– Зато они живут полноценной жизнью.
– Бактерии и клетки одного организма тоже живут полноценной жизнью. И каждая бездумно выполняет свою задачу.
– А я? Обслуживаю их?
Я промолчал.
Год назад Марта весила на восемь килограмм больше, но к наркомании и нездоровому образу жизни теперь добавился еще и невроз, и все это сказывалось на ней не лучшим образом. Марта стала употреблять больше наркотиков затем, чтобы избавить себя от него, но это дало лишь негативный эффект.
– Это не может больше продолжаться, – сказала она.
– Я придумаю что-нибудь, – только и сказал я, но Марта уже шла на кухню и начала греметь ложками в буфете, а я, неспособный физически заставить ее поступить иначе, остался всматриваться в окна дома напротив. Городской ветерок, наполненный выхлопами, трепал нежно-кремовые занавески, которые Марта закрывала, когда кувыркалась тут с очередным мужиком, чтобы из того, соседнего дома, никто за этим не наблюдал.
Тогда он и увидел меня в первый раз, но не понял, кто я такой, как не понял бы любой другой человек. Для него я был всего лишь отражением на стекле одной из квартир и то почти неуловимой, чтобы выделить из общей картины.
– Дорогая подруга, – сказал я в тот вечер, – я знаю, что ты наблюдаешь за мной. Не дай ей умереть, и я обещаю, что сделаю гораздо больше того, о чем мы договаривались.
Но меня не захотели услышать, и Марта умерла, а остатков ее света мне хватило на новое тело.
9
В день нашей с тобой встречи, за час до окончания рабочего дня, я позвонил ему на телефон, стоявший на столе – реликт, который в эпоху мобильных не использовался уже долгое время.
До этого момента его рефлексия была несколько будничной, что-то вроде одного философского вопроса без ответа, который неспешно, месяц за месяцем, обдумывался в голове, понемногу принимая все более грандиозные формы: о жизни, работе, себе, супруге; мысль ради самой мысли, отвлекающая от бесконечно одинаковой жизни, но и не мешая ей.
Однажды, на эмоциональной волне после переписки с подругой он даже пошутил во время обеда в столовой в компании с коллегами, что если ему отрубят голову, то еще две недели будет, по инерции, ходить на работу.
Тогда эта шутка всем, и даже ему, показалась смешной, что бывало нечасто.
Просто, в тот день, до звонка, эта мысль давила сильнее обычного.
Но с момента моего звонка, все изменилось.
За двадцать минут до того, ему опять пришло сообщение:
«Попробуй сделать что-нибудь нетипичное. Потанцевать на улице или поесть еды, которой обычно не ешь. Разбросай бумаги по кабинету! Отыщи след – клочок магии, которая все еще прячется по углам в этом мире. Попробуй! Если не получится, то все, ты потерян. Но я уверена, что справишься!»
Это был последний шанс, который я ему дал.
Он дважды внимательно прочитал этот текст. Хмыкнул. Самое простое из всего вышеперечисленного – это разбросать бумаги по кабинету, благо их было столько, что можно покрыть весь пол в несколько слоев. Письма, служебные записки, отчеты, копии проектов, ксерокопии удостоверений… но он этого делать не стал. Подчиниться сиюминутному порыву и все раскидать – дело нехитрое. Трудно будет собрать все назад и еще труднее объяснить, если вдруг кто-то застанет его за уборкой, зачем это было сделано.
Вместо этого он сходил до импровизированной кухни, устроенной за шкафом и включил притаившийся там грязный белый чайник. Достал стакан, пакетик с тем, что называл чаем и сахар. Проверил, сжав в руке два последних пряника из прозрачной упаковки, найденной где-то в углу шкафа, но те оказались настолько твердыми, что есть их было опасно для зубов и потому отправились в мусорку. Можно было сходить вниз, до автомата, где продавались шоколадки, но он не настолько хотел что-либо жевать.
Я нажал на кнопку звонка в телефоне Марты в тот момент, когда он наливал кипяток в стакан.
– Введите внутренний номер сотрудника или дождитесь ответа секретаря, – сказал, после стандартного приветствия – звуковой визитки компании, надменный не по статусу, как мне показалось, голос девушки-робота.
– Да, – услышал после двух гудков недовольный голос, когда он оторвался от чайника и добрался до своего архаичного телефона на столе.
– Привет! – как можно более бодрым голосом сказал я, – я – любовник твоей бывшей жены и нам надо поговорить.
Сквозь телефон я не мог слышать, как крутятся мысли в его голове, но нетрудно было представить их ход: вот он думает, что такого не может быть. Потом соображает, с чего бы мне ему звонить. Потом приходит в голову вопрос, не случилось ли что-нибудь с ней. Потом вспоминает, что видел жену на том сайте и, стало быть, я вру. После думает, что она и с любовником может вести двойную жизнь. А потом круг замыкается: раз ему позвонил любовник бывшей жены, значит что-то случилось. Люди подобного статуса, как ты понимаешь, обычно не звонят бывшим мужьям. А она пропала из интернета…
Я терпеливо прождал не меньше десятка секунд, прежде чем услышал ожидаемое:
– Ну говори, – гораздо менее уверенным тоном, чем сухое «да» в самом начале разговора.
– Не сейчас. Я приду к тебе вечером домой, тогда и поговорим. Часам к восьми. Идет? Где живешь – знаю.
Еще одна пауза, за которой угадывалось состояние человека, оказавшегося в неожиданном положении, и последующий предсказуемый ответ-разрешение, иллюзия того, будто он что-то решает в этой ситуации:
– Хорошо, приходи.
– Вот и отлично, – я отключил телефон.
Он остался сидеть за столом, на мониторе – недоделанная форма отчета, чайник остался на своем месте, рядом, в чашке заваривался пакетик в кипятке. В голове – целый рой мыслей, который тянул его в разные стороны.
«Попробуй сделать что-нибудь нетипичное», – писала подруга в моем лице. Ну что же, нетипичное случилось, и он пока не знает, что до конца дня произойдет еще немало нетипичного, как не знает и о том, что ему делать дальше: правила дневного распорядка нарушены, программа действий сломана, а он оказался к этому не готов.
Так и сидел сломанным роботом до шести часов, пока не закончился рабочий день. А потом встал, надел плащ и пошел из офиса.
10
За все то время с момента, когда был открыт тот злосчастный сайт и до дня нашего знакомства, он сделал только одну жалкую попытку что-либо узнать о своей бывшей супруге и остается только порадоваться тому, что он не пошел дальше и не стал звонить ее подругам, иначе бы наша с ним история завершилась гораздо раньше.
С ее подругами он не особо сошелся, те оказались чересчур молчаливы и, что называется, «на своей волне». Во всяком случае, рядом с ним. Как и жена, они создавали впечатление умных, симпатичных, эрудированных, творческих личностей, но о чем с ними можно было поговорить – он не знал. Любая попытка завязать беседу наталкивалась либо на молчание, либо на некий поверхностный ответ, за которым не находилось ничего.
– Я знаю это, – или, – я об этом читала, – будто он только что попытался доказать, что они глупее, и поскольку тема беседы дальше с их стороны не развивалась, разговор сам собой разваливался, потому как он не знал, о чем можно говорить с людьми, которые не хотят общаться.
Но когда они переехали жить в этот город, супруга очень легко распрощалась с ними и больше, насколько он помнил, не пыталась связаться. Он мог бы решить, что это странно, но не решил, потому что этому обрадовался.
Так или иначе, а он позвонил не подругам, а ее родителям. Это случилось в конце августа.
Тот месяц выдался богатым на события. Во-первых, ему подняли зарплату. Во-вторых, были сданы в эксплуатацию четыре новых объекта – два торговых центра, жилой дом и склад, полностью готовые к наполнению людьми – живущими, покупающими и обслуживающими. В-третьих, по этому поводу он даже дал интервью местному телеканалу, которое, правда, почему-то, не включили в эфир.
А в-четвертых, он переспал с женщиной, а для него это – событие. Она являлась исполняющей обязанности директора в акционерном обществе заказчика одного из торговых центров – сорокалетней женщиной, одевавшейся так, словно она была адептом культа Делового Стиля и с характером, соответствующим стилю. Это произошло после одного затянувшегося до вечера совещания. Он остался собирать бумаги, которые привез подписывать, а она предложила чаю и подвезти до дома. По дороге разговорились, потом вспомнили, что есть кое-что недоподписанное, он спросил, не хочет ли она подняться к нему и закончить с делами и, через некоторое время, естественным образом, они оказались в одной постели. Как по учебнику.
– А вы разве не женаты? – спросила позже директриса. После секса, без своей строгой офисной оболочки, она казалась совсем другим человеком, превратившись в обычную уставшую женщину, которая завтра наверняка станет жалеть о своем поступке, так как он совсем не вписывается в ее жизнь. Она уже начала, он видел это, и осталось лишь подождать, пока окончательно пройдет эйфория от секса и все вернется на круги своя.
Завтра, – подумал он – она наверняка напишет мне сообщение, что все было здорово, но больше им так поступать не нужно.
– Я разведен, – ответил, – уже скоро два года.
Она понимающе кивнула, перевернулась на спину, и стала смотреть в потолок. Именно так они с женой в последние месяцы жизни и делали: лежали на спинах, и глядели в потолок.
– А чем она сейчас занимается?
Он смотрел на директрису: до шеи укрытая одеялом, косметика чуть размазана, в ухе блестит сережка с дорогим камнем.