На пути в прекрасное далеко. Приглашение к разговору

Монолог женщины прерывает короткий писк звонка. Больной пришёл в себя из очередного забытья и просил о помощи.

Женщина-мать, женщина-медсестра, женщина – бессменная сиделка – одна во всех лицах – мягким воркующим голосом успокаивала своего обессиленного мужчину, готовила лекарство, шприцы, вселяла ему уверенность в борьбе с его болезнью, спасала жизнь его, висящую на волоске.

Она давала ему возможность как обычно обозревать стены комнаты, люстру над головой, книжные шкафы и. может быть, думать, спрашивать воображаемого собеседника:

Кто расскажет по секрету,
Коли им не дорожит,
Что такое чудо это —
Человеческая жизнь?

А, может, больного уже не жизнь интересует? Жизнь человеческая, если она на исходе, если она приближается к пропасти, она – эта жизнь! – нужна ли она сейчас больному? Может его сейчас больше всего занимает мысль, а как же он прожил промежуток между рождением и будущей кончиной? Промежуток, который всё живое именует Жизнью, и в котором только человек, наделённый природной мудростью может оставаться в жизни Человеком, существом думающим, и не находит себе места от этих, терзающих его душу дум.

О ком или о чём думы?

– Я с ним часто разговариваю, – говорит вернувшаяся в кухню женщина. – Если угадываю ход его мысли, начинаю рассуждать. Ему нравится меня слушать. Мне кажется, что он в это время забывает о своей боли.

Когда мы с ним говорим о жизни, то я излагаю свои мысли так, как она мне видится. Жизнь для меня чудесным образом вечно остаётся на все времена неразгаданной и настолько привлекательной, что люди частенько сами начинают придумывать жизненным поступкам в своём прошлом всякие объяснения. Поэтому мне кажется, что такие люди часто становятся заслуженными чудаками или больше того – Учёными, хотя объяснить главный чудесный феномен – Жизнь! – не могут.

Я бы любому человеку присудила Нобелевскую премию, когда бы он внятно и толково простым языком объяснил – что такое ЖИЗНЬ. Не цифрами, не на пальцах, не по-учёному заумно, а просто взял бы и произнёс: “Жизнь, граждане земляне, это…”

А такого человека на земле нет!

Конечно, не перевелись ещё разумники: поглядывают на небо, вгрызаются в землю, ныряют в морские пучины, себя ощупывают и… живут!

Думают.

Жизнь и до нас мучила “всезнающий” народ своей загадочной таинственностью. Когда ещё Александр Сергеевич Пушкин объявил всему миру, что “наша жизнь – игра!” Думаете, большинство с ним согласилось?

Мой любимый актёр Алексей Владимирович Баталов как-то сказал:

“Многие роли я бы сейчас сыграл по-другому. Но жизнь одна и в этом есть своя прелесть”.

Человек 20 ноября 2013 года встретил своё 85-летие. Живёт. радуется, что жизнь его прелестно продолжается … Думаете в промежутке от рождения до настоящего времени у него не было чёрных дат? Были… И конечно же Алексей Владимирович пытается определить, осмыслить отчего они были, кто был в том виноват? Может сам? Я уверена, что Баталов никого винить о чёрных полосах своей жизни не будет – он их уже преодолел, а вот размышлять обо всех годах своей жизни будет – душа попросит. А раз душа попросит – наступит время размышлений о жизни вообще, захочется рассказать об итогах своих размышлений людям, поскольку “жизнь одна и в этом своя прелесть”. Чувствуется, что ему, Баталову, это когда-нибудь будет надо…

Сегодня я и некоторые задумчивые от жизни тоже пытаются её раскусить, загадочность её порушить. Иные безобразничают, юродствуют:

– Что наша жизнь? Жратва!

Конечно, образованные и воспитанные так не выражаются, они выберут словечко, помягче:

– Что наша жизнь? Еда?

Правильно – для большинства людей на планете еда теперь на первом месте. Не поешь – умрёшь голодной смертью. А на земле, между прочим, не все голодные живут: хлеб-соль есть – едят да ещё духовной пищей закусывают; в театры ходят, шоу-бизнес деньгами поддерживают, работают на олигархов и ругают законно избранную власть.

Люди, которых игра в слова умиляет, обычно ненавязчиво подкатываются с вопросиком:

– Можно сказать, что наша жизнь – кушанье? Кушают, чтобы жить, не только люди! Всякие букашки-таракашки, птички и рыбки и даже звери рыкучие кушают, чтобы жить! Помните, как волк из басни Ивана Андреевича Крылова культурно выражался, общаясь с ягнёнком?

– “Ты виноват уж тем, что хочется мне кушать!”

– Видите? Не жрать и даже не есть, а кушать волку хочется.

Ёрничают, конечно, чудачат. Советуют энциклопедию чаще открывать.

Снова начинает попискивать звонок. Женщина поднимается, чтобы уйти к больному и шепчет, останавливаясь перед дверью:

– Вон человек который месяц не ест… И цепляется за жизнь не потому, что “жрать” хочется… И, может, потому и живёт ещё, что не нажился ещё… не обо всём окружению о своей жизни доложил… Сил нет, но пытается хоть слово произнести – стойкий он, за это и уважаю его. Иной раз, поговорю с ним, и такая тоска берёт: сколько таких разгадчиков жизни ушли из этой самой жизни. Сколько горячих лозунгов выброшено в народ, сколько советов дано, чтобы узнать “делать жизнь с кого”. Начинаешь “идти” по адресам и сразу… спотыкаешься. Кого взять в попутчики? Кстати – вы когда последний раз в городской библиотеке были?

Всё требовательнее напоминает о себе звонок.

Женщина извиняется и уходит. Слышится её голос – разговор с больным ласковый, словно с ребёнком.

Вроде надо бы уходить, но что-то недосказанное в голосе хозяйки удерживает.

– Водички попросил, – сообщила вернувшаяся женщина. – Вы, наверное, думаете, зачем я вас про библиотеку спросила? Просто я вспомнила ваше стихотворение о старушке, работающей много лет в сельской библиотеке: оно затрагивает тему нашего с вами разговора о жизни вообще:

“…Вот я простейший книжный клоп
Дрожу над каждою книжонкой,
Чужих, нечистых рук боюсь,
Ведь лист бумажный очень тонкий,
Но он несёт ценнейший груз
Великих знаний и открытий.
Здесь летописи всей земли,
Жизни былой в срезе событий,
Тех, что в тревоге донесли
Вот эти люди…”

Люди – это авторы книг. Их труды стоят на библиотечных полочках и молчат. А мне бы хотелось, чтобы нашёлся человек и напомнил живущим: люди, вспомните – жил-был на свете или сейчас ещё живёт неравнодушный к вам человек, по чьим заветам мы, может быть, живём сейчас, и дальше будут жить наши потомки. Ведь там ценнейшие советы – живи, изучай этот букварь, набирайся ума-разума сам и других наставляй. Жизнь светлее покажется… Нельзя их забывать.

Женщина вздохнула:

– Конечно, нас в мире… да что там – в мире, в стране считать-не пересчитать, а вот талантливых… Вы не возьметесь? Подумайте – задача не из лёгких, но попробовать можно! Конечно, жизнь многими авторами описана-переписана, но она не стоит на месте – продолжается и требует продолжения.

У нас сейчас в семье горе – человек тяжело болеет, практически при смерти. И вот глядя, как он страдает, как угасает с каждым днём, я не могу ничего предпринять. Врачи на его жизни уже поставили крест, я только скрашиваю его уход в небытиё… Поневоле начинаешь думать: так ли уж силён человек над природой? Неуправляемая она! Безжалостная!

Жизнь родилась в обличье человека,
Впервые ткнувшись матери в подол,
И зашагала по секундам века,
Заздравным криком “оглашая дол”.

“Телячьей” радостью заражена безумно,
Бодалась, прыгала, всё ставила вверх дном,
Неслась вперёд, наделав столько шума,
Взбиралась на Олимп и падала на дно,

Устав безмерно, в зеркало взглянула
И обмерла – старушка перед ней,
Вся в белом, только череп, зубы, скулы,
И свечение глазниц в их глубине.