And nowadays from you, my dear,
A frequent question I do hear:
“Who now arouses your lyre’s fever?
To whom of all these jealous lasses
You dedicated your lyre’s graces?
LVIII
Whose gaze, exiting inspiration,
By sweet caress had made a prize
For your poetic meditation?
Whom did your verses idolize? ”
No, friends, by Heaven, no one, yet!
And all my reckless love attempts
Were all in vain with no delight.
These poets blissful, who combined
Both, love and rhythms and by that doubled
The sacred poetry delire
Recalling the great Petrarch’s lyre,
And by the heartache not more troubled
Caught fame and glory by God’s will.
But I in love was dumb and still.
LIX
Прошла любовь, явилась Муза,
И прояснился темный ум.
Свободен, вновь ищу союза
Волшебных звуков, чувств и дум;
Пишу, и сердце не тоскует,
Перо, забывшись, не рисует,
Близ неоконченных стихов,
Ни женских ножек, ни голов;
Погасший пепел уж не вспыхнет,
Я всё грущу; но слез уж нет,
И скоро, скоро бури след
В душе моей совсем утихнет:
Тогда-то я начну писать
Поэму песен в двадцать пять.
LX
Я думал уж о форме плана,
И как героя назову;
Покамест моего романа
Я кончил первую главу;
Пересмотрел все это строго:
Противоречий очень много,
Но их исправить не хочу.
Цензуре долг свой заплачу,
И журналистам на съеденье
Плоды трудов моих отдам:
Иди же к невским берегам,
Новорожденное творенье,
И заслужи мне славы дань:
Кривые толки, шум и брань!