Керстин в виду своего западноевропейского воспитания была намного привычней к таким сексуальным экспериментам над своим организмом. Близость Русакова, которого она ощущала в ходе танца, хоть и запускала в ней механизмы страстей и желания близости, но силой воли юная фроляйн умело подавляла эти инстинкты, форматируя их в легкий флирт.
Сашкины одноклассницы танцевали рядом, и от удивления выпучивали глаза, сгорая от бабского любопытства, увидев воочию, как на их глазах зарождается настоящая любовь. С чувством национальной пытливости, они наблюдали за своим влюбившимся одноклассником, и этот факт начинал вызывать в них странное чувство ревности.
– Русаков, а у тебя, губа не дура, —сказала Потякина Леночка, как бы надменно осматривая танцующего в обнимку с немкой своего нового одноклассника.—И где это вы себе таких тёлок откопали?
– Вот так получилось, —ответил Русаков. —От вас пока любви дождешься, то превратишься в мумию… А тут, как будто на блюде подали…
– Это они сегодня утром в Цоссене, в очереди за пиротехникой, камрадок охмурили, —подсказал с подколкой Крюков.
– А она ничего —довольно миленькая, —сказала Леночка. —Только вряд ли у вас, что с ней получится. Мы же русские, а они русских не особо любят…
– Данке, —сказала Керстин, улыбаясь ребятам. —Ви тоже очень красивый пара…
– О, да ты по —русски говорить умеешь, —удивленно спросила Леночка.
– Да, я хочу стать учитель русского языка, —ответила Керстин.—Мне очень нужен дас практик —практика…
– Ах практика! Ну тогда Русаков, у тебя есть перспективы… Ну практикуй свою подружку счастливчик ты наш – будущий бюргер!
Русаков придерживая за талию Керстин сделал круговой маневр, и лавируя между парами сменил диспозицию, отдалившись от Ленки—Пенки и назойливого Крюка. Не смотря на свое недельное пребывание в школе, он еще не очень изучил своих одноклассниц, и поэтому не хотел углубляться в обсуждение своего выбора, который мог ему навредить.
Керстин уже не обращая внимания на окружающую её русскоговорящую публику, все больше и больше погружалась в ту атмосферу зарождающейся влюбленности. Положив голову русскому парню на плечо, ей почему—то хотела назло окружающим её «соперницам» прижаться к нему с такой силой, чтобы те лопались от зависти.
Русаков задыхаясь от возбуждения, через прикосновения, почти терял рассудок. Он держал в объятиях свое сокровище, словно это была не девушка, а старинная китайская ваза династии Мин. Впервые в жизни он оказался в таком положении, что ему стало не хорошо. В тот миг, ему казалось, что все окружающие его одноклассники и учителя, наблюдают за ними, и уже после каникул парням придется ответить на комсомольском собрании за свое фривольное поведение с гражданкой иностранного государства.
– Санчело, привет, – сказала Ленка по прозвищу Щетка. —Девчонки говорят, что ты себе отхватил потрясную «камрадку». Я думала ты тюлень, а ты я вижу, еще тот зайчик —побегайчик! Эх шалунишка…
– Ну и ты ведь тоже не Снегурочка, —ответил на острую подколку Русаков.
Демидов, не заморачиваясь обсуждениями, обняв Эрику, топтался рядом с Русаковым. В виду своей натуры он даже не реагировал ни на какие внешние раздражители, которые касались и его выбора.
– Демидов, Русаков, —услышали они за спиной голос грозной химички, —вас можно на пару слов…?
Проводив новых подружек на край «танцпола», парни склонив повинные головы явились дежурному учителю.
– Вам, что мальчики, наверное, нужны проблемы? Где вы взяли этих распутниц? Это что у вас за поведение такое? Что это за танцы – шманцы – с немчурой обнимансы!?
– Татьяна Ивановна, а как же дружба фройндшафт, —спросил Виталий. —Что они вам такого сделали? Ну танцуем и всё…
– Дружба – фройндшафт и любовь в Группе Советских Войск в Германии, происходят по письменному разрешению политотдела армии! А в частном порядке – не положено! Понимаете —не положено! Уже завтра ваших доблестных папочек вызовут в политотдел, и спросят: почему ваши сыновья, путается с гражданами чужого государства? Вам это мальчики надо?
– А вдруг это любовь, —спросил Русаков. —Может эти девчонки в нас влюбились, и хотят за нас выйти замуж —за таких русских, чтобы покинуть этот рассадник капитализма —а!?
– Не утрируйте, —ответила химичка. —Рано вам мальчики, еще влюбляться. Вот школу закончите, тогда сколько угодно – и не в ГСВГ и не с немками – это мой вам совет…
– А может мы ранние, —сказал ехидно Демидов.
– Да – вот! Мы такие ранние – как Ромео и Джульета, —сказал Русаков. —Вы же нас этому учите!
– Хватит мне тут шекспирить —Демидов! Даю вам с Русаковым пять минут, и чтобы этих иноземных девиц в нашей школе не было и духу. Вы что парни, совсем потеряли страх, или хотите за двадцать четыре часа вылететь в Союз, – строго сказала химичка.
– А что Татьяна Ивановна, граждане Восточной Германии не принадлежат к лагерю социалистического содружества, —спросил Демидов.—Может, мы с Германией находимся в состоянии войны, или нам товарищ Горбачев не привил демократические принципы советской системы развития общества?
– Я Демидов, повторять больше не буду! После новогодних каникул я лично устрою вам встречу с сотрудником особого отдела, который курирует наше учебное учреждение. Вы ему расскажете о фривольных гражданках бывшего социалистического лагеря, и их демократических принципах распространения венерических заболеваний. Мы для них оккупанты, а не товарищи по социалистическому лагерю. Вам это понятно?
– Понятно, —хором ответил Русаков и Демидов.
– Что вам понятно?
– Понятно, что нам до дружбы с немцами —ой как далеко, —ответил Русаков.
– Ни кто не забыт – и ни что не забыто, —сказала химичка, и показала растопыренную ладонь, обозначающую пять минут.
Ребята, увидев подобную картину, в отношении гражданок ГДР, которая со стороны руководства школы могла перерасти в прямое столкновение двух идеологий. Во избежании развития скандала, они поспешили ретироваться. Поддавшись давлению, со стороны дежурного учителя, они были вынуждены извиниться перед своими подружками, деликатно объяснив, что на сегодня праздник души отменён.
Во все годы пребывания советской армии в Восточной Германии, каждый офицер, или взрослый член семьи прямо или косвенно попадал, под колпак советской контрразведки. Эти органы ненавязчиво, но вполне продуктивно контролировали обстановку в военных гарнизонах.
В конце восьмидесятых, и в начале девяностых годов, расстановка сил в ГДР стала быстро изменяться. Немцы уже не хотели жить по старому, и все больше и больше стали требовать от своего правительства коренных изменений.
Тогда даже русским детям офицеров, прапорщиков и вольнонаемных, проходивших службу в ГСВГ, негласно разрешили заниматься и обучаться в спортивных секциях, и даже учебных заведениях ГДР.
До падения берлинской стены оставалось меньше года.
– Алес— майне либе медхен, —сказал Демидов. —кина фроляйн, не будет —у нас электричество цу энде —закончилось…
– Да, да всё —танцы алес, —подтвердил Саша.—Нам рекомендовано шпацирен на хаус гейн…
– Мы вас проводим домой, – сказал удрученно Виталий.
Увидев расстроенных парней, немки как по команде и не «теряя лица» вальяжно продефилировали через весь зал в сторону выхода.
– Что происходит, – спросила Эрика по—немецки.
– Алес, —сказал Виталий. —Алес капут, гейн цурюк на хаузе…
– Почему, —спросила Керстин, по—немецки, стараясь через силу улыбаться.
– Дарум, —ответил Виталий.—Кайне либе! Кайне фреиндшафт! Кайне фрайхат! Кайне гельд!…
Девчонки переглянулись и ничего не говоря, направились к раздевалке.
– Так, что будем делать? Девки хотели танцев, шоу и секса, —спросил Русаков.
– А что ты меня спрашиваешь? Ты иди химичку спроси – умник бля… Она обещала после каникул устроить нам маленький Армагеддон под Фермопилами. Я не очень —то уверен, что она не исполнит свое обещание.
– А я думаю, химичка молчать будет, —сказал Русаков. —Какой ей резон выносить сор из избы?
– Поживем – увидим, —ответил Виталий, и накидывая анорак, вышел следом за своей юнгемедхен.