Тайна скорбящего ангела

Керстин.—Зачем вам уголь? —обратилась девушка к Александру по—немецки.

– Что она спрашивает, —спросил Русаков, глядя на Виталия.

– А хрен их знает! Спрашивает, зачем нам «куля», «куле» или «коля» —сказал Виталий.

– Какой на хрен «Куля» —какой блин Коля? —переспросил Русаков, нервничая от недопонимания.

– Я что знаю, какой «куля»!? Может они еще хотят Колю с собой взять.

– Что это такое «куля», —спросил Виталий по —немецки.

Керстин сделала задумчивое лицо, и немного подумав, ответила:

– Айн момент….

Девушка встала из—за столика, и, взяв бумажную салфетку, вышла из кафе на улицу.

Русаков и Виталий переглянулись ничего не понимая в действиях Керстин.

– Кузина куда пошла, —спросил Виталий Эрику. Та пожала плечами и показала пальцем на свою голову.

– Что она показывает, —спросил Русаков.

– Показывает, что у кузины свои тараканы в голове, —ответил Виталий. —Керстин пошла за Колей. Сейчас он тебе по пятаку навалит, —сказал Виталий.—Ты же его девку охмуряешь…

– А вдруг Коля, вовсе не хахаль, а ее брат —что тогда, —спросил Русаков.

В эту минуту над дверями зазвенел колокольчик, висящий над дверью. Керстин что—то пряча за своей спиной, вернулась обратно в кафе. Интригующе она улыбнулась, и присев за столик, положила на него угольный брикет, который был завернут в бумажную салфетку.

– Это и есть «куле» —это называется уголь, —сказала девушка.

Тут до Виталия дошло. Он, закрыв лицо руками, стал хохотать ощутив себя недоумком.

– Ты чего ржешь, —спросил Русаков.

– Коля, Коля, Коля —это же не имя. Кулэ это по—немецки «кулэ». Это уголь, —хохотал Виталий так, что за прилавком засмеялась даже Марта, которая краем уха слушала разговоры молодых.

– Ты представляешь Санек, мы думали, что «куле» это хахаль Коля, а это «кулэ» —уголь, —засмеялся Виталий.

Тут до Александра дошло, что Коля и «кулэ» это разные вещи. Он, хлопая глазами, растеряно засмеялся, чтобы снять напряжение, возникшее с трудностью перевода. Теперь девушки смотрели на русских, ничего не понимая.

– Почему они смеются, —спросила Эрика свою кузину. —Они же хотели, чтобы ты принесла им уголь.

– Почему вы смеетесь, —спросила по—русски Керстин.

– Потому что мы думали, что уголь—это Коля —Николай!

– Так почему они смеются, —спросила Эрика кузину.

– Они думали, что уголь это Николай. Ну что—то типа святой Николаус, —ответила Керстин. —У русских он называется дед мороз!

– А —я поняла, —сказала Эрика. —Они думали, что это святой Николаус —дед мороз, а это оказалось просто кусок угля!? Тогда давай зададим им жару…

В эту секунду до девчонок дошло, что они запутались с переводом сами и запутали русских. Вся компания дружно засмеялись…

Глава четвертая

Дискотека

Идея пригласить лиц арийской национальности на школьную дискотеку была явно не продуманной, и какой—то спонтанной. Гражданки ГДР в школе ГСВГ без разрешения политотдела армии или особого отдела – это был явно нонсенс, на который мгновенно бы отреагировали спецслужбы гарнизона. Немцы если официально не работали у русских, старались обходить стороной военные городки, которые все эти годы считались территорией

другого государства. В те доперестроечные времена, без согласования руководством гарнизона, такие отношения с немцами представить было практически невозможно. Девушки то ли по своей наивности, то ли в поисках незабываемых приключений —согласились сразу. Для немцев попасть в русский гарнизон без пропуска и разрешения было чем—то немыслимым. Нарушение этого запрета —могли перерасти в разборки с немецкой полицией и особым отделом группировки. Немкам были неведомы порядки, которые имели место в советских военных городках, но любопытство и желание вникнуть в саму суть, двигало их вперед вопреки законам.

В то время на границе «застоя» и «перестройки», все отношения между русскими и немцами приобретали какой—то новый характер и уже не запрещались, как десять —двадцать лет ранее. Негласно были определенны обновленные нормы поведения, а национальные менталитеты максимально сократили дистанцию взаимных отношений. Время шло: и желание общения и прочих контактов, все больше и больше распространялись уже на простых людей, которых связала общая трагическая история.

Девчонки спрятав велосипеды в лесопосадке напротив штаба ВВС, в четко оговоренное с парнями время, шмыгнули в дыру —в заборе, и преодолев опасения, проникли на территорию русского гарнизона. Вечерело. Улицы русского военного городка, как и Цоссена, освещались уличным освещением, и никому из русских не было дела на идущую по улицам пару. Руководствуясь нарисованным планом, немки без лишних блужданий достигли конца назначенного маршрута. Чтобы не вызывать к себе интерес, со стороны снующего по гарнизону народа, они слились с руинами башни «Лео Винкеля», —рядом со старой школой.

– Вот черт- смотри «камрадки» приперлись, как и обещали! Прячутся возле школьной «курилки». Ох, вещует мне сердце Виталя, огребем мы с тобой после каникул на свои задницы удивительных приключений, —сказал Русаков.

– Да что ты все время ноешь, тебя же самого трясло когда они согласились, —ответил Демидов. —Будто кому—то есть дело до этих камрадок. Пришли да и пришли – кто их знает. Они, между прочим, на своей земле. Это мы у них в гостях.

– Ну—ну, я тебя предупредил… Огребем —мама моя дорогая… Я спинным мозгом чувствую, как нас в особом отделе будут током пытать.

– Да не дрейфь! Мы ведь ничего не подписывали. Откуда нам было знать, что знакомится с немками запрещено законом, —сказал Демидов.

– Я тоже так думаю… Они же не Мата с Харей, а простые наивные немецкие девочки, которым хочется потанцевать или пошалить.

– Ладно пошли, пока они домой не слиняли, —сказал Виталий.—Ждут ведь.

Связи особого отдела ГСВГ, благодаря истинному коммунисту и соратнику СССР Маркусу Вольфу, были довольно сильны со связями немецкой службы ШТАЗИ. Такой симбиоз двух компетентных структур был довольно продуктивен, и часто порождал новых потерпевших от подобного сотрудничества. Дружественные службы в борьбе с иностранной разведывательной агентурой НАТО, в самом корне пресекали отношения своих граждан, опасаясь не только утечки информации, но и провокаций. Службы службами, а вспыхнувшие чувства, которые возникали в результате общения, было невозможно запретить. Русские солдаты, вольнонаемные, или взрослые офицерские сынки, гонимые природным инстинктом, прыгали через забор гарнизона, чтобы где—то там на той стороне —в кустах цветущего жасмина, провести время в объятиях очаровательных и любвеобильных гражданок социалистической Германии.

Когда началась эта история, канцлер ФРГ Гельмут Коль и Михаил Горбачев, почти уже стояли на обломках берлинской стены. Не пройдет и двух лет, и советские войска начнут планомерно покидать обжитые и обустроенные за полвека гарнизоны, оставляя вместо себя добрую память в душах восточных немцев. Что это был за политический маневр, ни кто тогда так и не понял. Под вывеской объединения двух Германий, блок НАТО запустил щупальца в восточную Европу, приблизив свои ракетные базы к границам умирающего Советского Союза.

Восточные немцы даже представить себе не могли, что их западные «братья» никогда не смогут равноправно принять своих новых сограждан, которые почти пятьдесят лет «угнетались» ненавистным социалистическим режимом. С падением берлинской стены уже объединенная Германия вновь разделится на два разных лагеря —на немцев истинных и немцев второго сорта, которым будет не просто принять новые реалии.

Появление любопытных и наивных немок в пределах русской школы, особого интереса не вызвало, но только до тех пор пока не зазвучала медленная музыка. Русские девушки к иноземным соперницам были сначала абсолютно равнодушны. Большинство из парней связываться с немками опасались, не желая прежде всего, фокусировать на себе внимание представителей особого отдела. Любые контакты с гражданками иностранного государства, могли очень навредить будущей карьере.

«Камрадки» —как девушек называли парни, наблюдая со стороны за русской вечеринкой, старались вести себя более чем скромно. Им не хотелось привлекать внимание местных педагогов. Но шило в мешке утаить невозможно. Но незнакомые лица, появившиеся на школьной дискотеке стали предметом нездорового любопытства.

Впервые в жизни Русакову представился случай обнять девушку. Впервые он ощутил тот запах, который стал для него индикатором национальной принадлежности. Немки пахли как-то особенно, совсем не так как русские. Нет – это был не запах парфюмерии. Это был запах самой плоти, который имел сладковато – терпкие оттенки. Даже если построить в шеренгу девяносто девять русских девушек и одну немку, то без труда можно было вычислить её по особенному запаху.

Под медленные мотивы группы «Скорпионс», которая в те времена была на первых строчках европейских хит парадов, Русаков робко прижался к Керстин. Дабы не гневить учителей, он удерживал такую дистанцию, которая по его мнению, не могла быть предметом учительского гнева. В то самое время, когда Русаков упирался напору Керстин, выросшая в формате другой культуры, она наоборот жалась к нему стараясь ощутить с парнем полный телесный контакт.

Интимный, приглушенный свет, и завораживающие сольные переборы гитарных струн, вдохновляли молодых на более решительные действия, от чего расстояние между ними сходило на нет, до полного контакта.

Русаков прижимаясь щекой к белокурым волосам Керстин, блаженно закрывал глаза. Он вдыхал аромат, какой-то еле уловимой парфюмерии, и улетал в «космос» небывалых ранее ощущений.

Керстин, чувствуя, что её русский почти «сломлен», словно дикая кошка еще эротичнее терлась об его щеку, доводя, неокрепший организм до полного исступления. Чувство эйфории, которая нахлынула на него впервые, вызывали чувства не однозначные, и даже где—то парадоксальные. Парню одновременно хотелось быть с этим милым существом с лицом ангела, и тут же от счастья хотелось умереть в её объятиях. Невидимые флюиды по невидимым каналам проникали в него, вживаясь в каждую клетку организма. В эту секунду Русаков даже не осознавал, что метаморфозы его природного преобразования уже запущены и охватили всю его биологическую сущность. Процесс превращения безусого юноши в настоящего мужчину было уже ничем не остановить. Эти легкие – слегка уловимые касания тела юной фроляйн, в районе «первого этажа» так будоражили плоть парня, от чего пунцовый румянец не сходил с его лица. Ноги бил малозаметный триммер, а руки сводила судорога. Вся остальная плоть начинала доставлять болевые ощущения, что приносило физические страдания. Эротические телодвижения юной фроляйн, дорисованные фантазией Русакова, были для него настолько необычными, и трепетными, что он уже потерял счет «взорвавшимся» в нем бутылкам «Боржоми». «Пузырьки воздуха» сплошным потоком вырываясь откуда-то из нижней части живота, поднимались вверх, и щекотали ему сердце, и от такого наслаждения, ему просто хотелось стонать.