На пути в прекрасное далеко. Приглашение к разговору

“Кто это? Кто?”
Жизнь дико закричала,
Ударившись, как есть в земную твердь,
Ей равнодушно небо отвечало:
“Так это ты и имя тебе – Смерть!”

– Какое начало и какой конец!

И стихотворение страшное. Чтобы его прочитать требуется чуть больше минуты. Человеку пройти путь от рождения к смерти потребуется жизнь. У каждого отдельно взятого человека она будет разной по длительности. Но какой она сложится?

Или сложилась… Муж об этом уже не расскажет: чувствую… вижу, что так как я думаю, так и получится.

А так нельзя! Пусть не всё человечество, но окружение должно знать, как человек прошёл путь от рождения до того момента, когда смерть вселится в него.

Вот смотрите, что я нашла:
Живу – спешу: другой жизни не будет.
Вдруг тишина застынет надо мной,
Проснутся без меня однажды люди,
Войдут в привычный распорядок свой;

Никто моей пропажи не заметит,
Слёз не прольёт…
И правильно!
Зачем?
Пусть только без меня солнце ярче светит!
Я это солнце Вам оставлю насовсем.

Человек уходит из жизни, а трагедии – нет. Человек завершает свою жизнь спокойно, однако мне кажется, что кроме солнышка, он мог бы и ещё что-то важное для нас оставить. Не может быть, чтобы у него не было в жизни чего-то знаменательного, которое могло бы пригодиться человечеству!

Историки перед летописцами снимают шляпу, используют любую запись свидетелей прошлого, готовят фундамент знаний будущему народу своей страны, а заодно рассказывают об этом всему миру – смотрите, внимайте, изучайте, не забывайте – вот мы такие! Мотайте на ус, если что!

И я преклоняюсь перед пишущими людьми. Пусть в их трудах собственное Я превалирует, но главное – у них это Я не выпячивается.

Мир не узнал бы о поэте-комсомольце Павле Когане, если бы не прочёл его стихи:

“Мы лобастые мальчики невиданной революции.
В десять лет мечтатели,
В четырнадцать – забияки и поэты,
В двадцать пять – внесённые в смертные реляции”.

Павел погиб в Новороссийске в 1942 году. Фашистская пуля оборвала его жизнь на цифре 24, но послушайте, что он, практически ещё не вышедший из юношеского возраста, нам рассказал:

“Есть в наших днях такая точность,
Что мальчики иных веков,
Наверно, будут плакать ночью
О времени большевиков.

И дальше:

Мы были всякими. Но мучась,
Мы понимали: в наши дни
Нам выпала такая участь,
Что пусть завидуют они.
Они нас выдумают мудрых,
Мы будем строги и прямы,
Они прикрасят и припудрят,
И всё-таки пробьёмся мы!
Но людям Родины единой,
Едва ли им дано понять,
Какая иногда рутина
Вела нас жить и умирать.
И пусть я покажусь им узким
И их всесветность оскорблю.
Я – патриот! Я воздух русский,
Я землю русскую люблю,
Я верю, что нигде на свете
Второй такой не отыскать,
Чтоб так пахнуло на рассвете,
Чтоб дымный ветер на песках…
И где ещё найдёшь такие
Берёзы, как в моём краю!
Я б сдох как пёс от ностальгии
В любом кокосовом раю”.

Я бы современной молодёжи о таких мальчиках при любых встречах рассказывала.

Женщина вновь обречённо вздохнула и продолжала:

– Только кто сегодня вам, литераторам, указ? О том ли сейчас пишете? Думаете ли о своей стране? Книги ваши патриотов Родины взращивают? В случае беды вся ли молодёжь по – когановски, как он слабовидящий, добровольно встанет в строй под боевое знамя? Ради беззаветной любви к Родине, к народу нашему?..

Я понимаю – сегодня жизнь за окнами наших домов другая, не романтическая… мы её романтическую…прошляпили. И как не парадоксально – в советское время. Шестьдесят пять лет назад это подметил советский поэт-мечтатель Николай Асеев, практически за три года до своей смерти написавший:

“Ещё за деньги
люди держатся,
как за кресты
держались люди
во времена
глухого Керженца,
но вечно этого не будет.
Ещё за властью
люди тянутся,
не зная меры
и цены ей,
но долго
это не останется —
настанут времена иные.
Ещё гоняются
за славою, —
охотников до ней