Тайны служебные и личные, или Карибский синдром

Виктор, приготовившись к упреку по его отношениям с Мариленой, сначала растерялся, услышав благожелательное замечание капитана, а потом спросил первое, что пришло в голову:

– Петр Ильич, вы предположили, что у кого-то на Кубе остались дети. А никто с собой жену оттуда не привез или потом не пытался воссоединиться?

– Ишь что запомнил! Некому было вывозить и искать. Не было на Кубе ни лейтенантов, ни рядовых – никто не мог и жену привезти. Насколько мне известно, при расставании личных драм и трагедий ни у кого тоже не случилось. – Петр Ильич на мгновение задумался, огляделся и продолжил: – По отношению к участникам операции был вменен такой режим секретности, что любой проступок, способный повлечь расконспирацию, немедленно прерывал командировку. Со времен училища был у меня дружок, из которого энергия так и перла. Неугомонный он был, вечно его заносило в какие-либо приключения. Даже на службе сладу с ним не было: то с солдатами затеет играть в футбол вместо физкультуры, то спорить с начальником курса вздумает о стихах Евтушенко или Вознесенского. Учился он хорошо, поэтому внеслужебная неугомонность лишь привлекала к нему внимание руководителей, – Неспешный завтрак и тихая беседа успокаивали. Виктор с интересом слушал собеседника, почти через месячный перерыв снова вернувшегося к воспоминаниям. В столовой народу почти не было – время завтрака подходило к концу. – Повезло ему в июле шестьдесят второго года убыть на Кубу с авангардной группой для рекогносцировки позиций будущих стартов. В один прекрасный день (это я для красного словца – на самом деле погода была паршивая – ливень с грозою и сильным ветром) его назначили в Гавану встречать самолет с командиром. В соответствии со всеми оперативными предосторожностями выдали гражданскую машину для штатского специалиста, сам дружок – ну как отпускник в Сочи: брюки-дудочки, клетчатая рубашка с коротким рукавом. Машина с кубинским шофером тоже в гражданской форме. Из-за непогоды была задержка рейса на несколько часов. Дополнительным заданиям при отсутствии командиров поблизости взяться неоткуда. Возвращаться в место расположения, а потом назад в аэропорт – времени не было. В сложившихся условиях идея приключения пришла от кубинского шофера – поход в бордель, после периода строжайшей монашеской жизни ничего другого в тамошней атмосфере, пропитанной любовью, и не напрашивалось. Заведений таких там – на каждом шагу. Выбор девушки по фотографиям, цена – пять песо. Глянулась одна красотка. Хозяйка объяснила: «Окупада. Эн синко минутос». В ходе командировки чуток испанскому дружка обучили, но это и без перевода понятно: занята. Мой друг в амбицию: «Я после какого-то негра?! Нет, давай другую.» Снова просмотр фотографий, выбрал, отдал пять песо, вошел в номер. Голая мулатка, прикрываясь простыней, поманила к кровати. Запах пота перебивался едким цветочным ароматом, этот бизнес там был поставлен и обставлен на хорошем уровне, – Ветеран рассказывал историю своего друга с удивительными подробностями происшествия, словно сам был свидетелем. – Спросила: «Гринго?» Американец, значит. «Нет, русо», – ответил друг. «О, амиго», – помогла раздеться и прильнула делать то, что в нашем уголовном кодексе называется «удовлетворение страсти извращенным способом» – минет. Он и сообразить не успел, что к чему – семяизвержение. «Я сейчас – передохну, и продолжим.» Мулатка натягивает на себя простыню. «Синко песо, кариньо.» «Ну ты что – я ж ничего не успел.» Еще более решительное отстранение от него: «Синко песо.» «Да ты что, сука!» Не успел он в возмущении голос повысить – она нажала кнопку около спинки кровати, в номер вбежал охранник, за ним хозяйка борделя, вызвали полицию. Пять песо оказалась платой не за время, а всего-то за один заход. Нарушитель режима оказался с хорошими основами воспитания, сопротивления не оказывал, стулья не ломал, даже ни одного синяка никому не поставил. Кубинский друг был занят своим делом, поэтому помощи не оказал. Казалось бы, невинная шалость (мой друг женатым не был, обетов не нарушал) завершилась очень и очень сурово – советский человек на Кубе всегда на службе, все его действия предполагались быть жестко регламентированными, любая самодеятельность строго запрещена, любое отклонение от задания могло быть истолковано как угодно. «Как угодно», кроме «морального разложения» в данном случае означало многое в самом худшем применимом смысле, вплоть до трибунала. Друга передали в посольство, делом занялись особисты: нарушение норм поведения, несоблюдение личной безопасности, расконспирация, мало ли осведомителем кого и чего могла быть эта проститутка. Вот так он, «специалист по сельскохозяйственному оборудованию», как говорится, попал в историю и оставил след в истории. Провалил придуманную для себя конспиративную операцию – ответил жестко: высылка с острова ближайшим транспортом, на том самом самолете, который прибыл встречать. Как результат для всего кубинского похода, места для стартовых позиций были выбраны плохо, менять отобранных для авангарда специалистов было некогда, решения принимали наспех, главный примененный принцип – подальше от населенных пунктов, с топографией и грунтами разбираться было некогда, в сентябре с большим потом и трудом нам пришлось многое поменять, из двенадцати предложенных позиций более-менее пригодными оказались лишь две. А друг огреб по полной программе, слава богу, в результате разборок измену Родине ему не подшили, до прокурора не довели, но неполное служебное соответствие и подписка о неразглашении истрепали человека так, что ты не поверишь, кто все это сделал! Известный всем молчун и нелюдим Пронин! После служебной проверки его отправили в Забайкалье, оттуда он вернулся вот таким, каким мы его видим каждый день, молчаливым и несговорчивым. А ты спрашиваешь, заявил ли кто о желании вывезти жену с Кубы?! При таком подходе никто не рисковал. И писем потом тоже никто не получал, – капитан Левко тяжело вздохнул, уперся руками в стол и, взглянув на Виктора, заключил:

– На Кубу мы плыли романтиками, незамечающими трудности и готовыми на любые действия, по прибытию мы были героями, исправлявшими ошибки руководства и вставшими на передовую противостояния с главным врагом, возвращались растерянными и не согласными с решениями правительства, а вернулись неудачниками в окружение, не признающим какие-либо достижения в нашем кубинском походе, передвижении войск туда-сюда, известном каждому школьнику, дошедшем до школьного курса новейшей истории, но по-прежнему большом секрете глобальной важности. Все это тебе рассказываю только для одного: помни, что, если повезло выиграть в лотерею, нельзя рассчитывать, что так будет всегда. Главный урок службы в армии: нет ничего постоянного, несмотря на стремление всех составляющих к стабильности и постоянству.

Предупреждение легло на уже сложившееся понимание Виктором своих двух лет службы периодом жизни, когда нужно культивировать безликость, чтобы не привлекать внимания, мириться с сопутствующими страхами, подозрениями, уловками и попытками сорганизоваться так, что они прошли менее болезненно. Это означало стратегию выживания. Никаких вариантов пришпорить судьбу! Быстрее часовой стрелки и календаря быть невозможно. Только выжидать.

Дверь офицерской столовой шумно распахнулась, вбежал Володя Сержантов.

– Я так и думал, что ты еще завтракаешь. Срочно беги в штаб, там майор Дибунов хочет с тобой поговорить.

Ну вот еще один сюрприз в аттракционе, который начался мобилизационным призывом «ты нужен», но превратился в постоянное требование «ты должен», которое формулировалось со стороны без личного участия в процессе. Такой подход угнетал. Начальник штаба дивизии майор Дибунов временно занял кабинет майора Северова, который, находясь на дежурстве в девятке, не обременял его своим присутствием. Не было в кабинете никаких прибывших ночью в дивизион инспекторов или сопровождающих лиц.

– Товарищ майор, лейтенант Коростелев по вашему указанию прибыл! – Виктор попытался вложить всю фразу на один цикл вдох-выдох.

– По историческим хроникам известно, что Наполеон требовал, чтобы ему лично представляли удачливых офицеров. Можешь быть сколь угодно старательным и решительным, иметь приятный характер, но последнее слово всегда остается за удачей, и Бонапарт при назначении на должность всегда ориентировался на удачливость претендента, а удача любит сильных. На сегодня лейтенант Коростелев – очень удачливый офицер. Враг дрожит, и можно закупать шампанское. – Смущенный вниманием высокого начальства, Коростелев стоял перед столом начальника штаба Северова, занятым начальником штаба дивизии Дибуновым, и теребил боковые пуговицы форменной рубашки. «Удача – это наличие Авдеенко в дежурной смене. Иначе неизвестно чем бы все это закончилось!» Переваривая сказанное ему, Виктор вспомнил о своем внутреннем наставнике и сделал несколько глубоких вдохов для обретения душевного равновесия, столь необходимого в предложенных обстоятельствах.

– Жизнь – это шахматная игра: каждая фигура имеет свою цену и при правильном ходе может развернуть ход партии. Надо крепко все держать в руках, а уж свое – никогда не отдавать. Это и есть рецепт удачного служебного расклада – нужно шестым чувством понимать конъюнктуру, она – как и фортуна, дева ветреная. Каков ты на самом деле, может показать экстремальная ситуация, и ты через нее прошел достойно. Недаром говорят, чтобы ни одно спокойное море не помогло моряку стать экспертом, морские волки – продукты бурных течений и тяжелых погодных условий.

Дибунов не оставлял собеседнику выбора, понуждая следовать его плану разговора безропотно. Коростелеву хотелось по-простому поговорить, высказав все свои сомнения. Ну не с начальником штаба дивизии это делать! Так много случилось за последнее время, такие повороты ему продемонстрировала судьба, сначала пугая зарвавшегося пацана, а потом вытаскивая из, казалось бы, безнадежных ситуаций несущего ответственность и понимающего ее офицера. Все это требовало осмысления, которое могло прийти только после здравого рассуждения, что означало для него то, что называется «обдуманное решение». Иначе все происходящее представлялось забавной и одновременно бессмысленной ситуацией, словно его запихнули в кабину колеса обозрения, и закрыв дверь кабины, забавляются, то ускоряя ход карусели, то останавливая над бездной. И спрыгнуть нельзя. И ждать окончания чужой забавы невыносимо.

– Если в штабах кого-то недолюбливают, это сильно мешает продвижению по карьерной лестнице. Тебя, лейтенант, инспектора не загнобили и дали выделиться, и если ты не простофиля из сказки, то этот повод нужно развить и использовать. Всегда помни: то, что кажется хорошо исполненным экспромтом, на самом деле часто является заранее отработанной заготовкой. – Коростелев опасался этого человека, совершенно нормальное чувство для того, кто ощущал свою очевидную слабость рядом с крепким гигантом с высоким служебным положением. Настораживало позиционирование Дибуновым себя вершителем судеб при неочевидном персональном интересе. Понятно, что цели начальника штаба не так просты, как озвученные декларации. Нельзя из вежливости всему поддакивать, демонстрируя верноподданческую благодарность, прогибаться до ломоты в спине. Прогресс в службе невозможен без любви к ней. Любовь к военной службе дается не каждому мобилизованному на нее.

– Суть в том, что ты на самом деле сам не знаешь, чего хочешь. Как, в общем, и любой молодой человек. Представления о цели жизни у вас туманны и расплывчаты, думать вам гормоны мешают, разбираться неинтересно. Выложит вам жизнь хороший расклад, и вы, не оценив, вяло ковыряетесь, раздражаетесь, так как это обязывает к умственным усилиям. Нельзя в выпавших шансах без конца ковыряться: это пощупать, второе покрутить, третье примерить, и ждать, что кто-то будет подносить больше и больше. Все хотят индивидуального подхода, но такого, чтоб при этом не выделяться. Ты меня привлек тем, что не боишься выйти из строя. Ни один человек не может подняться в своей карьере до серьезных высот, не зная, на чью спину можно опереться, как отстаивать «политику партии», не имея поддержки. Тебе выпал невероятный шанс, равный восходу солнца на западе.

Когда первичная эйфория от услышанного от начальника штаба дивизии схлынула, лейтенант Коростелев понял, что разноса за сделанные им ошибки не будет. Настрой на мобилизацию всех сил на решение текущих задач армейской службы он услышал, но никаких адресованных ему предложений еще не было озвучено, и это был самый правильный момент представить свое мнение. Виктор совершенно спокойно сказал:

– Я абсолютно доволен многими вещами: тем, как сложились учения, тем, что все-таки неплохо батарея справилась с заданием, тем, что все это высоко оценено. Но все мои маленькие успехи дискредитируют настоящие достижения, которые являются результатом десятилетней и более службы, и просто смешны на том фоне, на котором все это произошло. Невозможно ежедневно выдавать себя за того, кем ты не являешься и не можешь быть. Можно быть выскочкой раз, ну два, если тебе в этом подыграли, но жизнь на этом не построишь.

Ответ прозвучал так, как будто лейтенант хотел вступить в дискуссию, которая не была запланирована майором, отрекаясь от пользы продемонстрированного ему благоприятного расклада. Последствия он не мог не понимать, умственного развития для этого у него хватало. Ниоткуда не доносилось никаких звуков, как будто беседа проходила в углубленном и защищенном бункере, даже мухи вылетели в открытую форточку. Отчужденно посмотрев в зеленые глаза лейтенанта, Дибунов демонстративно отвернулся к окну, его крепко стесанная спина выражала честное разочарование собственным ошибочным определением сущности молодого офицера.

– Фуфлогон! – определил он негромким голосом, не поварачиваясь ни на сантиметр в сторону лейтенанта, и с безучастностью наступившей пустоты добавил: – Как говорят на Востоке, не заставляйте ишака пить, если он этого не хочет делать. Свободен!

Свидетелей разговора предусмотрительно никто не пригласил. «Свободен» еще не означало полную свободу, но на шаг к ней он приблизился.

Выскочив из штабного корпуса, Виктор прямо на губах почувствовал запах крепкого кофе, так ему захотелось выпить его, но в условиях всеобщего дефицита продуктов такое удовольствие могли себе позволить немногие, а в условиях дивизиона не было предусмотрено каких-либо кофе-баров от военторга. Кофеин необходим для поддержания способности думать – день обещал быть трудным. Растворимый кофе был в наличии в известном ему месте, где у него оставался один шанс скрыться от суеты, почувствовать себя в другой жизни. Он доверял Насте, она единственная могла его принять, понять – так доверяют врачу с верой, что вылечит. Тепло ее тела выдавит из него тревогу, ее живая сила победит засевшее в душе разочарование. Ему Настя была нужна отчаянно. Не было смыслов «зачем» и «почему», был только категоричный и требовательный смысл «нужна». Личная эволюция лейтенанта Коростелева дошла до уровня, когда ему все самому в отношении Насти стало ясно. Это непременное условие выживания. И то, как они расстались до этого, какие слухи ходят о его избраннице, не имело абсолютно никакого влияния на текущее действие.

Он вошел в медпункт, и прислонился к дверному косяку, затаив дыхание, замер и робко поднял глаза. Настя заполняла какие-то формуляры, сидя за столом боком ко входу, с улыбкой смотрела в развернутые перед ней бумаги и делала вид, что не замечала появление визитера. Не застегнутый до верху халат открыл между створками прелестные формы, и Виктор ненасытно уставился на загорелую ложбинку между ключицами. Он чувствовал, как успокоение постепенно наполняет его душу, ему стало лучше и легче. Он не мог оторвать глаз от ее груди, поднявшейся на глубоком вздохе, от ее сияющих глаз, чуть зардевшихся щек. Он испытывал удовольствие от этого созерцания. Он один видел ее такой? Или она такая всегда и для всех? Но как бы там ни было со «всеми», он остро и сладко чувствовал, что она, такая, ему нужна. И в данный момент нет никакого дела, как у нее строятся отношения с «другими». Вот сейчас и здесь она его и ничья еще, отринув ханжество и всякие подозрения с несовпадениями. И с ней покойно, и в груди тепло. И он улыбнулся широкой счастливой улыбкой, осознав правоту своего влечения к этой конкретно женщине. Любое искреннее признание дается каждому человеку большим внутренним трудом, и он его завершил. Осознать и произнести самое важное – это почто одно и то же, что от себя что-то оторвать.

– Я тебя люблю…

Оказалось, что это легко, когда ничего не требуешь взамен, просто отдаешь то, что переполняет тебя, и готов повторить это снова и снова. И сразу пришло осознание, что партнер – это спасательный круг, а разве можно спасать, не рискуя и не жертвуя собой? Партнерство – это равенство заведомо не равных величин, дополняющих друг друга. Выбор сделан. Признание прозвучало, и счастье переполняло.