Три шага к вечности

– Ой, пью, дядя Коля.

– Ну, вот и ладненько, – баритон удовлетворенно хмыкнул. – Значит, завтра. Вечером. Жду.

Тарновский откинулся в кресле. После утренней суеты, после известий о предстоящем визите Костика и разговора с Дзюбой утренний звонок следователя Департамента финансовых расследований почти забылся, затерялся в сутолоке новоявленных тревог, и, если бы не цепкая память, так и сгинул бы в будничном водовороте.

Впрочем, кажется, хотя бы, эту проблему можно исключить из списка экстренного. Не было ни малейших сомнений в том, что Коля отлично понял его намеки про «злых и голодных клоунов», и к их встрече уже будет располагать информацией по этому делу. А может случиться и так, что к тому времени, и вообще, никакая информация уже не понадобится, потому что, проблема рассосется сама собой – вполне вероятный исход событий для этой страны. А, если нет, вдвоем они наверняка что-нибудь придумают.

Конечно, паскудно вот так, с бухты-барахты, беспокоить в лоб человека, притом, что в Городе тот уже несколько месяцев, а ты так и не нашел времени даже заехать, перекинуться парой слов.

Прошла, кажется, уже тысяча лет со дня свадьбы Коли и Кати, и затянулись раны, и жизнь дала новый побег. Коля успел уехать в столицу, сделать там карьеру, развестись и вернуться в Город, а Тарновский ограничился лишь дежурным звонком, промямлил в трубку какой-то размытый, непрожеванный текст, и – все на этом, будто бы и не было юности, дружбы, этих десяти лет, разлук, смертей, побед и поражений. Потом, правда, они пересеклись, все-таки, в мартовском оттепельно-сумрачном Городе, побродили по холодному, неуютному парку, выпили по рюмке коньяка в каком-то незнакомом баре, также буднично разъехались. Все дела, дела…

А сейчас клюнул петух, и память – как услужливый официант: вот вам, пожалуйста, телефончик. Звоните, не стесняйтесь. А Колька – ничего, молодцом. Даже для проформы пальцы гнуть не стал, хотя, и мог, конечно, повыеживаться. В таких случаях – сам Бог велел.

Неожиданная апатия вдруг обрушилась на него, и Тарновский застыл в кресле, уставившись в одну точку, не в силах пошевелиться, отвести взгляд. Он снова почувствовал себя крохотной частицей, атомом, застывшим на самом краю цепной реакции и покорно ожидающим последнего импульса. И уже все равно, что будет дальше и как все сложится; будущее не принадлежит ему, чья-то невидимая рука мягко, но властно отняла его, оставив взамен то, что сейчас ему нужно больше всего – тишину и покой.

И в этой тишине, в этом безмятежно-хрустальном покое, бесшумно и разом, словно игрушечная, дверь в кабинет отворилась, и Тарновский увидел застывшего на пороге Костика.

Глава III

– Рад видеть тебя, Александр Валерьевич! – Костя с напускным энтузиазмом шагнул в комнату, раскрыл объятия, и Тарновского слегка замутило при мысли о предстоящей церемонии.

Так было заведено – встречались они весьма преувеличенно, всем своим видом показывая, что это только начало и вслед за ним стоит ожидать чего-то уж совсем невероятного, однако, как правило, после исполнения первых нескольких пунктов обязательной программы выдыхались, и все дальнейшее протекало в рамках стандартного интерфейса.

И в этот раз все происходило ровно так же. Они схлестнули руки в мощном рукопожатии, обнялись, закружились по комнате, не разжимая объятий, похлопывая друг друга по спине, наконец, отстранились, чтобы осмотреться.

Тарновский охватил взглядом визитера. Костик был довольно высок, атлетически сложен, однако, фигура уже поплыла, лицо, когда-то открытое и доброе, словно созданное, чтобы располагать к себе, неприятно обрюзгло.

Вслед за Костиком в комнату вошел Широв, бывший спецназовец, тоже высокий, сильный, скупой в словах и движениях, примерно ровесник Костика, но более моложавый и подтянутый, с остатками военной выправки. Вид у него был спокойный, серьезный и сосредоточенный. С ним Тарновский просто поздоровался, ощутив сухое, короткое и в меру крепкое рукопожатие.

Они расселись по креслам, и несколько минут, как и положено, разговор крутился вокруг налогов, аренды, казусов законодательства – стандартный треп бизнесменов, разминка перед схваткой.

Первым перешел к делу сам Тарновский – встреча в его планы абсолютно не входила и проходила сейчас поверх времени, отведенного на другое.

– Так я вас слушаю, господа, – голос его прозвучал немного резче, чем хотелось, но было не до реверансов – его ждала дорога. – Давайте ближе к делу.

Впрочем, похоже, гости, были готовы к такому приему – перегруппировка произошла молниеносно, Тарновскому даже показалось, что он слышит шелест разрезаемого виртуальными пируэтами воздуха. Слово взял Костик

– Видишь ли, Саша, тут такое дело, – он говорил, глядя в потолок, растягивая слова, и нехорошие предчувствия оформились, окрепли, – тут Гена на меня вышел. Предлагает фигню одну интересную.

Тарновский постарался спрятать улыбку, помимо воли разлепившую его губы – он так и не смог заставить себя относится к Костику серьезно, видимо, навсегда оставив его для себя парвеню, школяром от бизнеса, не лишенным, впрочем, определенного обаяния – следствие наставнической ностальгии. Неужели решил выступить в роли миротворца?

Тарновский еще раз, будто невзначай, скользнул взглядом по оплывшим щекам собеседника. Да нет, какой миротворец! Деньги, самые обыкновенные деньги.

– Я не понимаю, Костя, какое отношение имеешь ты ко мне и Гене. – он придал голосу оттенок раздражения – может, испугаются и свернут разговор? А – нет, так, хоть, аккуратнее будут на поворотах. – И вообще, эта тема для меня закрыта уже года три, как. Я искренне не понимаю, о чем тут можно говорить?

Лицо Кости подобралось, стало некрасивым, жестким.

– Я ждал, Саша, такого ответа, – он вальяжно развалился в кресле, осклабился. – Но поговорить нам, все-таки, придется. А если не хочешь – просто послушай.

Неожиданно он подался вперед, заговорил страстно, проникновенно – вот же, артист хренов!

– Мамой клянусь, Саша, мы пришли к тебе без всяких наездов. Просто так вышло, что Гена позвонил мне, а не кому-нибудь другому. Может, и лучше, что именно мне… – Костик выдержал паузу, оценивая эффект от своих слов, но Тарновский молчал, одев лицо в маску равнодушного ожидания. – Вы же с Геной официально развода еще не оформляли? – он поднял руку в примирительном жесте. – Нет, нет, Гена четко понимает, что рыть ему здесь нечего, он просто хочет расставить точки. Ведь, формально он прав – три года он уже ничего отсюда не имеет, а 50% «МегаЛинка», как-никак, принадлежат ему. Любой другой пришел бы и потребовал, но Гена, понятное дело, не может, он далеко…

Тарновский привстал в кресле, положил локти на стол. Неприятно, конечно, все это. Придется переквалифицировать Костика из дураков во враги, закрашивать черным еще одну клетку на доске жизни. Впрочем, разговор еще не закончен, посмотрим, что будет дальше.

Он постарался вложить в голос, как можно больше сарказма.

– Нет, Костя, Гена не просто далеко, он очень далеко. Но и это еще полбеды. Тут, ведь, добавляется еще и фактор времени. А, если эти два понятия связать вместе, то получится, что далеко он слишком долго. Вот в чем главная проблема, Костя. А насчет дивидендов, так пусть приезжает – я готов выплатить все, что ему причитается. Совет акционеров, по-моему, предусмотрен у нас в первом месяце первого квартала, так что, в следующем январе я его жду. Кстати, неплохо было бы ему предъявить убедительные основания своего отсутствия – когда будешь снова разговаривать с ним, передай ему это. Впрочем, я думаю, для него это – сущая ерунда. Единственное – надумает ехать, пусть, хотя бы, за пару дней сообщит, не хочется ударить в грязь лицом.

Тарновский откинулся в кресле, скрестил руки на груди. Костик понимающе осклабился, в глазах его мелькнула тень одобрения.

– Согласен полностью. Гена поступил с тобой, мягко говоря, не по-джентльменски. – он смачно хохотнул. – А если по-русски сказать, так и вообще…

– Кидалово, – проворчал молчавший до сих пор Широв.

– Вот я и говорю, – подхватил Костя, – кидалово. Все вокруг, конечно, на твоей стороне, Саша. Ты – мужик. После такого опять подняться – это дорогого стоит!

– Так что Гена? – сухо напомнил Тарновский.

– Ну-у, понимаешь, – протянул Костя, снова закатывая глаза к потолку.

Тарновский не стал дожидаться окончания мизансцены.

– Костя, мне сегодня еще верст пятьсот по области мотать, так что, давай договоримся – ближе к телу.

– Как скажешь, – Костик пожал плечами, криво усмехнулся. – Короче, Гена предложил мне свою долю в «МегаЛинке», готов уступить по сходной цене. Такие дела…

Тарновский покачал головой. Пока ничего нового, но, кто знает, как далеко намерен зайти Гена, насколько жаден и несговорчив окажется Костик.

Он заговорил устало, снисходительно, всем своим видом выказывая брезгливую терпеливость (хорошие шансы вывести противника из себя).

– По нашему законодательству, Костя, это можно сделать только с моего согласия…

– …Заверенного нотариально. Я знаю это, Саша, – в голосе Кости послышались нотки превосходства, словно делая ход в игре, он тут же продолжил: – Гена готов выписать мне доверенность на право управления.

– И это тоже только через меня, – Тарновский не удержался, поддался мгновенной вспышке раздражения, заговорил зло, рублено: – и вообще, все документы оформляются нотариально и только здесь, на территории страны, в присутствии всех заинтересованных лиц. Так что, если Гене так приспичило, пусть поднимает свою орденоносную задницу и стартует сюда. И кстати, он еще гражданин? Если нет, то я, вообще, не знаю, возможно ли это все для него в принципе? – говоря, он рисовал какие-то каракули у себя в ежедневнике (пусть думают, что – пометки по делу). – Ведь, канадский паспорт он тоже еще не получил? Вот видишь!

Тарновский чувствовал, как пузырьки адреналина взбивают кровь, как воздушный их хмель кружит голову – уже и забыл, как это бывает. Он посмотрел Костику в лицо, но тот неожиданно спрятал взгляд. Ого! Угроза?

Костик заговорил, не поднимая глаз:

– Саша, Саша, – после бурной эскапады Тарновского его голос негромкий, неторопливый, казался шепотом, – пусть все тысячу раз так, как ты рассказываешь, пусть ты тысячу раз прав. Дело же не в документах, дело – в справедливости.

Что?! Ты мне еще про вечные ценности расскажи, придурок!

– А ты кто, господь Бог? – Тарновский чуть не задохнулся от ярости. – И с чего ты взял, что Гене нужна справедливость? Насколько я его знаю, справедливость в его интерпретации – исключительно деньги, по-другому он ее не воспринимает. Так вот, я считаю, что никому и ничего не должен.

– А Гена считает по-другому, – тихо сказал Костя. – Поэтому, Саша, я здесь, поэтому и разговариваю от его имени. Назвать тебе сумму?