Максимовна и гуманоиды

Танька Канониха была из той породы русских баб, которые в целях экономии, всю жизнь ходят босиком. Обувь она одевала лишь по праздникам, или тогда, когда снег ложился на землю. Снимала, когда апрельское солнце своим теплом разгоняло зимние осадки, перетапливая их в воду. От того, в сундуках Канонихи всегда была новая обувь. Здоровье у неё было такое, что в свои восемьдесят лет, она ни разу не болела и даже не ведала, какие лекарства пьют от простуды.

– Я вам бабы, точно говорю, нашла Максимовна деда и уехала к нему в город. Там будет свой век доживать. Может, еще вернется за своим приданым, а может, и нет, – сказала девка, запирая хату изнутри.

Бабы, постояв еще пару минут, собирались с духом и не спеша стали расходится по домам. Не удавшиеся «похороны» подруги, совсем расстроили всеобщее настроение. Все старухи считали, что Балалайкина предала их. Что она не просто предала, она разрушила веру в бабскую солидарность.

Канониха была удручена. Как самая близкая подруга она знала о любовных пристрастиях Балалайкиной и почти не удивилась. Весть о её новом замужестве никого не трогала. Девка, квартирующая в ее хате, подозрений вызывать не могла. Мало ли Максимовна брала раньше квартирантов из числа студентов, приезжавших покорять сельхозугодия местного колхоза.

Как только бабы покинули двор, Машка перевела дух и заплакала. В этот миг вся её жизнь пролетела перед глазами и она вспомнила каждую из этих старушек с которыми бегала в сельский клуб на танцы. Вспомнила каждую. Теперь их судьбы разделились, и было непонятно, каким образом она должна жить. Сняв с груди «Нубирит» Машка пристально посмотрела на него и почувствовала его космическую силу, способную безмерно творить добро и дарить людям здоровье и вечную жизнь.

– «Ах, вот ты какой загадочный, «лунный камень», – сказала она сама себе и, потерев его вафельным полотенцем, опять повесила себе на грудь. Машка, уставилась в зеркало, и пристально рассмотрела свою похорошевшую физиономию. Она вновь была молода и желанна, как многие годы назад.

– «Эх, мужика бы», – сказала сама себе Максимовна, и потянулась до хруста шейных позвонков

В тот же день, истопив жарко баню, Максимовна чисто помылась, попарилась, как в былые годы. Испив горячего и крепкого чая, она устроилась на кровати, чтобы перебрать семейный архив. Она достала «гробовые», документы, награды, разложила все по мере надобности в дамскую сумочку времен Никиты Хрущева, и умчалась на велосипеде в город Бормотухин. Жизнь, выкинув подобный фортель, не могла продолжаться в том же русле. Надо было окончательно изменить свой образ до неузнаваемости и одеться в соответствии с реалиями современной жизни.

Как обычно в четверг, в районном городке Бормотухин был день большого базара. Народу на это мероприятие собиралось всегда великое множество. Яблоку упасть мне было некуда. За годы старости Машка отвыкла от подобных мест, и все ей было в диковинку. Она заметила, что никому не было дела до какой—то двадцатилетней девчонки, кроме местных молодых мужчин, которые не сводили с неё своих глаз. На данном этапе жизни Машку Балалайкину эта проблема вовсе не волновала. Она хотела жить. Хотела учиться, чтобы раз и навсегда покончить с деревенским образом мышления. Прожив на этом свете больше восьмидесяти лет, она была настолько искушенной в делах амурных, что знала все коварство русских мужиков. Кто бы мог подумать тогда, что пенсионерка Мария Балалайкина, так быстро сможет адаптироваться к своему новому образу, что это было похоже на какое—то сумасшествие.

Глава третья

Как пришельцы вернулись на Землю

Пришельцы, как позже прозовут в народе инопланетян с планеты «Нубира», появились в деревне нежданно и негаданно. Обычно так появляются скупщики антиквариата и икон в период перемен в государственном обустройстве. Отойдя на орбите от шока, они вернулись на Землю с твердой уверенностью вернуть на свою планету символ вселенской власти даже ценой межгалактической войны. На Земле вряд ли кто мог знать, что этот символ миллионы лет назад был послан на избранную планету великим властителем вселенной, который видел в её жителях носителей прогресса, цивилизации и демократии для тысяч соседних галактик.

Ошибка возвращения пришельцев на Землю была очевидной. «Нубирийцы» еще не знали с каким «коварным» и безжалостным врагом предстоит встретиться лицом к лицу. Разве могли инопланетяне знать, что именно в новогоднюю ночь их высадки на Землю, все жители планеты Земля будут праздновать очередной новый год. Операция по возвращению символа вселенской власти изначально окажется провальной. Земляне не примут условия владыки. Даже под угрозой «межгалактической войны» люди встречая новый год, будут радоваться, и веселиться.

«НЛО», вынырнув из—поднебесья, сделала круг над деревней и бесшумно приземлилась в заснеженный огород, словно на посадочную полосу аэродрома. Скользнув по девственной снежной глади, она проехала несколько десятком метров и уперлась в изгородь. Целый пролет деревянного забора, не выдержав напора, завалился на проезжую часть, открыв народу взор на «бескрайние» владения великой самогонщицы.

Тем временем, когда пришельцы покоряли снежные заносы, баба Таня, несмотря на свой перезрелый возраст, занималась любимым делом – она гнала самогон. В радиусе ста километров её «Чудотворный бальзам» был известен как брэнд колхоза имени «Карла Маркса».

По традиции землян в каждом доме к двенадцати часам уже стояла украшенная елка. Закуска томилась в русских печах, ожидая своего часа стать праздничной пищей на столах жителей деревни Горемыкино. По многолетнему советскому обычаю в сельском клубе шли последние приготовления к новогодней дискотеке, которая должна была состояться именно благодаря символу вселенской власти.

Машка Балалайкина, прикинувшись беженкой от деспота мужа, заняла пустующее место директора клуба, которое лет десять было вакантно. Используя свой жизненный опыт и пристрастия к Художественной самодеятельности, она развернула на почве культуры небывалую активность. Администрация Бормотухинского района, посчитала её появление, как подарок судьбы. Новогодний карнавал должен был покорить все население района костюмированным конкурсом и дефиле. Забытые традиции новогоднего карнавала смело возвращались под крыши сельских клубов, получая государственную поддержку. Раззадоренные премиальными выплатами за призовые места, деревенские мужики и бабы с энтузиазмом строителей первых пятилеток принялись шить себе карнавальные наряды. В виду отсутствия самобытных деревенских актеров, Машке пришлось совмещать многие должности. Как заправский режиссер и актер в одном лице, она расхаживала по сцене, принимая облик Снегурочки. Узнать в ней старую бабу, которая пару недель тому назад купила себе гроб, было невозможно. А народ мало беспокоило исчезновение взбалмошной старухи.

Горемыкинский колхозный инженер Колька Крюков по кличке «Крюк», влюбился в Машку с первого взгляда. Забросив все дела, он так проникся к современной культуре, что буквально за десять дней выбился в ведущие актеры местного сельского театра. Не сводя глаз со Снегурочки, Крюк так вживался в роль «Деда Мороза», что сопли, замерзали в его носу и превращаясь в сосульки. Его сердце словно граната рвалось от любви к новому завклуб. Чтобы покорить её, он так выкладывался на сцене, что после репетиции еле волочил ноги. Крюк не мог упустить возможности не быть рядом и даже дышать с Балалайкиной одним воздухом. Он, словно влюблённый Ромео, постоянно держал Машку в поле своего зрения, чтобы вовремя пресечь попытки других воздыхателей. В свою очередь Максимовна, к Николаю была равнодушна. Она знала Коленьку еще с младенчества. С его бабушкой они были закадычные подруги —не разлей вода. Не могла Балалайкина даже представить своих отношений с человеком, который вообще— то был моложе её больше чем на шестьдесят лет.

Спрятавшись за занавесом, она сквозь щель наблюдала за Колькой, считая своим долгом, дать ему правильный вектор его культурного развития. Не заметил Николай, когда злой «Купидон» тайно подкрался на дальность прямого выстрела и влепил, ему промеж лопаток каленую «стрелу». Пронзив его сердце, она застряла груди и ежедневно ныла и ныла, выворачивая наизнанку его душу.

– Дедушка Мороз, Дедушка Мороз, выходи! – говорила по тексту Максимовна, а Колька, раздвинув занавес деревенского театра, постукивая посохом, кряхтел как заправский дед и выползал на сцену, топая по ней старинными валенками.

– Вот и я, ваш Дед Мороз, я подарки всем принес!!! Шел я снежными полями! Шел оврагами, лесами, чтобы вовремя прийти, радость в дом вам принести!!!

Максимовна нагибалась, клянясь в пояс Деду Морозу, и продолжала дальше:

– Здравствуй, здравствуй, Дед Мороз, от чего твой красен нос? Борода твоя седа? Ты откуда? Ты куда?

– К вам, друзья, мой путь лежал! К вам на лыжах я бежал! На оленях я скакал! Ох, как внученька, устал! – говорил Колька и, скрючив физиономию, хватался за спину, будто в то мгновение его били по спине совковой лопатой.

Максимовна всовывала тетрадь с текстом под мышку и, достав из—за занавеса стул, ставила его Кольке под зад и говорила:

– Ты, дедуля, посиди! Да на нас, ты, погляди! Будем мы сейчас плясать, тебя будем забавлять!

В это время, когда Максимовна репетировала новогодний вечер, пришельцы, по прибору вычислив место положения «нубирита», стояли под окнами клуба в надежде провести операцию по его захвату. Они царапали когтями, дули горячим дыханием на промёрзшие стекла и всматривались вовнутрь, стараясь отыскать хранительницу вселенской власти.

Ближе к полуночи, когда самогонка уже текла рекой, в клуб стал подтягиваться костюмированный деревенский люд. Кто тянул бутылку мутной русской сивухи, кто соленых огурцов, а кто и шмат ароматного сала с чесноком и перцем. Молодежь, нарядившись в костюмы ряженых, с нетерпением ждала начала карнавального дефиле. Тем временем, потягивая, как принято на светских раутах через трубочки коктейль местного разлива, изготовленного из самогона с клюквенным морсом.

Когда все было готово, грянула музыка. На сцене, в лучах софитов переливаясь и искрясь стразами от Сваровски, блесками и импортным люрексом, появилась великолепная Мария Максимовна Балалайкина. Статная девушка с ногами, растущими из подмышек, в облике Снегурочки, вылетела на сцену. Весь зал, восхищенно посвистывая, дружно зарукоплескал.

– Добрый вечер вам друзья, вас поздравить рада я – декламировала она со сцены, улыбаясь односельчанам.– С новым годом поздравляю! Счастья, радости желаю!

Сквозь проталину в замерзшем стекле пришельцы опознали Максимовну, рассчитав на компьютере эффект её омоложения и вычислив математическую модель образа. Внешний вид Машки и фотографии полученной «нубирийцами» методом анализа на сто процентов совпадал с её внешностью.

В это время кузнец Прохор, изрядно накушавшись спиртных напитков, выполз из—за угла деревенского клуба. Шапка на его голове торчала в разные стороны развязанными ушами, а тулуп, ввиду бушующего внутреннего жара, был расстегнут, и развевался полами в разные стороны. Глаза горели, словно угли, а во рту торчали клыки вампира, купленные у Нинки в сельпо за десять рублей в придачу к старой ржавой селедке. Тут и встретились нос к носу две цивилизации. О том, что это пришельцы, Прохор узнал намного позже. Спутав их с чертями, он перекрестил гуманоидов, и, убедившись, что они не поддаются воздействию силы крестного знамения, нанес удар в первую же физиономию, которая смотрела на него черными космическими глазами.

Враг был повержен! Пришельцы ошеломленные «радушным» приемом землян, подхватив тело своего соплеменника, бросились бежать прочь, чтобы не попасть под горячую руку русского богатыря.

– Это кому ты Прохор, так вломил, – спросил Шумахер, подойдя поближе к пьяному кузнецу.– Так помчались, даже снег до самой земли протаял, и даже подснежники заколосились.

– Черти, – ответил Прохор.– Я иду, а они в окно смотрят. Ни табе здасте, ни вам добрый вечер! Я человек вежливый и культурный поздоровался. А они на меня смотрит сквозь черные очки, словно какие шпиёны. Вот я им по этим очкам и залимонил с левой, чтобы не убить.

– Пошли брат, сказал Шумахер, – концерт в разгаре. – Споем, спляшем и выпьем!

– А может, выпьем, а потом, споем и спляшем, – перебил его Прохор, и заржал словно конь.

Кузнец по—дружески положил Шумахеру руку на плечо, и запел.

– Мы поедем, мы помчимся на оленях утром ранним, и отчаянно ворвемся прямо в снежную зарю!

– Ты узнаешь, что напрасно называют Север крайним, ты увидишь он бескрайний, —подхватил Шумахер, – я тебе его дарю!

– Эгей, – завершил Прохор, и подбросил свою шапку вверх.

Новогодняя дискотека была в самом разгаре. Елка сияла огнями, а вся молодежь дружно плясала, топая ногами по полу в такт музыке.

Прохор и Шумахер ввалились, обнимая друг друга, словно кровные братья. Народ веселился, прыгая в пылу хмельного угара. Всем было хорошо, и ни кто не обратил внимания на их приход.

– Что скачите убогие?! Там «чужие» обложили клуб! Меня хотели в плен взять, но я живым не дался!

На крики пьяного кузнеца никто внимания не обратил. Народ знал, что Прохор любитель наводить тень на плетень, особенно тогда, когда его голова заполнена парами ядреной деревенской сивухи с карбидом и куриным калом для крепости и убоя.

Следом за Прохором в клубе появились и осмелевшие пришельцы. Они робко вошли в храм культуры, держа могучую фигуру кузнеца в поле своих бездонных глаз. Они остановились, около входа, переминаясь с ноги на ногу в такт музыке, и опасаясь нападения землян. Их спокойствие было недолгим. Местные девчонки, приняв одежду пришельцев за карнавальные наряды, затянули их вкруг, не подозревая, что перед ними не ряженые мужики из соседней деревни, а полноценный инопланетный разум из далекой галактики, планеты Нубира. Повторяя движения землян, пришельцы постарались влиться в общую людскую массу. Они беспечно закружились в вихре карнавального танца, радостно щебеча, словно канарейки.

Все было бы хорошо, но русские были бы не русскими землянами, если бы уже через пятнадцать минут, они не напоили пришельцев знаменитой «огненной водой». Деревенские мужики и бабы бросились в интернациональном порыве лобызать «внеземной разум», требуя от них к себе уважения и безграничной межгалактической любви.

– Елочка, зажгись! – орал Прохор.

Он прицелился в елочную игрушку из конфискованного у инопланетян бластера, который был похож на детский пистолетик и нечаянно нажал на курок. Голубая молния с треском вылетела из инопланетного «плазмометателя» и срезала с неё все ветки вместе с игрушками, которые с грохотом посыпались на пол.

– Вау! – прокричал Прохор, глядя на голый ствол дерева, наверху которого все еще продолжала гореть, покосившаяся на бок, красная звезда.