Папа подарил мне оленя

– Это всё потому, повторю ещё раз, потому, что ты витаешь в облаках, ты слишком легкомысленный и мечтательный. Да, меня некоторые недопонимают, потому что они думают тривиально: вот началась философия, значит, ею всё и закончится. Многие почему-то думают, что дальше в речи будет всё только сложнее и сложнее. А тут – на тебе! И старик Маттиас всё вынес на поверхность – вот вам правда-матка, кушайте с аппетитом!

За этими словами Маттиас разлил по ещё одной порции рома и разбавил его долей апельсинового сока. Вечер переходил в серьёзную стадию, что не могло не радовать Лео, который ощущал себя вполне счастливым за этими пьяными философствованиями со старым другом, в их старой квартире, слушая музыку со своих колонок. «Как же это офигенно», – думал про себя Лео, сидя на кухонном столе и попивая ром с соком, вглядываясь в вечерний августовский пейзаж за окном. Солнце уже катилось к горизонту, свет естественный становился всё тусклее, а свет искусственный – от старого абажура, купленного на какой-то блошиной распродаже, – становился всё ярче и теплее. Всё источало блаженство. Воистину, кто не любит вечеров на кухне, тот не любит и саму жизнь. Маттиас тем временем залез на подоконник, где лежала для удобства огромная бесформенная подушка канареечного цвета.

– Кстати, Мэт, – вспомнил вдруг Лео, – ты так и не ответил по поводу вечеринки. Написал, что подумаете, и на этом тишина.

– Ах да, забыл, замотался. Да, мы в принципе не против.

– Это как-то прозвучало… будто тебе пофиг. Ребята просто в нетерпении – Дрены, Том, я ещё одну девушку пригласил, по которой вроде Дрен-младший сохнет…

Но на Маттиаса эти слова будто бы не имели воздействия, он неожиданно погрузился в какие-то мысли, которые были недоступны Лео.

– Ты знаешь, – начал он, – я очень хочу эту вечеринку. «Переезд Мэта», офигеть событие, конечно, но это всё же событие, которое стоит отметить. Мы так много праздновали что-то и отмечали, что уже и не припомнишь, в честь чего это всё проводилось и вообще, был ли повод.

– Повод как обычно – друзья, хорошая компания, вечер выходных, ну и так далее, сам же в курсе. А тут реально нужно отметить. Просто необходимо! А ты чего-то включил тормоза.

– Да, да, я всё понимаю. Но Лола… Ты же понимаешь, она не сильно вписывается во всю нашу тусовку. Но я сделал выбор – я выбрал её, а значит, мне нужно разделять её увлечения, её тревоги, её сомнения. Она не сильно хотела масштабно гулять, предлагала ограничиться тихим ужином человек на пять…

– Серьёзно? Мне казалось, что она наоборот решила принять твою компанию и хочет эту вечеринку.

– Не совсем. Она хочет, чтобы это была моя последняя такая масштабная вечеринка. Конец так конец, дальше – новая жизнь. И я её прекрасно понимаю, она имеет право на такие взгляды.

– Но не будешь же ты просто так меняться только потому, что того захотела Лола. А она сама меняется? Отношения предполагают взаимность.

– Всё сложно, старик, всё сложно. Знаешь… Все эти пьянки и гулянки – это было весело, правда. Я очень ценю нашу компанию и люблю вас всех. Но есть в жизни что-то настоящее. Что-то совсем иное, чем все тусы. Вечеринки и празднования – они будто бы суррогат жизни, искусственные и кичливые. Все друг перед другом чего-то строят, пытаются понравиться, пытаются выставить себя в выгодном свете. Обсуждают друг друга, обсуждают вещи, которые абсолютно пустые. С Лолой всё не так. С ней я нашёл ту настоящую жизнь. Домашний очаг, как бы банально это не звучало.

– Ну, дружище, – протяжно ответил Лео, долив себе и Маттиасу выпивку, – меня сильно огорчают такие мысли. Другая жизнь, настоящая жизнь…

– Нет, ни в коем случае это не упрёк. Повторюсь – я очень вас всех люблю, ребята. Даже больше – Лола вас тоже любит, правда. Просто нужно меняться, нужно уходить от этой… этой подростковости, что ли…

– Ну в чём тут подростковость, Мэт? Старые друзья собираются в компании, чтобы отвлечься от бытовой суеты, работы, учёбы, стрессов, обсуждают то, что выходит за рамки их обычной жизни. Музыка-кино-искусство-политика-кулинария. Ходят совместно на курсы, на барбекю, на фестивали. Это то, что делать нашу жизнь менее пресной, то, что делает её ярче. Ну вот женишься ты, ну вот пойдут дети – что ты им сможешь передать? Домашний очаг? Шторы с рюшами и бледно-голубые обои? Да они пошлют это всё и вас с Лолой, едва им исполнится пять! Вот у меня на курсе детки – дети, Мэт! Им десяток лет, а они соображают, что к чему, их не купить разговорами про карьеру и стабильность. Им нужен импульс, им нужно творчество, выход энергии! Ты понимаешь, какие у тебя будут проблемы в общении с твоими же детьми, если вместо импульса ты будешь их тормозить и говорить, что главное в жизни – спокойствие и уют?

– Я надеюсь, они меня поймут.

– Не поймут, чувак, ох не поймут! И ты сам себя не понимаешь, это всё – самообман. Лола – спокойный человек, флегматик, у неё другие биоритмы – это всё объяснимо, за это я её не критикую. Но то, что она хочет подстроить под себя весь мир, я понять не могу, ну никак!

– А не того же самого хочешь и ты? – парировал Маттиас.

– Нет, я хочу, чтобы ты оставался собой, Мэт, а я – собой. А Лола – собой. И чтобы мы терпели друг друга и не кидались фразами про «инфантильность» и «искусственность». Искусственно ты пытаешься быть тем, кем не являешься, чувак. Прими себя, ты – весельчак, у тебя куча друзей, ты чуточку неуклюж, противоречив, да-да, и не спорь со мной, ты – рубаха-парень, ты простой, но ты и философ, ты мало что шаришь в искусстве, но зато ты офигенен в дискуссиях, ты уболтаешь любого. И тут нечего стесняться, тут нечего ограничивать. Ты – Мэт и всегда будешь им. Не надевай маску, которая тебе не подходит.

– Эх, Лео…

– Что? Слишком максималистичен?

– Да, именно это слово.

– Ну, тогда валяй, пробуй перестроить себя и посмотри, что получится. Флаг тебе в руки!

– Знаешь, вот будто что-то стукнуло меня по голове…

– Иначе и не скажешь!

– Подожди, не язви. Вот что-то стукнуло, и я оглянулся – а что у меня есть? Да, есть друзья и всё то, что ты перечислил. Но это всё годится для вечера, а что днём? Кто я такой вообще? По сути же дела – абсолютно серый, незаметный, как и многие. Я пытаюсь прыгнуть выше головы, пытаюсь выставить себя этаким философом, как ты выразился. Но ничего из этого не выходит. Тусовка – дело хорошее, но и у любой тусовки есть начало и конец. Вот заканчивается вечеринка – все идут по домам, и ты можешь быть хоть сто раз крутым парнем, это уже никому не нужно – всё, время вышло, пора спатки. Вот это я понял, когда увидел Лолу. Помнишь же, она остановилась и пыталась сама починить свой велосипед. Она понятия не имела, как он вообще устроен, но она пыталась. С ней никто не говорил, с ней никто ничего не обсуждал – новые тенденции в литературе вообще были тогда не к месту, только она и её поломанный велосипед. Хрупкая девушка, пытающаяся исправить что-то в технике, будто пытающаяся что-то исправить в своей жизни. И тогда у меня случился этот удар. Я вижу её и понимаю: всё, что было до этого момента, все эти бестолковые дискуссии были ничто! А вот она – жизнь! Настоящая жизнь, настоящая проблема, и настоящее желание эту проблему решить. Нет никакой мудрости, заумных словечек, новомодных трендов – всё банально. Будто бы глоток прохладной воды из ручья, когда ты пил до этого колу. Что-то другое, что-то исходное, что-то настоящее. Да, именно – настоящее. Я тогда не мог удержаться. Лола немного неказиста, близорука, неуклюжа, как и я, но она – настоящая. При всей моей любви к вам, при всей моей любви к нашим барам, клубам, посиделкам, концертам, она – существительное. Всё остальное – прилагательное. Это как картина в раме. Рама может быть дорогой и старинной, но если картина – дешёвая репродукция, то это просто смешно и нелепо. А вот настоящая картина хорошего мастера может украсить собой любую раму. Это вопрос выбора приоритетов, старик, вопрос – что важное в жизни. Я нашёл ответ на этот вопрос, надеюсь, найдёшь ты. Тусовки – дело хорошее, но они круты только тогда, когда в жизни есть что-то более ценное, чем тусовки.

– Так в том-то и дело, чувак, – продолжил дискуссию уже изрядно подвыпивший Лео. – В том-то и дело! Должен быть баланс, должна быть гармония. А когда ты одно заменяешь другим, в чём гармония? Ты раму меняешь на картину – разве это круто? Совершенно не круто, но ты поступаешь именно так. Не бросай нас, мужик, обещай, что не бросишь. Пусть будет Лола, пусть будет её дурной вкус, пусть будет всё то, на что ты променял нашу квартиру, но не бросай друзей. Не бросай себя, я бы сказал. Обещаешь?

– Обещаю. И что касается вечеринки – да, мы проведём её, она будет, старик!

– Ура! Это то, что я хотел услышать! И к чему была вся эта философия?

– Я лишь хотел, чтобы ты меня понимал, чтобы ты не обижался, когда что-то идёт не так, как было раньше. Жизнь продолжается, всё меняется, поэтому не нужно становиться на пути перемен, прими их, и тогда всё будет зашибись!

– Ладно, считай, я тебя понял.

– Ахах, мужик, люблю, когда ты соглашаешься со мной.

Оба они были уже пьяными, оставался ром, но никто его больше не хотел. Вечер постепенно сменялся ночью, и в домах напротив один за другим загорались огни светильников. Что-то магическое было во всём этом, что-то зачаровывающее. Жизнь ещё бурлила за окном, но постепенно остывала, всё больше окон озарялись тёплым жёлтым светом, всё меньше велосипедов и машин проносилось по брусчатой улице. Оба друга молчали, думая о чём-то и будто бы читая мысли друг друга. Так бывает, когда всё вокруг вдруг становится приятно тёплым, безмятежным. Ночные бабочки стали биться в окно, всё сильнее становился гул сверчков, всё пьянее были мысли.

– Слушай, Лео, а у тебя остался ещё тот косяк, который тебе Сэм отдал?

– В портсигаре.

– Не хочешь?

Лео задумался на мгновение – ради чего было это предложение? Только ради того, чтобы чуть порадовать его после столь тяжёлого разговора? Или Маттиас всё же хотел продолжения их скромной вечеринки? В любом случае было понятно, что домой он не спешил и мог провести часок-другой в своей старой, уже теперь бывшей квартире. Было также понятно, что травка с алкоголем одурманят сознание до тошноты, и приятная атмосфера вечера закончится крепкими объятиями унитаза. Всё это было ясно и очевидно даже вполне выпившему человеку. Но была не была!

Лео полез за косяком. Старый металлический портсигар прямоугольной формы был его сокровищем ещё со школьных лет – когда-то подростком он откопал его возле какого-то заброшенного дома и сразу нашёл ему применение для своих первых в жизни сигарет. На его внешней стороне были изображены шахматная доска с фигурами – должно быть, он принадлежал какому-то мастеру шахмат или даже гроссмейстеру, по крайней мере, так хотелось верить Лео. Портсигар раскрывался книжкой, и внутрь помещалось ровно двадцать сигарет – в основном самокруток, которые Лео по нехватке денег крутил, сидя на скучных лекциях или за чашкой кофе после обеда. Но был у портсигара один секрет – одна из его частей содержала двойное дно, куда легко могли скрыться несколько косячков. Как много друзей и знакомых одалживали у Лео сигареты, и как мало из них знали об этой тайне, когда вытягивали обычную табачную сигарету из портсигара.

В последнее время по непонятно какой причине Лео стал редко дымить косяками и держал один про запас, который ему подарил Сэм – его хороший приятель, живущий на первом этаже. Сэм слыл специалистом по каннабису, но Лео не знал, сколько ему лет, чем он занимается по жизни, сколько скурил травы и какие наркотики он ещё не пробовал. Зато прекрасно знал, что Сэм – очень щедрый человек и никогда не зажмёт косячок никакому из своих приятелей. Маттиас же, хоть сам и не прочь подымить травкой, был что-то вроде как на ножах с Сэмом с недавних пор и даже не мог назвать Лео причины их ссоры, несмотря на все расспросы, и Лео объяснял их отношения обычной антипатией. Странная вещь эта антипатия, нелогичная – вроде как и нет повода, но вот не нравится человек, и хоть тресни! И ходишь-думаешь, а что ж в этом человеке не так, и понять не можешь – природа так устроила, возможно, даже и к лучшему. Поэтому когда Маттиас жил в одной квартире с Лео и они хотели покурить косяк, то к Сэму всегда шёл Лео. Так и завязалось приятельство между ними.

Достав из секретного отдела портсигара косяк, Лео распалил его, сделал пару втягов и передал Маттиасу. Тот задумчиво продолжал вглядываться в уже наступившую ночь. Лео отметил про себя, что за весь вечер его друг ни разу не потянулся к телефону, чтобы сообщить как-то о себе Лоле. Возможно, у них размолвка, подумал Лео, или они так договорились – каждому из нас нужно время на себя, ведь эгоизм также свойственен человеку, как и альтруизм, хотя мало кто себе в этом признаётся. Кто-то уезжает на рыбалку за город, а кто-то идёт к другу немного выпить и покурить.

Каннабис непросто лёг на алкоголь, и вместо ожидаемой лёгкости оба почувствовали какой-то невидимый груз, который тянул вниз. Говорить не хотелось, хотелось лишь, чтобы этот момент тянулся вечность. Музыка остановилась, да и смысла в ней не было, так что ничто не нарушало тишины. Тишина обволакивает, приглушает, утихомиривает страсти. Нет ничего целебней тишины. Но Лео её нарушил.

– Знаешь, Мэт, – начал он, – я рад, что ты пришёл сегодня. Мне действительно это было нужно. Ты… Большое спасибо тебе, короче!

– Всегда пожалуйста, – коротко ответил ему Маттиас.

– Знаешь, в этом мире так всё сложно… деньги, работа, отношения, да всё! И так не хватает старых друзей порой. Чтобы как в детстве, чтобы всё было просто и понятно. Горка, песочница и всё такое прочее.

– Понимаю, – опять без лишнего многословия откликнулся Маттиас.

– Мне тебя будет не хватать, чувак. Но знай, что я очень за тебя рад.

– Спасибо тебе, и мне тебя будет тоже не хватать.

Лео сполз на пол, будто всё та же невидимая тяжесть пригвоздила его к паркету. Спиной он упёрся к стене. Через минуту сполз с подоконника и Маттиас. Он примостился рядом, сделал глубокий затяг и передал Лео косяк, от которого оставалось совсем чуть-чуть.

– Мне так хорошо, Лео, как не было хорошо уже давно. Новая жизнь, все дела, но мне есть что вспомнить. Спасибо тебе, что был всё это время рядом. Ты – мой брат, которого у меня никогда не было.