Смертью храбрых

– Черт возьми, Лануа, да, считаю! С каких пор неподчинение прямому приказу стало согласоваться с понятием офицерской чести?!

В голову Огюстена пришла идея, которая, несмотря на свою простоту, тем не менее, вполне могла сработать:

– Тогда почему обязательно расстрел, господин полковник? Я полностью согласен с вами в том смысле, что Мишо больше не должен быть офицером, так разжалуйте его!

Если Борель согласится, военная пенсия Мишо сократиться с офицерской до рядовой, но он будет жить, а учитывая, что руки и ноги у капитана на месте, работу он найти сможет. «Возможно, Мишо лишат медалей, но опять же Медаль за ранение останется при нем – это тоже пенсия…» – все расчеты Лануа рассыпались прахом, когда полковник заговорил:

– Вы знаете, что такое децимация, Лануа?

– Децима – это десять по латыни, а что означает сам термин, не могу сказать.

– Уже хорошо, коммандан, что вы умеете считать на латыни хотя бы до десяти. Децимация – это наказание, которое применялось в Древнем Риме по отношению к воинскому подразделению, которое потеряло знамя, бежало с поля боя, не выполнило приказ.

Полковник сделал нажим на последние два слова.

– Всех выживших в бою солдат этого подразделения делили на десятки независимо от выслуги лет и звания, а после этого заставляли тянуть жребий и одного из десятка казнили. Римская армия была практически непобедима на протяжении веков и выделялась строжайшей дисциплиной.

«Это я – страшный человек?!»

– Но мы ведь не в Древнем Риме, господин полковник!

– Конечно, мы не в Древнем Риме, коммандан! Рим не позволил бы германским варварам с востока смять себя, не позволил бы им четыре года сидеть на своей земле, не начал бы Войну разукрашенным как попугай в святой уверенности, что все закончится через пару месяцев!..

– В итоге он все это себе позволил и пал под натиском тех самых германских варваров, господин полковник.

– В том числе потому, что отказался от практики децимации, утратил свой боевой дух, а вместе с ним непобедимость! Хотя, в одном вы правы, Лануа – мы не в Древнем Риме. Поэтому я и не призываю расстрелять каждого десятого солдата второй роты, но того кто виноват в разложении дисциплины наказать нужно и наказать нужно смертью.

– Даже не смотря на то, что Война закончена?!

Огюстен не уследил за своим самообладанием и едва не сорвался на крик, а вот полковник, казалось, успокоился и говорил ровно:

– А Война не закончена, коммандан. Подписано перемирие – перемирие, а не мир. Солдаты могут себе позволить иллюзию, что мы уже победили, а вот для офицеров это непозволительно. Кроме того, Лануа, мы так давно воюем с бошами, что между нами вообще не может быть мира, лишь перемирие. Неделя, месяц, год, десятилетия или века, но рано или поздно мы снова с ними столкнемся, и армия должна быть к этому готова.

– Поэтому здесь и сейчас вы хотите расстрелять человека?

– Вы не поняли меня, Лануа.

– Да, господин полковник, не понял.

***

– Патруль, стой! Привал пять минут. Всем собраться рядом со мной.

Лейтенант Альберт Майер остановил своего коня и спрыгнул на землю. Он потрепал Аякса по морде – ему нравился этот спокойный гнедой жеребец. Аякс прянул ушами и фыркнул.

Майер оглянулся на дорогу в том направлении, откуда ехал их отряд. Мюльхаузен скрылся от их взоров десять минут назад и, следуя совету ротмистра Крипке, лейтенант только теперь собирался сообщить солдатам о настоящем задании. Майер развернул карту на седле Аякса и принялся ждать пока шесть бойцов, которых он отобрал еще вчера вечером, подойдут.

На лицах егерей было недоуменное выражение – они вышли в патруль лишь чуть меньше часа назад, и для привала было еще рано. Майер сделал глоток воды, чтобы прочистить горло и начал говорить:

– Господа, в целях сохранения секретности я вчера ввел вас в заблуждение относительно истинной цели нашего задания…

Лейтенант сделал паузу подобную той, которую в разговоре с самим Майером брал ротмистр Крипке.

– …Нашей настоящей задачей является следование по этой дороге вплоть до французской границы и проникновение через нее с целью разведки.

Майер, как и ротмистр, провел по карте путь из Мюльхаузена до французской границы, повторяя изгибы тракта.

– Это что война, что ли будет?..

– Помолчи, Заммер. Все разговоры и вопросы потом. Сейчас слушайте меня очень внимательно: пересечь границу нужно максимально скрытно, поэтому вот здесь мы сойдем с тракта и выйдем на него снова уже на французской стороне. На той стороне мы будем двигаться в юго-западном направлении, пока не встретим крупные силы противника. Когда встретим их, мы должны не ввязываясь в бой повернуть назад и вернуться на нашу сторону. Это ясно?

Майер дождался не слишком уверенного согласия и продолжил:

– Далее: контактов с местным населением нужно избегать или, по крайней мере, свести их к минимуму насколько это возможно. В крупные деревни не заезжать, крестьянских девок не клеить – это для тебя сказано, Шанцковский. Не отставать и не разделяться – присматривайте друг за другом. Встреченных нами одиночных солдат противника разрешено устранить, но в затяжные перестрелки не вступать. Это ясно?

Первое удивление начинало проходить, и теперь ответы были более уверенными.

– Хорошо. Приказ ясен или есть вопросы?

– Прошу господина лейтенанта пояснить: это приказ ротмистра Крипке или из штаба?

– Даже если бы это был только мой приказ, Заммер, для тебя это ничего бы не изменило. Еще вопросы?

– Господин лейтенант считает возможным ответить: неужели действительно будет наступление?

– Не знаю, Франк. Меня генерал-полковник фон Мольтке[7 - Хельмут Иоганн Людвиг фон Мольтке – немецкий военачальник, генерал-полковник, в 1906-1914 начальник Генерального штаба Германской армии.] в известность предпочитает не ставить.

Послышалась пара смешков, на лицах заиграли легкие улыбки. Шутка Майера смогла немного расслабить солдат. Он похвалил себя за это и вернулся к инструктажу:

– Еще вопросы касательно задания?

– Прошу господина лейтенанта пояснить: сколько человек должно быть в отряде противника, чтобы он считался крупным? Просто вы сказали, что мы можем убить одиночных встреченных солдат, а если их будет, например, трое или пятеро?

Как это часто бывало, единственный вопрос по существу дела приглушенно прозвучал из-под густых усов невозмутимого Оливера Мюллера. В эскадроне егеря почтительно, пусть и не без иронии называли Мюллера «Морж Олли». Лейтенанту Морж Олли годился в отцы и Майер уже не раз успел отблагодарить судьбу за то, что ему довелось командовать столь опытным и дисциплинированным человеком. Однако сейчас Мюллер поставил лейтенанта своим вопросом в затруднительное положение. Наконец, Майер ответил:

– Отряд противника является крупным, если равен или превосходит по численности наш. Но, еще раз: вступать в затяжные перестрелки запрещаю. Нарвались на группу из трех-четырех человек, если не смогли одолеть их сразу, пришпориваем коней и пускаем им пыль в лицо. Так, еще вопросы?

Больше вопросов не было. Лейтенант еще раз внимательно обвел взглядом свой отряд и удовлетворенно кивнул.

– Нам приказано непременно вернуться на нашу сторону до заката. Чтобы после возвращения пустых седел я не видел, это ясно!?

Солдаты ответили нестройным согласием. Нервозность так до конца и не покинула егерей, и Майер не мог их за это винить – он и сам изрядно волновался, стараясь, чтобы это не было заметно.

Несмотря на довольно раннее утро, солнце уже начинало прилично припекать. Июль выдался жарким, но влажным. Август, судя по всему, не должен был ему в этом уступить.

Майеру неожиданно вспомнилась статья в журнале, которую он прочитал с месяц назад. Автор статьи в безапелляционной манере утверждал, что температура на Земле растет, причем растет глобально и неуклонно. В доказательство этому были представлены статистические выкладки и климатические таблицы. Лейтенанту эта статья запомнилась главным образом потому, что ее автор всерьез обвинял в таянии арктических льдов угольную промышленность Великобритании. Майер не был большим поклонником англичан, но стремление многих немцев обвинить их во всех своих бедах реальных и надуманных всегда казалось ему забавным.

Альберт отвлекся от своих праздных размышлений и в очередной раз обратился к карте. Еще вчера он решил, что лучше всего им будет перейти границу через небольшой лесок, кромка которого уже виднелась на горизонте слева от дороги. «Найти бы какую тропку, а то по лесу верхом – не самое быстрое путешествие. Наверняка какие-то тропы есть – местные же как-то все время переходят с одной стороны на другую…» За все утро им встретилось лишь трое крестьян, направлявшихся в сторону Мюльхаузена, поэтому Майер считал, что задача добраться до границы, не привлекая к себе внимания, успешно решена. Теперь начиналось самое сложное.