который тот сделал на обоях в нашей прежней гостинице; Представляете – летит самолет и из бомбалюков вываливаются атомные и нейтронные бомбы, помеченные соответствующими значками. А внизу нарисованы человечки – демонстрация – они несут лозунги:

«Нет!» «Не хотим!» «Не надо!»

Я сам не знал, к чему все это плету. Но Саня лучше меня понял смысл притчи моего друга:

– То есть, ты хочешь сказать – человек предполагает, а бог располагает? Мы можем рассуждать, митинговать, требовать, а судьба все решит по своему? По моему, это упаднический фатализм, которому нет места в 2000-м году… Хотя, конечно, я могу ошибаться…

– Понимаешь, друг! – приобнял меня за плечи сосед-Миха – Страх перед судьбой был свойственен обществу нехваток и дефицитов. А сейчас техника так быстро развивается, что о нехватках скоро будут читать только в учебниках истории. Раз так – то и люди станут добрее, обязательно станут! Ведь если нечего делить – зачем тогда вражда? И мы, и американцы идем к одному и тому же обществу изобилия, понимаешь? Вначале нужно воплотить вековую мечту человечества о щедрой и ласковой Земле, матери, а не мачехе! А потом – будущее определиться само, и поверь – плохим оно не может быть…

Я мычал, соглашаясь. Я набил рот салатом «Оливье» и не мог отвечать членораздельно – да и нечего было отвечать.

Тут снова пришла девушка из кассы, и сказала мне, что бронь, которую она ожидала, снята, и я, подкрепившись, могу лететь, только надо торопиться, потому что турбины уже разогреваются…

Я наскоро попрощался с новообретенными друзьями, и побежал на посадку, на ходу застегивая дубленку и утирая рот.

Вскоре лайнер взлетел, унося меня навстречу неведомым надобностям и непонятным экзаменам.

***

Дул северный ветер, приходящий вдоль Урала с самого Ледовитого океана, мела остервенелая поземка. Людей не видно – все забились по углам, праздничные гирлянды и иллюминации раскачивались в такт ураганным порывам.

Над родным и до боли знакомым зданием аэропорта «Уфа-?ф?» горела электронная надпись на жидкокристаллических табло: «С новым, 2021-м годом!»

Но Тимура со мной уже не было – он улетел в Ереван. И я навряд ли найду в здешних подсобках Миху, Лёню, Саню, Катю, Марину. Я все понял – и наконец, возвратился в свой Контекст.

Я прилетел в Родной Город.

Плача от невыносимой тоски, я побежал назад, к лайнеру, визг турбин которого ещё слышался на летном поле – но трап уже убрали. Я стоял в вихрях ледяной поземки, и мои слезы застывали на щеках колкими стеклышками…

В тылу крестового похода

После второго крестового похода удача наконец улыбнулась мне. Хотя мы не взяли Дамаска, но я сумел захватить себе вороного сарацинского скакуна, сменившего мою клячу. Я назвал коня Бесом. На его лоснящейся атласной шкуре красиво смотрелся тяжелый кошель с византийским золотом. Несколько лет я плутал по пыльным дорогам Балкан, после же потянуло в Германию. Недоброе время я выбрал: по селениям эрцгерцогства Австрийского я плутал уже по отечеству, не находя ни людей, ни пищи. Из придорожных зарослей на меня смотрели доведенные до отчаянья и сумасшествия крестьяне, превратившиеся в грабителей и людоедов. Но, глядя на крестообразную секиру, прикованную к моей руке, мой вытекший глаз и глубокие шрамы на лице, на покрытый шипами сарацинский панцирь, они не связывались со мной. В селении недалеко от Вены я встретил только дряхлого старика. Я ничего не получил от него, более того – дал ему монету на бедность.

– Да хранит вас Господь, благородный рыцарь! – поклонился старик.

– Не знаешь ли ты богатых хозяев? – спросил я его.

В ответ старик поведал мне вот что:

– Недавно наш хозяин Альберт фон Шнайдер вернулся в родовой замок. Замок этот – место проклятое, мы боимся ходить туда; а герр Шнайдер вот уже несколько дней не показывается, и я не знаю, жив ли он вообще.

Я усмехнулся страху крестьянина и попросил указать мне дорогу. Отправившись в замок, я увидел, что путь почти зарос колючим терновником. По обочинам сплетался кронами густой и темный лес, пахло прелой гнилью, и в опускавшихся сумерках горели демоническим светом гнилушки. Это могло бы напугать суеверных земледельцев, но я хорошо помнил леса Ливана, и лес Шнайдеров показался мне парком. Наконец дорога сделала крутой поворот, и я увидел сам замок; он был невелик, но высок и мрачен. Сложили его из черного камня. Перед окованными воротами его был разложен костер, вокруг огня сидели оборванные и обросшие люди, вооруженные чем попало. На вертеле они крутили человеческое тело, постепенно румянящееся от жара. Я запомнил терпкий запах паленого волоса.

– Господь простит вам ваши прегрешения! – сказал я им сквозь мерное клацанье копыт Беса. – Не найдется ли места у костра бедному рыцарю Конрада III досто-славного?

Самый могучий и мускулистый из людоедов – настоящий король дикарей – недобро блеснул глазами и пригласил меня садиться.

– Храбрый рыцарь устал с дороги, – сказал он. – Пусть отдохнет и согреется.

Я спешился и подошел к костру. Король людоедов вынул запекшийся человеческий глаз и, чавкая, съел его.