Тайна скорбящего ангела

И Русаков ушел. Впервые за последние дни он испытал какой—то необычайный душевный подъем, словно нашел для него что—то ценное и необычайно нужное, и важное. Хандра долгие дни обуревавшая его растворилась – не оставив и следа. Знакомство с Демидовым стало для него той переломной точкой, которая круто изменила монотонную судьбу Русакова.

Виталий как выяснится позже, станет в судьбе Сашки настоящим надежным другом, который мог поделиться не только последним пфеннигом, но и в случае беды подать крепкую мужскую руку. Демидов был надежен —как автомат «Калашникова». Это качество стало решающим в их отношениях, и Русаков впервые почувствовал, что у него есть друг.

Третий городок военного гарнизона – был небольшой. Это был такой поселок, скрытый от глаз иностранных «агентов» и разведок, забором и сосновым бором. Внутри – все было на виду: магазины, столовые, дом офицеров и школа и дома офицерского состава. Почти каждый обитатель этого гарнизона знал, где находится: «Океан», «Ранет», «Никель», «Боярышник» —это были позывные воинских частей где несли службу их родители.

Семейство Русаковых жило в доме офицерского состава №147. Находился этот дом напротив КПП «Никель», и КПП «Ранет». С окна второго этажа, которое выходило на северную сторону, открывался шикарный вид. Это были руины бывшего штаба сухопутных войск Вермахта «Майбах —1». Возможно, за всю историю существования советского гарнизона не было такого юноши, который не мечтал бы исследовать легендарные развалины в поисках артефактов минувшей войны.

Сбыться мечтаниям, было суждено не для каждого. Бетонные, мрачные бункеры, поросшие от времени зеленым мхом, были взорваны, а подземные коммуникации затоплены. Так что тайно проникнуть под землей в Берлин в «ставку фюрера» не удалось никому.

Время до вечера пролетело почти незаметно. Незадолго до начала киносеанса, который начинался в 20—00, в общей квартире, где жил Русаков появился сосед.

Немецкие квартиры до военной постройки были в основном четырехкомнатные. Каждой семье предназначалось две комнаты по сторонам широкого коридора. Две комнаты занимала семья майора Русакова, а две занимал сосед. Его семья жила еще в Союзе, поэтому сосед лишь изредка появлялся дома, проводя время на службе. Судя по надписям на коробках и куче блоков, лежащих на столе, в его комнате, сосед прибыл служить в Германию из Закавказья. Красивые пачки сигарет «Ахтамар», «Эрибуни», «Арарат» сводили Сашку с ума. У многих ребята на то время имели какие-то хобби: кто слушал музыку, кто рисовал, кто катался на велосипеде. Русаков собирал сигареты. Новые, блестящие и цветные пачки занимали «витрину» под органическим стеклом и были гордостью юного курильщика. Необычное «хобби» было той формой увлечения, которое было введенно в ранг обмана. Русаков ненавязчиво приучал родителей к легализации своего увлечения табачными изделиями. Третий день Русаков ходил вокруг соседа, словно акула вокруг своей жертвы, каждый раз сокращая круги.

– Ну что ты Санек, —спросил сосед, видя, как бегают глаза юнца.

– Василий Маркович, а можно спросить вас?

– Давай спрашивай, что ты хочешь!

– Хочу попросить у вас по одной пачке ваших сигарет.

– А, ты что уже куришь, —спросил капитан. —Не рановато ли?

– Нет, я не курю! Я коллекционирую сигареты. У меня их больше сорока видов, —сказал Александр. —Я Василий Макарович, берегу здоровье —оно мне еще понадобиться для поступления в военное училище.

– А батька твой мне по шее не даст? Он же мой начальник.

– Может и даст, но не за сигареты. Я с двенадцати лет коллекцию собираю. Когда у батьки нет курить, он всегда у меня берет. Посмотрите сколько у меня всякого разного.

– И что это все целые пачки, —спросил Василий Маркович.

– А пустые мне зачем? Пусть их мусорная свалка коллекционирует.

– Да ты прав, —ответил майор. Он вернулся к себе в комнату, и взяв несколько разных пачек подал их Русакову.

– Я вам деньги за них отдам, – сказал он, сгорая от восторга.—Скоплю и отдам!

– Да, ладно —будет тебе, как—нибудь переживу, —ответил сосед, рассматривая табачную витрину, где были выставлены многие известные советские и иностранные марки.

– О, у тебя даже «Филипп Мориц» есть, —удивился сосед.—Это они с угольным фильтром?

– Да! Я за них в Благовещенске целый рубль заплатил, —ответил Русаков.

Наличие коллекции создавало иллюзию, непорочности юноши, в подобном «греховном» деянии. Но шестнадцатилетний сорванец, уже не по годам был смекалист. Радости подростка не было предела. Не теряя времени даром, он приступил к операции по извлечению сигарет. Умело вскрыв иголкой целлофановую упаковку, Русаков аккуратно достал из неё сигареты, и тут же подменил, на кусок пенопласта, такой же формы. После чего он профессионально заклеил пачку «Рапидом» так, что без эксперта криминалиста доказать совершенную подмену было просто невозможно.

Старшеклассники, жившие в третьем городке, по вечерам собирались рядом с ГДО. За кафе «Ветерок», который на местном сленге назывался «Чпок» перед фильмом на перекур собирались пацаны. Скрывшись от глаз взрослых, они перенимали друг у друга первые опыты в курении табака.

В каждом военном городке почти все жители знали друг

– друга. Все были «свои». Не редко чужие матери кормили друзей своих чад, принимая их как родных. Поэтому закуривая сигарету приходилось прятаться от зорких глаз.

Увидев у Русакова в руках яркую пачку, с красочной картинкой девушки, держащей чашу с огнем, Крюков спросил:

– Новенький, ты куришь или раздаешь?

– Курю, – ответил Русаков.

– А что куришь, – спросил Крюк.

– «Ахтамар», —ответил Русаков.

– Угощаешь, или как…?

– Кури —мне не жалко, —ответил Русаков, и открыл пачку.

Увидев диковинные сигареты выставленные «на халяву», ребята, не могли упустить шанса «угоститься». Через минуту пачка опустела наполовину. Русаков был из той категории людей, которые не страдают приступами жадности. Когда приток желающих вкусить дым армянского табака иссяк, он с удовлетворением вздохнул, и спрятал сигареты во внутренний карман куртки.

– Ты говорят сигареты раздаешь, – сказал новый знакомый.—Меня угостишь, или ты уже прикрыл свою лавочку?

– Да, ладно —не гони! Мне курева для друзей не жалко, —сказал Русаков. Он вытащил пачку и подал Демидову. —Бери, мне не жалко, а то подумаешь, что Русаков жмот…

Виталик взял сигарету, и, прикурив, спросил:

– Ты Санчело, особо не раздавай. Завтра спроси у них закурить, тебе ни кто не даст, —сказал Виталий. —Я эту породу любителей халявы очень хорошо знаю. Эти парни, которые сшибают сигареты, как и их родители привыкли жить за чужой счет.

– Да, и хрен с ними —с меня не убудет, —ответил Русаков, ничуть не расстроившись.

– Я тут рядом живу. Мой дом третий от КПП, —сказал Виталий – минута ходьбы.

– Я возле «Ранета». Отсюда метров двести будет. Там еще этот «Майбах». Что —нибудь слышал о ставке вермахта!?

– А это, что еще за хрень такая, —спросил Виталий, затягиваясь.

– Этот сраный «Майбах» видно из нашей кухни. Говорят, что это была ставка Кейтеля – штаб сухопутных войск Вермахта. Там сейчас одни руины. Взорвали наши после войны.

– А что—то интересное там есть —можно полазить, —спросил Виталий. —На предмет трофеев… «Парабеллум» хочу себе, или «Вальтер»…

– «Парабеллум» может и не найдешь, но полазить интересно…

Не знал еще тогда Русаков и даже не мог себе представить, что вся земля Германии была сплошь забита военными артефактами. Достаточно было отъехать от гарнизона на пару километров и покопаться на местах боев, можно было найти не только «Парабеллум», но и любое другое пригодное для стрельбы оружие. В Германии оно было везде – это было эхо прошедшей войны звучащее из-под любого куста.

Как обычно в холе «Дома офицеров», в ожидании очередной премьеры фильма собралась вся молодежь гарнизона. Парни стояли отдельно, а у девчонок была своя компания.

Девушки косились на ребят, и иронично хихикали, обсуждая каждого, как на предмет шмоток, так и на присутствие интеллекта. Девушки своими подколками, старались подтрунить над парнями, иногда введя обсуждаемый объект в краску. Ребята, отбивали мастерски «атаки» и на каждую посланную шутку, находили достойный ответ.

В общем – это был какой—то импровизированный КВН, где порой судьями выступали родители офицерских чад.

Страсть к началу фильма была здесь традиционной. Ни кому не хотелось опаздывать, ибо опоздание на «Фитиль», расценивалось как покушение на устои общества. Если на афише отсутствовала надпись, что перед киносеансом будет демонстрироваться «киножурнал Фитиль», то многие ребята в кино шли без должного энтузиазма.