…В состоянии мига… (сборник)

Нависла мрачная тишина. Я посуровел. Жизнь, полная скитаний и опасностей, научила меня: нет безгрешных людей. Видит Всевышний, я тогда не боялся уже никакого врага, кроме темных сторон себя самого. Если бороться с самим собой, то как определить, кто выйдет победителем? Я подумал, что нужно уехать, но этим я обидел бы хозяина замка и бросил бы перепуганного Вайца на произвол судьбы. Была и еще одна причина, в которой я боялся признаться себе: мне трудно было расстаться с красотой Розалин… Словом, я решил остаться. Вайц, которому велели проводить меня в любую из пустующих комнат, отвел меня в овальную залу рядом со своей каморкой.

– Сегодня полнолуние! – бормотал он как безумный. – Полнолуние! Сегодня опять придет привидение!

– Какое привидение? – спросил я его.

Вайц кое-как объяснил мне, что привидение появляется, когда сильно разыгрывается ураган. Я кое-что стал понимать. Такие штуки встречал я в Берберии. Желая успокоить Вайца, я прошел в его комнату и принялся простукивать стены.

– Что вы делаете? – изумился Вайц.

– Сейчас поймешь! – отвечал я.

Вскоре стена загудела по-иному, и я понял, что в ней есть пустота. Я попросил у Вайца кирку и проломил стену. Все было так, как я и думал: в стену был замурован кувшин.

– Ты, Вайц, – сказал я, смеясь, – поселился в комнате для нелюбимых гостей! На востоке такие есть в каждом замке! Когда свищет ветер, стена отзывается звуком, неслышным для уха, но слышным для души!

Вайц уселся на кровать и вдруг разразился сумасшедшим хохотом; я просил его не бояться больше ничего и удалился в свои когда-то роскошные, а ныне грязные и сырые покои. Два высоких узких, стрельчатых окна-бойницы цедили лунный свет. Выглянув в одно из них, я увидел огромную кровавую луну, круглую, будто щит сельджука. Я подумал, что раз в замке имеются берберийские шутки, то и вести себя нужно, как в Берберии. Не ложась на постель с высоким пологом, пристроился в углу, окружив себя шерстяной нитью. Так в святой земле спасаются от нечистых насекомых. После можно было спокойно затушить свечу и уснуть. Что я и сделал. Усталое тело само провалилось в темную бездну сна.

Но спать пришлось недолго: прямо под моими окнами залаяли гиены. Я поднял голову и ущипнул себя: уж не сон ли это – гиены в самом сердце Германии?! Словно не желая дать мне ответ на этот вопрос, гиены умолкли. Вновь зависла непробиваемая завеса темноты и тишины. В покое было душно, несмотря на распахнутое окно.

Не спалось. Я с горечью подумал, что приближающаяся старость делает меня пугливым и мнительным. Однако раздавшийся звук отвлек от раздумий. Звук был тих, но он пронизал собою всю пелену пространства. Казалось, что кто-то трет кос-тью о кость. Звук исходил сразу отовсюду и ниоткуда. Он приближался ко мне. Я рассердился не на шутку, вскочил и взмахнул секирой.

– Кто бы вы ни были, – бросил я во тьму, – я снесу вам головы!

Но звук не прекратился и не сменил направления. Я зажег огарок моей свечи и вздрогнул от омерзения: шурша друг об друга хитиновыми панцирями, по покою перемещались скопища сколопендр и скорпионов. Они спускались сверху по пологу на ложе и оттуда ползли дальше. Они преодолевали любые препятствия и лишь шерстяной нити преодолеть не могли. Я стал топтать их сапогами, но, вспомнив о Вайце, бросил это бесплодное занятие и поспешил на помощь слуге. Вайца я застал на его постели дрожащим от страха. Скорпионы через щель в стене проникли и к нему. Я несколько раз ударил его по щекам, привел в себя. Уже вдвоем мы выбежали из его каморки, тщательно закрыли двери.

– И часто у вас так бывает? – поинтересовался я у Вайца.

Он все еще с трудом говорил, щелкал зубами и, соответственно, заторможенно думал:

– Это все луна! Проклятая луна!

Я страшно закричал на него, ударил, и только после этого он стал способен что-то понимать.

– Как ты смог увидеть насекомых в такой тьме? – спросил я его.

Вайц дико посмотрел на меня.

– Каких насекомых? – выдавил он.

Я, признаться, подумал, что бедняга тронулся.

– Тех, которые напугали тебя! – взревел я. – Клянусь святым Георгием, ты лязгал зубами не от приятного расположения духа!

– Я не знаю никаких насекомых! – проблеял он. – Я увидел герра Шнайдера! Он приходил, он горел зеленым пламенем! Я отгородился святым крестом!

Вайц говорил еще что-то, меня же раскаленным железом резанула мысль о судьбе Розалин. Я схватил Вайца за загривок и приказал вести в хозяйские покои. Вайц попытался роптать, но я дал понять, что переломлю ему шею, и он покорился. Мы, подобно поводырю и слепому, устремились по темным переходам, где носились обезумевшие нетопыри. Пламя свечи в вихре, поднятом ими, задрожало и вскоре погасло. Мы очутились в полной темноте. Я стал искать огниво и на мгновенье отпустил Вайца. Во тьме возник ореол зеленого огня, Вайц по-мышиному пискнул и куда-то исчез.

– Герр Шнайдер?! – спросил я.

Но это был не герр Шнайдер. Передо мною предстало подобие баронессы фон Ронбе. Она фосфоресцировала, и я хорошо видел когти, выросшие на ее руках, клыки, портившие привлекательную когда-то линию губ… Глаза ее были красными, казалось, что она видела в темноте. Но по тому, как баронесса озиралась, я понял, что она ничего не видит. Она только услышала писк Вайца.

– Поди сюда! – сказала баронесса, глядя в мою сторону. – Ты слуга, ты обязан подчиняться! Вайц, я знаю, что ты тут! Подойди, хозяйка хочет есть!

– Прожуешь ли ты мою еду? – усмехнулся я и, выскочив из темноты, разрубил ее поперек тела.

Хлынула черная кровь. Баронесса упала на каменный пол и вдруг захохотала. Я поднес крестообразную секиру к ее голове.

– Остановись! – воскликнула она, продолжая смеяться. – Рыцарь! Кто ты, ангел? Ты человек! Ты мнишь себя Зигфридом? Взгляните на дракона, возомнившего себя Зигфридом!

С этими словами проклятия она умерла. Я побежал дальше, пробираясь на ощупь; я победил вампира! Гордыня и себялюбие переполняли меня, я шагал уверенно и нагло, осознавая невиданную свою силу. Безумная ночь продолжалась, сумасшедшая луна за стенами замка взбесила все живое, подбивая его на подвиг или на преступление. Я увидел приоткрытую дверь, узкую полоску света.

– Розалин! – не подумал, а скорее почувствовал я и переступил порог дамского будуара…

Легко, словно дыхание младенца, трепетала там занавесь под дуновением ветра, перекрывавшим прерывистое дыхание Розалин… Все там состояло из глубокого вздоха, какой бывает только перед смертью. Бесновались огоньки свечей в подсвечниках, да огромным серебряным диском заглядывала в распахнутое окно луна… Я подумал, что не зря Иуде заплатили сребрениками вместо золотых, солнечных монет. Розалин сидела на ложе в тонком ночном одеянии. Она прижалась точеными плечиками к стене, в руках же, белых как мрамор, сжимала подрагивающее распятие.

– Не подходи! – вскричала она, угрожающе выдвинув крест. – Кто бы ты ни был, даже сам сатана, ты побоишься святого распятия!

– Что вы, госпожа! – засмеялся я, пожирая ее единственным глазом. – Я изгонял неверных из святой земли. Я ношу на груди крест из ливанского кипариса, куда более святой, чем ваш!

Желая доказать ей свою правдивость, я выудил за шнурок нательный крестик и приложил его ко лбу. Розалин несколько осмелела, хотя по-прежнему была бледна, как мрамор Мертвого моря.

– Так вы… человек? – спросила она. – Вы не упырь?

– Как видите! – отвечал я, смеясь, и подошел поближе к свету.

Она стыдливо прикрылась и в то же время попыталась улыбнуться. Но вместо кроткой улыбки, так красившей ее, получилась жалкая гримаса.

– Спасите меня! – взмолилась она.

– Я могу! – отвечал я. – Но ведь должен я что-то с того иметь!

Она потянулась к шкатулке с драгоценностями, но я презрительно покачал головой. Мой взгляд ясно выражал мое требование.

– Не могу… – простонала Розалин.

– Я человек благородный, – бросил я в ответ. – И прошу вас стать мне супругой!

Она помолчала, словно бы обдумывая, и медленно, но сурово сказала:

– У меня уже есть муж!

– Вампир, – уточнил я.

– Он не всегда был таким! – умоляюще простонала Розалин. – Это проклятый замок…

– В котором вы, госпожа, по-видимому, собираетесь остаться? – неумолимо закончил я.

Она глянула на меня глазами затравленного зверька: