Тайна скорбящего ангела

– Потому что один дуб —дас гут! А цвай айхе – это никс гуд —ду фарштеин? Девчонки снова засмеялись. Изучение немецкого и русского языков напоминала какую —то игру, которую ребята выдумывали ради того, чтобы понимать друг друга и свободно говорить. Немки говорили по—русски, а их визави по —немецки. Такое уличное обучение было максимально продуктивным, и буквально через несколько дней подобного общения молодежь прекрасно понимала друг друга.

– Ты хочешь сказать, что твой копф —голова твердый, как два дуба, —переспросила немка.

– Ну что—то типа того, —сказал Русаков. —Только в русском языке выражение дуб —дубом обозначает не два дуба, а один дуб, но очень—очень крепкий.

– А я поняла, —воскликнула Керстин. —По —немецки это будет звучать как железное дерево.

– Дуб, —поправил Русаков.

– Да —да дуб —айхе! Айзене айхе!

– А мне прикольно! Еще пару месяцев такого общения, и я буду говорить по—немецки, как настоящий бюргер, —сказал Русаков, удивляясь с какой скоростью ему даются такие познания.

За разговорам совсем незаметно пришли в Цоссен. Время для немцев было уже позднее и пришла пора расстаться.

– Девочки, а если мы завтра встретим новый год вместе, – спросил по—немецки Виталий.—У нас есть вино, икра унд филе гут музик.

Девчонки переглянулись. Какое—то мгновение они обдумывали предложение Демидова. Им очень нравились эти русские. Они были такие забавные, что с ними уже не хотелось расставаться.

– Новый год —это фамилия фаетаг. Мы будем дома праздник – фамилия, – сказала Керстин. Но мы можем штат шпацирен – гулять город.

Парни переглянулись, и улыбнувшись, почти в унисон сказали:

– «Фарштеин»! Морген абенд хельфт дие эрстен штунден…

Керстин закинула свои руки за шею Русакову, и прижав парня к себе, впилась в его губы, сливаясь в пламенном поцелуе. В её поцелуе было столько страсти, что Русаков ощутил, как кончик её языка приник в его рот и стал шарить там, как у себя дома. При этом девушка настолько сильно прижала его к своей природе, что Русаков был готов взвыть от боли. Его возбужденная плоть жаждала соития.

– Вау, —воскликнула Кертстин, оторвавшись от парня. —Туй хорошо кюсхен михь. Виталий тоже не растерялся. Увидев, что его друг лобызается с иностранкой, он так приклеился к губам Эрики, что та даже замычала от удовольствия.

Попрощавшись, парни еще раз напомнили немкам о свидании и окрыленные первыми поцелуями, вернулись в городок.

– Бля… я с неё торчу, —сказал Русаков. —Ох, я бы её сейчас…

– Ну что тюлень, понял, что такое настоящая любовь, – спросил Виталий остро подкалывая.

– Грандиозно, —сказал Русаков и вытащил из кармана сигареты. —Курить будешь?

– Надо, —ответил Демидов. – Нервяк меня что—то стебает. Гормоны бушуют, а главное у меня в трусах теперь паркуется «дирижабль», аж резинка лопается, —сказал Демидов.

– У меня тоже, —ответил Русаков и стал смеяться так, что на липах закряхтели спящие вороны.

Русаков остановился, прикурил, и сделав глубокую затяжку, сказал:

– Ну что брат, не посрамим русского гостеприимства? Они созрели, мы им нравимся, и они нас уже хотят. Такое бывает только в сказке…

Виталий шел рядом и набирая полную грудь дыма блаженно выдыхал.

– Это что—то с чем—то! Разве брат, наши девчонки способны на такие любовные подвиги – нет! Пока наши зреют – эти уже яростно рвут плоды любви! Мне ребята говорили, что у немцев есть урок полового воспитания. С четырнадцати лет их уже учат, как заниматься любовью. Ты видел, после двенадцати ночи по «бундесу» фрицы крутят фильмы про секс и всякую порнуху.

– Да, не гони беса…

– Зуб даю, —ответил Виталий. —У меня в комнате телевизор…

– Трахен зе битте, —сказал Русаков, чувствуя какой—то непонятный кураж.

– О, я—я натюлих, —ответил ему Демидов, и парни засмеялись так, что в крайних домах Цоссена стали зажигаться окна.

Глава пятая

Новый год

Подготовка к встрече нового года шла стремительными темпами. Парням не хотелось перед иностранками ударить лицом в грязь, поэтому все их старания были направлены на оформление праздничного антуража и ассортимент национальных блюд. Ребятам было неизвестно, как встречают новый год немцы, но русские должны были встречать так, чтобы у немцев всегда захватывало дух, от размаха и грандиозности.

– Так Санек, давай решим, что пить будем, —спросил Виталий, высыпав на стол все финансовые сбережения.

– Во я знаю!? Я еще ничего не пробовал, кроме пива и шампанского, —ответил Русаков.

– Пиво не считается! Пиво Санчело, не новогодний напиток —это пойло для люмпенов! Я предлагаю парочку шампанского, и какой—нибудь ликерчик, или коньячок для продления удовольствия.

– Тогда берем шампанское и какой—нибудь ликерчик, —сказал Русаков.—Вишневый! Обожаю вишневый сок!

– Как скажешь братела, —главное, чтобы нам потом на автопилоте домой не вернуться, —ответил Демидов.

– На сто марок особо не разгуляешься. Не та сумма, чтобы нам напиться.

– Плохо ты еще знаешь! Литровая бутылка ротаторного спирта всего шесть марок стоит. А это пять бутылок сорокоградусного напитка…

– Да иди ты —с ты что не видел, что там череп и кости нарисованы?

– Череп и кости – это Санек, для экзальтированных фрицев! Мой папаня настаивает этот спирт на гвоздике, ванилине и еще каких—то листьях, и каждый день принимает в обед по соточке. И ничего – живее всех живых! Скажи спасибо, у меня кое—какие запасы с Союза остались. Купим мяса, пожарим шашлычок.

– А родаки твои куда сваливают? —спросил Русаков.

– Ясное дело – в дом офицеров в ресторан! Я думаю, их часов до четырех утра не будет, а может, и до пяти будут гулять. Мы за это время успеем и в Цоссен за девками смотаться, шашлык приготовить, и вишневого ликера до поросячьего визга упиться.

День пролетел незаметно в стряпне. К вечеру всё было готово. Большие куски мяса мариновались в кастрюле, залитые темным пивом. Шампанское стояло в холодильнике, а вот ликер был спрятан под матрац от родительских глаз. Насчет шампанского родители не протестовали, а вот что—то более «серьезное» – было под строжайшим запретом. Не хватало, чтобы юнцы не достигнув совершеннолетия, погружались по своему скудоумию в пьянство, блуд и беспредельную похоть.

Это была первая Сашкина вечеринка. Она должна была войти в архив его памяти незабываемыми моментами начала его взрослой жизни. Как и было решено на «военном совете»: торжественное празднование нового года, должно было состояться в квартире его друга Демидова. В этом были свои преимущества. Во-первых: его дом находился совсем рядом с КПП, и близости к внешнему периметру гарнизона. Во-вторых: тайные закрома юных ловеласов «ломились» от предполагаемых угощений и перетаскивать их из одного конца гарнизона в другой, было не продуктивно. Мамочка Виталия оставила сыну традиционный салат оливье, селедку под шубой, и эти деликатесы должны были стать венцом новогоднего пиршества.

Воистину новогодний вечер для ребят должен был стать неким символическим трамплином в начало новой взрослой жизни. Прожитые годы стремительно приближали их к созреванию. Природу обмануть было невозможно. В этот самый период, так было начертано её законами- вчерашние юнцы, словно по мановению волшебной палочки, превращались в репродуктивных мужчин. Еще вчера они катались на велосипедах, ходили на рыбалку, беспечно гоняли во дворе мячик, а уже сегодня – сегодня вечером наступал тот момент, когда впервые вкусив сладость первых поцелуев, они уже напрочь забывали о своих детских увлечениях. В их жизни появлялись новые приоритеты – это была любовь.

Так случилось и с героями этой фантастической на первый взгляд истории. Встретив себе однажды подружек, их прошлая жизнь наполненная детскими увлечениями потеряла для парней всякий смысл. Своей непосредственностью и какой—то доступной простотой в делах «амурных» открыли немки русским парням глаза на иной мир. Эти был мир таинства любви и кипучей страсти, которая просто бурлила, выплескивая наружу созревшие семена. Встречи, поцелуйчики и обнимашечки по темным углам, стали тем «боевым опытом», который набирали парни в своей юности для того, чтобы уже в дальнейшей жизни, стать в подобных делах настоящими экспертами – да и хорошими мужьями.

На протяжении всего исторического периода сосуществования русских и немцев в рамках одного государства, всегда существовал какой—то странный дух соперничества. Борьба за национальное «превосходство» в хорошем смысле этого слова, всегда приводило к реваншу.

Вот так было и в новогодние праздники. Вся Германия, истратив кучи денег на всякого рода петарды, фейерверки, ракеты и бенгальские огни, старалась показать всю мощь торжества, воплощенного в огонь и грохот. Громовым раскатом взрывпакетов и цветными фонтанами ярких огней «камрады», как называли русские немцев, старались покорить весь мир этим пиротехническим шоу, тем самым бросив вызов русским.

В это самое время, когда немцы, окрыленные предстоящим торжеством, готовили жареных гусей, русские «оккупанты» время даром не теряли. Закрывшись в своих гарнизонах, они тайно готовили достойные новогодние «сюрпризы». Для ГДР было не удивительным явлением, когда в десять часов по местному времени в городах и селах открывалась «артиллерийская канонада» из средств войсковой имитации. А ночное небо вспыхивало разноцветьем сигнальных и осветительных ракет. Удар кремлевских курантов в двадцать два часа по местному времени, возвещал о том, что где—то там на Востоке, Советский Союз начинал праздновать наступление нового года. В тот миг, в воздух поднимались тысячи сигнальных ракет и все пространство вокруг русских гарнизонов, грохотало разрывами взрывпакетов, имитационных патронов имитирующих разрывы артиллерийских снарядов. Когда стрелки часов сходились на двенадцати часах местного времени, то уже немцы разогретые русскими фейерверками старались выдать нагора всю свою мощь. Хотя это уже для русских не было столь актуально.