Вспыльчивый-Обидчивый, Глухой и Забывчивый

Только он сел и дал мне дальнейшее распоряжение, в комнату громко залетел Владимир Иваныч. По одной его позе было понятно, что он зашел с плохими вестями.

– Вот зачем ты заходил? – раздраженно спросил он.

– Я заходил, чтобы спросить, что ты будешь кушать.

– Нет! – во всю силу крикнул младший брат. – Ты не за этим заходил.

– Я заходил, чтобы спросить, что ты будешь кушать! – сказал громко Еким Иваныч.

Немыслимо было представить, что сейчас произойдет. Я затаил дыхание и не двигался.

– Да! Но ты спрашивал так, чтобы сделать мне хуже.

– Да нет же!

– Да! Не надо умничать! Не нужно меня учить, я сам все знаю! Рассказываешь мне непонятно что!.. Что ты мне дал?

– А что тебе надо? – удивленно спросил Еким Иваныч.

– Нет! Что ты мне дал после смерти родителей?

– Я тебе дал все, что у меня было!

– Все?!

– Все деньги я отдавал тебе!

– Деньги ты отдавал? – говорил младший брат, все больше раздражаясь.

– Все, до одной копейки, чтобы ты был счастлив!

– Так ведь ты сам говорил, что не в деньгах счастье!

– Я только говорил…

– Все! Замолчи! Не нужно меня ничему учить, я сам все знаю!

Младший брат так же быстро ушел, как и пришел. Его появление было для меня как гром с молнией. Его слова пересекли границу того, что я готов был понимать и принимать. Они пересекли границу возможного. Слух отказывался воспринимать все выше сказанное. Я совершенно растерялся.

Только я собрал все силы, чтобы оправиться от перенесенного и прийти в сознание, младший брат вернулся. Вид у него был совершенно другой. Не прошло несколько минут, как он заметно опьянел и переменился. Глаза его стали совсем стеклянными, ноги согнулись в коленях, а язык не слушался и заплетался. Его речь стала в точности, как у пьяного человека. Помимо этого видимого изменения, он также переменился настроением. Он начал говорить приветливо и дружелюбно. Это волшебное изменение, как по щелчку, привело меня в смятение.

Усевшись рядом со старшим братом на стул, он обращался только к нему. Чем больше говорил младший брат, тем больше раздражались старший и средний.

– Вы что больные? – удивленно спросил Владимир Иваныч, после того, как ему сказали идти спать.

Все это время я отказывался понимать происходящее. Разум сильно ослаб и я чувствовал, что мной начали руководить инстинкты. Я сидел неподвижно, трепеща от ужаса. Слова: «Вы все больные», сошедшие с уст младшего брата, показались мне такими истинными, что я действительно посчитал нас за сумасшедших.

– Тут один человек больной – человек пьяный, – спокойно сказал дядя Петя. – Иди спать, Вова.

– Стойте. А почему вы на меня наговариваете?

– Потому что ты неправильно говоришь, – сказал старший брат.

– Я могу говорить все, что хочу.

– Хорошо, хорошо, только иди спать, Вова, – повторил дядя Петя.

– Нет! Ну вы больные, – радостно сказал младший брат, и захохотал. Все это время он говорил медленно и неразборчиво. – Вы все больные… Смешно… Смешные вы…

– Слышишь, что я тебе говорю? – сдержанно сказал Еким Иваныч.

Младший брат хрипло засмеялся и повторил:

– Смешные вы, ребята…

– Ну все, Вова, иди поспи.

Младший брат не собирался уходить. Опьяненная голова готова раскрыть все тайны своей души. Он рассказывал бессвязно о всем том, что его волновало. Видимо об этом он не решался говорить на трезвую голову. Он обсуждал каких-то людей, обвинял всех о ком вспоминал. Он прямо-таки жаловался на свою судьбу и винил во всех бедах своих братьев и не знакомых мне людей.

Долго бы он еще разговаривал… Но старшему брату все это осточертело. Я видел в его глазах искорку злобы. Он резко встал, взял за руку брата, как маленького щенка, и хотел было отвести его спать. Но тот оттолкнул Екима Иваныча и переменился в положении. Он выглядел как человек, готовившийся отбивать удары.

Старший брат стоял напротив младшего и взволнованно пытался ему растолковать, что нужно идти спать. Чем больше он увещевал его, тем больше краснело и кривилось от ярости и злобы лицо младшего брата. Было слишком несообразно видеть огромную, более спокойную, чем возбужденную фигуру старшего брата, и маленькую, хилую, разгоряченную, готовую ко всему фигуру младшего брата. Казалось, что все должно быть совсем наоборот. Мне, почему-то, хотелось поменять их местами.

Я чувствовал, что сейчас произойдет что-то необратимое. Я не знал, как поступить в такой ситуации, чтобы помешать этому; тем более я боялся влезть в чужие семейные отношения, и получить незаслуженное унижение.

Долго ждать необратимого не пришлось: старшему брату последовал, как мне показалось, сильнейший удар по лицу. Я даже услышал, как что-то щелкнуло у него в челюсти. Но, что хуже этого, посмотрев на краснеющее лицо старшего брата, я подумал просто, что он убьет его после этого поступка. Еким Иваныч, в свою очередь, простоял как будто в оцепенении несколько секунд, ничего не предпринимая. Он только сдержанно посмотрел на брата, не двигаясь с места. Он глубоко и часто дышал. Я видел по его напуганным глазам, что он боялся ни столько собственного брата, а боялся за возникшее у него желание ответить ударом на удар. Он чувствовал в себе силу и нес за нее ответственность. Он знал, что брат бы просто рассыпался под гнетом его крепкой, хоть и старой мужской руки.

Его высокий лоб то напрягался, собирая складки в едино, то расслаблялся, сгущая и так пышные брови. После нескольких таких напряжений и расслаблений, видимо связанных с сильнейшей внутренней работой, он издал свой привычный оборванный звук горлом, схожий на рев дикого зверя, и сел на стул.

Младший брат покинул неприятное место сразу после удара. Он скрылся так быстро, что я не успел заметить его пропажу.

Мы все сидели тихо: не двигались и не шевелились. За окном начинало темнеть. В комнате становилось мрачнее с каждой минутой. Мы сидели на своих местах как призраки во тьме. Слышны были глубокие и тяжелые вздохи каждого.

Старший брат сидел неподвижно, подперев голову рукой. Он упорно смотрел перед собой. Его глаза не двигались, и ничего не выражали. Они казались пустыми и безжизненными. Могло показаться даже, что он умер. Только глубокие выдохи говорили обратное.

Что творилось в душе этого человека? На этот вопрос, возможно, не смог бы ответить даже сам старший брат. Было видно, что он задавал себе тяжелые вопросы, на которые не мог найти ответов. Его мучали и съедали изнутри противоречивые чувства. В его душе велась ожесточенная борьба добра со злом. Что выбрать?.. То, что неправильно, но соблазнительно, или что правильно, но мучительно? Как возродить любовь к брату? Возможно ли полюбить его вновь прежнею любовью? Возможно ли забыть случившееся, простить его всем сердцем и не держать больше зла на него? Эти и другие вопросы осыпали его, неустанно терзали старое сердце. Он всеми силами тянулся к добру.

Его смиренная и добрая от природы натура, любезно помогала в этой борьбе.

Через время старший брат начинал приходить в себя. Наконец его глаза заблестели прежним светом, который в темноте засверкал особенно ярко. Эти две звезды живо осмотрелись по сторонам.

Еким Иваныч встал и поставил свечу на стол. Свет озарил его печальное лицо.

– Одно не справедливо в моей жизни, – вдруг сказал он спокойным голосом, – это моя старость. Вот скажи, за что мне все это? Я этого не заслужил, это не справедливо. Я всю жизнь прожил честно, никому зла не сделал…

Его слова задели за живое все мое существо. По моему телу как будто прошел электрический толчок. Со мной никогда такого не происходило. Ко мне из неизвестного источника рекой потекли новые соки жизни. Я ожил, воодушевился, выпрямился. Все тяготеющие чувства, которые прижали меня к табурету, как ветром сдуло. Из моего рта посыпались слова, которым я не совсем давал отчет. Чем больше я говорил, тем более возвышеннее себя чувствовал.

Я возмутился духом!..