Небо нашей любви. Часть первая

Небо нашей любви
Александр Шляпин

Это история о молодых людях, на плечи которых выпало тяжелое бремя Великой Отечественной войны. Пройдя сквозь огонь и военное лихолетье, они, несмотря на кровь друзей, застенки ГУЛАГа, сохранили то чувство любви и бескорыстной дружбы, которое в жизни дается только один раз.

Небо нашей любви

Александр Шляпин

© Александр Шляпин, 2018

ISBN 978-5-4493-4715-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

НЕБО НАШЕЙ ЛЮБВИ

«Тот самый длинный день в году

С его безоблачной погодой

Нам выдал общую беду

На всех —на все четыре года.»

К. Симонов

Глава первая

Леди

Леночка Лунева появилась в нашем дворе примерно, за три года до начала этой проклятой войны. Из худой, угловатой девчонки с пшеничными косами, она вдруг незаметно превратилась в статную девушку приятных форм и ангелолепной красоты. Ленкина мать, Галина Алексеевна, тоже была очень красивой женщиной, но она была одинока —рано овдовела. После смерти своего мужа, командира РККА, который погиб на Дальнем Востоке во время боев за Халхин – Гол, она с Ленкой переехала из Читы в родной, и любимый ей Смоленск. Устроившись на работу во вторую «Советску больницу» в хирургическое отделение, она за свою добрую душу и волшебные руки, дарованные ей богом, уже совсем скоро завоевала безграничную любовь смолян.

Вот так новая жизнь семейства Луневых без мужчины в доме, покатилась в обычном и размеренном для того времени ритме. Ленка вместе матерью жила недалеко —в Офицерской слободе. Их пристанищем стал двухэтажный деревянный барак, где была обычная для того времени коммунальная квартира на четыре семьи с печным отоплением. Там всегда воняло котами, метившими свою территорию, керосином и низкосортным сафоновским бурым углём, которым в те времена топили печи. Огромные черные тараканы прятались по углам и щелям ожидая, когда хозяева разойдутся по своим делам, чтобы тут же набросится на помойные ведра в поисках хлебных крошек. Не смотря на свалившиеся на плечи Луневых трудности, Ленка умудрялась учиться кроме простой общеобразовательной школы, еще в школе музыкальной. Каждый день в одно и то же время, она проходила по тропинке мимо большого куста сирени, который рос во дворе. Под своей сенью он прятал местную шпану, скрывающуюся от родительского глаза. Там на дворовом столе они резалась в карты на щелбаны окурки и даже жалкие медяки, которые им удавалось заработать.

Здесь была свобода: здесь можно было курить, ругаться матом, и не опасаться тяжелых отцовских оплеух. Здесь ребята взрослели, здесь во дворе постигали науку настоящей дружбы и первой юношеской любви, которая рано или поздно приходила в их сердца.

Ленку Луневу в нашем районе знал каждый. Она не была, как некоторые девчонки того времени похожа на пацана с разбитыми коленками. Она была не только красивая, но и какая—то не совсем современная и не по годам серьезная. За свой добродушный характер, за милое ангельское личико, которое украшали ямочки на щеках, и эти чертовски соблазнительные губы, получила она прозвище Леди.

Пацаны по своему не особо фундаментальному образованию считали, что Леди с английского языка переводится —как девушка внеземной красоты. В её присутствии, ребята, почему— то всегда, «надувались» словно удоды в период брачных игр, изображая из себя английских джентльменов. Они, как по команде тушили окурки, и переставали ругаться матом, стараясь показать, что прекрасно воспитаны. Всем хотелось показать, что они достойны её любви и внимания.

– Во, гля… пацаны, Ленка опять шпилит на фортепиане тринкать! Вот это бляха медная —краля! Издалека видно голубая кость! – вздыхая говорил Сенька Хвощ. – Эх, если бы я парни, был бы хоть чуток постарше… Я бы обязательно её закадрил. Люблю когда на пианине играют…

– Голубая кость —закадрил? —спрашивал его Синица, растягивая свой рот в улыбке.—Ты, кто такой Хвощ? Ты кадритель, свою рожу конопатую в зеркало зырил? Тоже мне – ухажер нашелся!? Ты еще зелень сопливая! Нет не по твоему карману такая краля! Ей прынца подавай, а ты так себе – шкет малолетний…

Сенька Хвощев недовольно щурился, и от эти физиономических ужимок, казалось, что конопушки на его роже становились еще больше и сочнее.

– А что я!? Да правда! Я еще не вырос, но когда я выросту, я знаешь каким буду – мама моя дорогая… Я стану как Петр Алейников из фильма «Большая жизнь», или как Ваня Козловский…

– Петр Алейников —Иван Козловский?! Ой держите меня семеро —пятеро не удержат!!! Эй, мужики, вы видали нового Петра Алейникова? Вот —посмотрите – это Семен Хвощев, собственной персоной! Сидел бы уже артист—аферист…

Синица шутя натянул козырек кепки Хвощу на глаза, и пока тот старался вылезти из кепки он отвесил ему сочный подзатыльник.

– Санек, хорош – больно же, – кричал тот. – Не беспредельничай – сотрясение мозга мне сотворишь. Чем я потом буду думать?

Ребята смеялись над Сенькой и на мгновение забывали про Луневу Ленку, которая шла дальше и не обращая на пацанов никакого внимания думала о своем.

– Ты Хвощ, точно придурок! Мозг иметь нужно, чтобы его можно было сотрясти, – говорил Синица, и вся компания заливалась дружным смехом.

– Нет, парни, скажу вам честно – Ленка ведь не просто краля, Ленка это настоящая англицкая Леди! Она просто – королевишна, —говорил вновь Хвощ, отходя от подзатыльника.

Синица вновь щелкал щелбан по макушке Семена, и ребята вновь закатывались смехом.

Но все это было уже позади Луневой, и лишь отрывки слов доносились до её слуха, вызывая в душе легкий, веселый трепет, который возникает при виде какой—нибудь комической ситуации. Не обращала никакого внимания на смех, свит и окрики ребят, она шла себе дальше, и ей уже не было никакого дела до тех, с кем еще совсем недавно она бегала в школу и делилась леденцами из жестяной банки. Ленка была уже взрослой барышней, и теперь даже зрелые мужчины при виде такой красоты цокали языком, и не сводили своих глаз с её «точёной» фигуры.

Глава вторая

Ферзь и Красный

Сашка Фирсанов, был одним из обитателей Офицерской слободы. Это был среднего склада паренек с наглой —хамоватой физиономией и какими —то бандитскими наклонностями. Он всегда ходил в хромовых сапогах в которых прятал финку, сделанную из напильника, и в ФЗУшной форме, подпоясанной кожаной офицерской портупеей. Сашка Фирсанов был на полгода старше Краснова —его соперника в делах амурных. Тому в тот год исполнилось семнадцать лет. Отец Фирсанова, был одним из авторитетных жуликов в до военном Смоленске по кличке «Гнусавый». В тридцать шестом году, его убили где—то на «воровской малине», где он попал на бандитское «перо» в карточном споре. После смерти отца Сашка, недолго воспитывался матерью. Почуяв свободу, он настолько распоясался, что изменить его жуликоватое мировоззрение было теперь практически невозможно. После семи классов, он пошел учиться в школу фабрично— заводского ученичества. Закончить ФЗу он не успел. Там он скорешился с местными жуликами и ворами, и перешел бродяжничать по улицам, нападая вечерами со своей гопкомпанией на зазевавшихся горожан. Послужной список задержаний Фирсанова в милицию полнился день ото дня. Уже был не за горами был тот час, когда капкан советского закона, должен был захлопнуться, воздав нарушителю заслуженное наказание.

Все пацаны из слободы знали, что Сашка, увлеченный жиганской романтикой, вполне осознано пошел по стопам своего бандитского папаши. Всей кожей —всей своим нутром, он был готов подражать ему во всем. Воровская жизнь, наполненная криминальными приключениями почему—то больше нравилась Фирсану, чем учеба. Хотя, наверное, он понимал, что выбранная дорожка прямым ходом ведет его в тюрьму на долгие годы.

В компании пацанов фамилия Фирсанов была сама собой трансформирована. От самых младших, до самых старших – все его звали «Фирсаном» или «фиксой». До зубной боли он не любил, когда уличная шпана называет его таким погонялом. Тогда ему казалось, что в ней не было ни харизмы, ни какого—то брутального шарма, который бы помогал ему подниматься по авторитетной жиганской лестнице, приближая его к авторитетным ворам. Пока Сашка учился в школе, на это внимания он не обращал. По мере взросления, это прозвище начало ему надоедать и даже вызывать некую раздраженность и озабоченность. Его даже корежило до приступов гнева, когда он слышал, как его за спиной называют «фиксой». Повзрослев, Сашка вдруг понял, что его жизнь никогда уже не сможет вернуться в прежнее русло, где у него были друзья с которыми вырос в одном дворе. Разбитная судьба главаря ребячьей шайки, ему нравилась больше, и в этом он видел свое призвание.

…и вот, в один из весенних дней, когда ему надоело его старое погоняло, Фирсан собрал «сход». На пустыре в районе Зеленого ручья ребята каждый день гоняли в футбол. Там и состоялась импровизированная коронация новоиспеченного криминального лидера. Силой мускулов и угрозами Сашка осадил публику, и пообещал каждому устроить гонения, если еще кто – нибудь, хоть раз, напомнит ему о «Фирсане».

– Так гопота – запомнить всем раз и навсегда!!! Повторять я больше не буду – для вас «Фирсан» навсегда умер, – сказал Сашка, чем вызвал смех.

– Фирсан умер?! Ха— ха —ха! Фирсан умер! – загалдели пацаны, глядя на этот иронический спектакль одного актера.

– Теперь я хочу, чтобы вы все называли меня «Ферзем» – говорил он, разминая кулаки.– А тот кто спутает с «Фирсана» с «Ферзем», тот получит от меня или кулаком в дюньдель, или заточку в ливер, – сказал он. – Я больше шутить не буду! Надоели мне ваши подколки…

Фирсанов вытащил из – за голенища хромового сапога блестящую финку и ловко крутанув её пальцами, окончательно «закошмарил» всех малолетних обитателей Музейной и Офицерской слободы.

Эта выходка Фирсана по изменению своей клички, почти всем ребятам показалась, странной и дурацкой. Но пацаны и не могли даже предположить, что им еще не раз придется столкнуться с тяжелыми кулаками Фирсанова, который таким образом вдалбливал в их сознание очередную блажь, которая поселилась в его голове. Угрозами и тумаками, но Фирсану все же удалось добиться нужного результата. Те кто раньше уважал Сашку за его силу и напористость, отвернулись от него, стараясь просто не попадаться ему на глаза или обходили его стороной.

Время неумолимо летело вперед, и жизненные приоритеты нового районного авторитета, уже скоро перестали волновать местных обывателей по причине его гастролей где—то далеко на стороне. В те предвоенные годы в Смоленске кличка «Ферзь» постепенно стала обрастать мифами его полукриминальных подвигов. Среди смоленских жиганов, которые обитали по злачным местам и «воровским малинам» города, прозвище Ферзь была пока еще малоизвестна, но только до того момента, пока на его пути не повстречался друг его покойного отца: Иван Шерстяников – жулик по кличке «Шерстяной».

– Ну, ладно —Ферзь, так Ферзь! Что ты орешь, будто тебе легавые дверями яйца прищемили! Хочешь быть Ферзем – так будь им! – сказал Синица, ухмыляясь.– Нам то от этого ни холодно, ни жарко, а тебе пусть будет почет и уважение, если ты так сам себе хочешь!

Синицына Сашку в компании Фирсанова, пацаны воспринимали, как боевого товарища и даже близкого друга Ферзя. Но на самом деле, Синица имел свой особый статус —он был сам по себе. Ни в какие неформальные банды и компании он не вступал, а придерживался независимой ни от кого линии. За эти качества местные ребята уважал его и всегда прислушивались к дельным советам, которые он давал. Пацанам нравилось то, что Синица жил на «широкую ногу» и никогда не был замечен за сбором «чинариков» в местах массового скопления мужского населения города. Этим промыслом он брезговал, да и было это ему не нужно. Синицын всегда имел карманные деньги на папиросы, подрабатывая грузчиком на складах «Запассбыта». Он мог позволить себе покупать курево не на уличных лотках у барыг, а в престижном магазине «Табак» на Пушкинской.

По мере того, как Лунева превращалась в барышню, она все больше и больше становилась объектом повышенного внимания взрослеющих ребят и молодых мужчин. По вечерам, когда сумрак спускался на смоленские улицы, Сашка Ферзь в компании шпаны, иногда стал встречать её когда Леди возвращалась из первой музыкальной школы имени Глинки. Подходить близко, он пока еще побаивался, и держался на дистанции. Но в один из вечеров, все его ухаживания закончились когда на его пути не появился Краснов, которому Лунева и отдала свое предпочтение.

Сашка опоздал. Леди к хулигану и воришке Фирсанову никакого интереса не проявляла. Он был ей не симпатичен: торчащий чуб русых неухоженных волос из—под форменной фзушной фуражки, конопушки на бледном и ехидном лице, отторгали её от ухаживаний этого юноши. Свои девичьи предпочтения Ленка успела отдать Валерке Краснову, и она даже не могла представить, что её кавалером может стать Фирсан.

Краснов был симпатичен Луневой —он был из интеллигентной семьи военпреда и командира РККА майора Краснова. Валерка, в котором она видела своего мужчину, нравился ей до самой своей девичьей сущности. Не смотря на его молодые годы, она чувствовала в нем некий мужской стержень, который отличал его от многих ребят того времени. При его появлении, девичье сердце замирало, а «бабочки» спящие в её душе, мгновенно вспархивали и начинали кружить в животе, передавая телу удивительный и нежный трепет.

Краснов, в отличии от самозванца Сашки Ферзя не обладал: ни природной наглостью, ни богатырской силой. Как сын красного командира он всегда был спокоен, рассудителен, и не по возрасту по—военному выдержан. Эти качества позволяли ему с помощью своего обаяния и остроумия решать многие житейские вопросы. Среди дворовых пацанов, «Красный», как звали его друзья был почти «иконой». Многие из ребят хотели иметь с ним дружбу. Валерка был надежен, бескорыстен, и предан своим друзьям, до самых кончиков ногтей. Его отец, майор ВВС РККА по выслуги лет, и по здоровью был списан из летного состава, и переведен служить на 35 авиамоторный завод военным представителем приемной комиссии. Он был последней инстанцией в технологическом процессе сборки двигателей для военных самолетов. Вращаясь в компании городского начальства, майор Краснов был в то время вполне значимой и очень уважаемой фигурой. Эти качества распространились на его сына, который видел в своем отце достойный пример для подражания.