Три шага к вечности

Тарновский едва сдержался – наглость этого выскочки переходила все границы. Внезапно гнев его, будто преломившись о лед рассудка, трансформировался в ясную, холодную злость.

Он нарочито потянулся, лениво покачал головой.

– Не надо.

– Тебе не интересно?

– И опять вопрос поставлен некорректно, Костя. – Тарновский с удовольствием услышал растерянность в голосе собеседника (знай наших!). – Понятие «интересно» не для этого случая. Какая бы сумма не была названа, я не хочу это обсуждать. Любое обсуждение – это торг, а я торговаться не буду. Я не торгуюсь, Костя. И, кстати, о справедливости – не хочешь обсудить сумму, на которую Гена меня кинул?

Злость съежилась, отошла на второй план, теперь он смотрел на Костика с любопытством, даже с некоторой жалостью. Тот напустил на себя глубокомысленный вид, закинул ногу на ногу. Ну, что ты еще там задумал, парламентер хренов?

– Я услышал тебя, Саша, – Костик произносил слова ровно, многозначительно, будто и в самом деле представительствовал в каких-нибудь межправительственных переговорах. – Тогда вынужден тебя предупредить: будет предпринят ряд шагов, которые сделают работу «Еврохолода» невозможной.

Так. Говорит, как по бумажке. Заучил, сволочь.

Тарновский улыбнулся через силу, разжал губы.

– Кем же это?

Ну, давай уже, говори, вольный каменщик, раскидывай сети своего словоблудия!

– Неважно, Саша. – Костик снова упрятал свой взгляд. – Первый шаг уже сделан, результат ты должен был узнать уже сегодня. Будут и другие, поверь, арсенал большой.

Сегодня? Звонок из ДФР? Вот скотина!

– Но это же все туфта, Костя! – улыбка Тарновского стала ледяной. – Я отобьюсь на раз!

– Может, отобьешься, а может, и нет. – Костик вздохнул, в который раз завел глаза к потолку, и Тарновскому захотелось немедленно, сию секунду выбросить его из кабинета. – Это еще, как пойдет, страна у нас какая, – сам знаешь. И делать нечего – бизнес твой прикрыть. Хочешь, расскажу, как будет? Придет проверка, за ней – другая, обложат тебя со всех сторон, оформят выемку бухгалтерии, а в такой ситуации, пока отбиваться будешь, посыплются твои контракты, и теперешние и будущие. Кто же с тобой дело иметь захочет, если контора твоя под колпаком? Себе дороже! И потом как будет – вилами по воде, изъять-то легко, а вот вернуть… Так что, задумайся, Саша!

Тарновский слушал молча, чувствуя на себе тяжелый взгляд Широва. Страховка? Ну-ну…

Тем временем ободренный молчанием собеседника Костик разошелся, все больше и больше входя в роль оракула.

– Это сейчас ты «железный Алекс», Тульский Токарев, – он говорил, откинувшись в кресле, щурясь, будто кот на солнце, – а случись что, никто шкуру свою ради тебя палить не станет, все отвернутся. Я людей наших знаю хорошо, насмотрелся. А потом – что же, бегай со своими справками, опровержениями, тряси у них перед мордами, и ни хрена все равно не добьешься! Ну, может, посочувствуют, кто поприличней, но на этом – все! Ты, конечно, вывернешься, сохранишь что-нибудь, может, даже, и многое сохранишь, и даже заново начнешь, попытаешься, во всяком случае. Но годы то, Саша, годы – не те уже. Да и не пацан ты, чтобы с нуля подниматься, и бизнес ждать тебя не будет. Свято место… – он красноречиво развел руки, замолчал.

В комнате повисла тишина. Тарновский пристально, в упор рассматривал Костика. Лицо у того странно пожелтело, словно налилось парафином. Хороший блеф на вдохновении или позиция силы? И как быть в этой ситуации? Ладно, устроить мордобой никогда не поздно, сейчас главное – побольше узнать.

Секунды сочились призрачным пунктиром, бледные, мятые, сдавленные пружиной разговора. Итак, момент истины?

– Я одного не пойму, Костик. Если у тебя с Геной все тип-топ, зачем ты все это мне рассказываешь? Или у тебя какие-то другие предложения?

Костик встрепенулся, лицо его дрогнуло радостью. Мучительная необходимость угрожать, шантажировать, запугивать осталась позади, наконец, он оказывался на излюбленном своем поприще – поприще интриг и обмана. И напрасно Широв делал ему какие-то знаки, остановить Костика в такие минуты было невозможно.

Предложения? Конечно же, есть! И пусть Тарновский забудет все, что сказано здесь до сих пор – он, Костик, для того и приехал, чтобы это предотвратить. Ведь, он всегда, всегда был на стороне Тарновского, даже тогда, когда они с Геной еще были друзьями и компаньонами.

Просто, когда Гена обратился к нему, он, Костик, не стал сразу «посылать» его, а благоразумно решил выслушать. И в самом деле, какой прок от того, что он раскроет карты? В таком случае Гена запросто найдет кого-нибудь еще (а таких, сами знаете, сколько), и наверняка этот кто-то не будет столь лоялен к Тарновскому. И тогда уже поздно будет что-то предпринимать, вероломный план Гены заработает, и он, Костик, уже никак не сможет помочь Тарновскому.

Поэтому он, на свой страх и риск, решил поиграть с Геной, слушал его, поддакивал, притворился, будто согласен и будет действовать с ним заодно. Вот сейчас Тарновский этот план и услышал, и он, Костик очень даже понимает, как ему это все неприятно.

Но, предупрежден – значит, вооружен. И, кроме того, у него есть другой план, который он придумал, и который призван раз и навсегда поставить жирную точку в этом гнилом деле.

И, если Тарновский хочет, он, Костик, расскажет его немедленно, забив на осторожность и конфиденциальность – они же друзья, верно? (Будто со стороны, Тарновский видел себя, благосклонно кивающим). И видит Бог, он, Костик готов в лепешку расшибиться, чтобы все так и оставалось, ведь, он хорошо помнит, кому он обязан своим благополучием (и снова – умная улыбка, благосклонный кивок).

И вот уже разверзаются покровы истины, и плебейскому слуху Тарновского доверяется высокий замысел (замысел, впрочем – так себе, заурядный и незамысловатый, как и сам Костик). Сначала тот получает от Гены (как – это его проблемы) разрешение на владение 50%-м пакетом акций (Тарновский закрывает глаза на это), потом легально вступает в права собственности (это тоже должно остаться, якобы, незамеченным), затем торжественно передает его обратно Тарновскому.

– Мамой клянусь, Саша! – в возбуждении кричал новоявленный Талейран. – Так и будет!

Ну, а если элемент недоверия у Тарновского к Костику все же сохраняется, надо посоветоваться с юристами, пусть оставят лазейку на этот случай. И, если Костик захочет Тарновского обмануть, пусть сам же первый и пострадает.

– Забей туда такие штрафные санкции, чтобы внуки мои их выплачивали! – предлагал он Тарновскому, щеголяя своей честностью. – Пусть мне будет хуже!

Но этого не будет, ей-богу, не будет! Этого не может быть просто по определению! Ведь, он, Костик, не такой человек, это любой в Городе подтвердить может.

И вот, посрамленный и уничтоженный Гена навсегда усыхает в своей вонючей Канаде, а они, Тарновский и Костик, все в шоколаде, величественно смотрят вдаль со своего пьедестала. Зло наказано, добро торжествует и пьет шампанское из хрустального бокала.

Тарновский слушал его вполуха, зафиксировав на лице маску внимания, стараясь не пропустить в потоке стандартного трепа какой-нибудь подвох. Нет, ничего нового, обидно даже – все из арсенала двадцатилетней давности!

Внезапно он ощутил звенящую невесомость тишины, вернулся в реальность. Костик и Широв замерли, видимо, ожидая его ответа, оба смотрели на него напряженно, выжидающе. Ваш выход, господин Тарновский.

Он потянулся, как ото сна, притворно зевнул. Что ж, и в самом деле, пора заканчивать.

– Все это хорошо, ребята, но я хочу знать, какой ваш здесь интерес?

Костик и Широв переглянулись, в глазах у них мелькнула тень торжества.

– Это же очевидно, Саша, – затараторил Костик, – мы же созданы работать вместе…

Дальше они объединяются, создают холдинг или еще что-нибудь в этом роде (название можно придумать, не теряя прежнего, которое у всех на слуху), Тарновский, конечно же – генеральный директор, Костик – его зам. Бухгалтерия, банк, все службы, склады, право подписи, печати – все остается у него, Тарновского. Естественно, собственность Костика падает в общий котел, а он сам благородно отходит в сторону. Но, теперь уже будет логичным и оправданным его вхождение в число акционеров, ну скажем, из расчета процентов так двадцати пяти (мимолетный изучающий взгляд – будто невзначай). И это будет справедливо – ведь, именно его, Костика, усилиями и был спасен «МегаЛинк». Кроме того, не стоит забывать и о его активах, внесенных в уставный фонд, это – как-никак, тоже немало.

И все – они создают невиданное для Города предприятие, которое в недолгий срок вытеснит с рынка всех конкурентов, подомнет под себя их рынки, развернется, как никто и никогда. Они…

Тарновский посмотрел на часы, демонстративно зевнул.

– Остановись, Костя, – тихо сказал он, – я все понял. Я говорю – нет.

Костик осекся, замолчал, ему потребовалось несколько секунд, чтобы справиться с ударом.

– А что, Саша, тебя не устраивает? – пафос исчез из его голоса, он говорил открыто, смело. – Моя доля? Ну, так давай обсудим это. Или, может, тебе, все-таки, стремно? Так, пожалуйста – страхуйся, как хочешь! Что тебя волнует?

Тарновский откинулся в кресле, скрестил руки на груди. Наступала развязка, и он хотел не пропустить ничего.

– Я уже говорил, Костя – я не торгуюсь.

На лице Костика отразилась борьба упрямства и досады. Он уже понимал, что дело не выгорело, но цеплялся за шансы.

– Мы не торопим тебя, – он попытался говорить спокойно, равнодушно, – обдумай все, встретимся потом…

.Тарновский покачал головой.