Грешник

Охотник обернулся к ней и, поняв, что происходит, ни слова не говоря, взял её голову в ладони и ответил ей глубоким длинным поцелуем. Внутри у девушки будто взорвалась бомба. Тёплая волна, зародившись внизу живота, прокатилась по всему телу. Яростными, едва контролируемыми движениями, она практически сорвала с Маркуса блузу, оторвав в процессе несколько пуговиц. С ремнём и клапаном брюк справился он сам.

Не прерывая поцелуя, любовники переместились ближе к камину. Напротив него на полу был расстелен ковёр, украшенный монограммой предыдущего владельца. Обнажённые, не размыкая объятий и не прекращая целоваться, они опустились на ковёр. Анна оказалась снизу. Через несколько мгновений все началось. Каждое движение отзывалось приятной тёплой волной. Волны наслаждения проходили по телу и сознанию Анны, стирая все, что происходило с ней ранее. Это был совершенно новый опыт, её выбор, то, чего она хотела и подсознательно ждала с того самого дня, когда первый раз ощутила близость Маркуса, не в контексте боя и судорожного бегства от преследователей, а здесь, в месте вне времени, отрезанном от окружающего мира непроницаемой стеной.

Каждое движение, каждый вдох, каждый импульс страсти проникали в самую суть девушки, резонируя с потоком Силы. Каждый импульс, возвращённый потоком, тёк по её нервам и мышцам, приводя в блаженство. Казалось, всё тело пылало, но огонь не сжигал. Анна чувствовала, как энергия её страсти превращается в Силу, разливающуюся по её телу. Это было настолько восхитительно, что она не могла сдержать себя и громко стонала от удовольствия.

С каждым движением, с каждым вдохом это становилось все более ярко. Сила текла сквозь неё сплошным потоком, и, в опредёленный момент, девушка поняла, что не касается спиной ковра. Её тело парило в нескольких дюймах над полом. Всё это не имело значения. Поцелуи, прикосновения, ощущение внутри неё – вот, что было важным. И ещё: она ощущала Силу. Не только свою, но и Силу Маркуса, входящую в резонанс с её. Каждый контакт рождал взрыв, проходящий сладкой волной по позвоночнику.

Они испытали оргазм одновременно. Взрыв физического удовольствия породил выброс сил. Огонь в камине погас, в комнатах посыпались с полок предметы. Хрустальным и фарфоровым фейерверком рассыпалась посуда. В воздухе остро запахло озоном.

Любовники опустились на ковёр, все ещё не размыкая объятий. Губы коснулись губ и длинный поцелуй, исполненный нежности, завершил тот магический шторм, которым сопровождалась эта нечаянная близость. Поцелуй, который и не думал заканчиваться.

***

– Марко, что у тебя с руками? – спросила Анна, увидев на ладонях мужчины ожоги.

– Ты выплеснула наружу столько силы, что это было на редкость ощутимо, – спокойно произнёс Охотник. – Ну, я тоже не удержался. Ты ещё свою грудь и спину не видела.

– Но мне не было больно.

– Вообще-то мне тоже. Мне было чудесно.

– И мне. Знаешь, у меня это первый раз. Ну, я имею в виду так, чтоб по желанию, – сказала Анна смущённо.

– Я понимаю. У меня тоже. Никогда не делал это с колдуньей. Боюсь, что, если продолжим в том же духе, спалим к чертям весь особняк. Баст будет недовольна, в конце концов, это её дом, – произнёс Маркус весёлым голосом.

– А мы аккуратно… Продолжим?! Марко, ты же говорил… – в голосе Анны отразилась смесь недоумения и надежды.

– Анни, так уж вышло, что всё стало сложнее, чем просто искупление. Ты… В общем, я к тебе привязался. Давай считать так.

– И с чего бы это?

– А с того, что ты не просто глупая баба, попавшая в переплёт. Ты – человек, готовый пожертвовать жизнью ради своих целей. Причём, не только ради себя. Я частично ощутил то, что тебе пришлось пережить, когда был проводником Окулуса.

– Ты видел?

– Не видел, но ощутил. Этого мне хватило. Но ты взваливаешь на себя слишком много, – произнёс Охотник

– Да заткнись ты уже, Марко! Я все решила, и не тебе меня переубеждать! – горячо ответила девушка.

– Безумству храбрых поем мы песню… – продекламировал Маркус. – Русинский писатель Горьков. Они там, на севере, знают толк в фатализме и самопожертвовании.

– Марко, скажи мне одну вещь… – продолжила Анна, стараясь придать своему голосу максимально будничное выражение. – На кой хрен ты пытался меня убить?

– Я не пытался. Это часть ритуала. Видишь ли, Анна, дело в том, что для того, чтобы ты смогла сделать то, что сделала, тебя надо было привести в особое состояние сознания. Запустить твой мозг на максимум и вообще – минимизировать его связь с телом. Сделать это можно было, введя тебя в состояние клинической смерти, как это называют Магос Медикум.

– Постой, ты же меня утопил! – воскликнула Анна. – Какое, нахрен, изменённое сознание? Ты меня убить пытался!

– Анни, дело в снадобье, что я тебе дал. Оно вводит в состояние клинической смерти. Только вот, чтоб оно сработало, надо внушить мозгу, что он умирает. Ну я и…

– То есть ты просто напугал меня до усрачки, и я подумала, что я, того? – с недоверием спросила Анна.

– Почти. Только я пугал твоё подсознание. Ему нужна была достоверная картина смерти. Я вытащил тебя из воды, до того, как ты окончательно задохнулась. Правда, если бы ты не справилась, это бы не сильно помогло.

– Марко, ты сволочь! – Анна беззлобно ткнула Охотника локтем в бок.

– Но я преуспел. К тому же, тебе было на это плевать полчаса назад. И будет плевать, максимум через час.

– Через час? Плохо же вы меня знаете, господин Охотник, – промурлыкала девушка и ткнулась носом ему в щеку.

– Анни… Ты же ещё не оправилась, – попытался возразить Маркус.

– Мне просто отлично и сейчас будет ещё лучше!

– Хорошо, только давай в этот раз не будем ничего ломать.

– Как получится, милый, как получится.

***

– А что ты такое читал, когда я зашла? – спросила девушка пару часов спустя.

Уставшие и довольные, Маркус и Анна сидели у камина, глядя на языки пламени.

– Посмотри. Книга ещё лежит на кресле.

– Ух ты! Такая старая. Йейтс. Это что, мастер магии или автор трактата по боевым искусствам? – спросила девушка, вертя в руках потрепанный томик в тиснёном кожаном переплёте.

– Анни, открой и посмотри сама.

Анна открыла книгу, выбрав страницу наугад, и замерла, ошеломленно глядя на Охотника.

– Это стихи, – выдохнула она. – Красивые. Вот, послушай:

«Будь у меня в руках небесный шёлк,
Расшитый светом солнца и луны…
Прозрачный, тусклый или тёмный шёлк,
Беззвёздной ночи, солнца и луны».
Маркус ответил спокойным и немного печальным голосом:
Я шёлк бы расстилал у ног твоих.
Но я – бедняк, и у меня лишь грёзы…
И я простираю грёзы под ноги тебе!
Ступай легко, мои ты топчешь грёзы…»

– Одно из моих любимых стихотворений, – пояснил он.

– Почему именно оно? И вообще – ты и стихи? Я не ожидала, честно, – в голосе Анны все ещё слышалось удивление.

– Потому, Анни, что так и есть. У меня нет ничего кроме грёез – сраной мечты о том, что я, наконец, перестану скитаться по миру и найду своё место в нем, что мои голоса хотя бы ненадолго замолчат, – произнёс Охотник сердито, но через секунду смягчился. – Эта книга со мной очень давно, ещё с тех самых пор, когда я не был Грешником, а был всего лишь братом Ордена.