Тайны служебные и личные, или Карибский синдром

– Витя про себя что-нибудь рассказывал? Особые приметы у него есть?

Оля уже и не помнила, о чем они говорили с ухажером на поляне, а на сеновале – ничего не говорили. Из особых примет запомнилось только то, что он был в форме и полностью не раздевался. Настя про себя подумала, что место нахождения солдата или сержанта установлено, и куда он денется из-за колючей проволоки, но с полученными данными нужно подозревать всех Викторов дивизиона. Из-за бестолковости полученных ответов и бесполезности всего допроса майор заметно злился, попытался достичь какого-либо успеха путем запугивания девчонки, повторяя уже заданные вопросы, но она от этого только больше замыкалась и с надеждой поглядывала на Настю, как будто сержант медицинской службы могла что-то сделать против майора особого отдела.

Тактика девчонки, если она вообще была применена, принесла результат: после двух часов допроса майор Рыкунов решил закончить это бесполезное мероприятие по выяснению обстоятельств нарушения границ охраняемой территории, проникновения на нее постороннего лица и установления причастных к нему лиц. Ну не организовывать же построение всего личного состава дивизиона для поиска того, кто будет выше девчонки и иметь крестики на воротничке! А дежурная смена на кухне, других хозяйственных помещений, караул по периметру дивизиона и его стартовых позиций! А еще бригада головастиков и группа приданных связистов! Организовывать повторные построения? Кроме мороки практически никаких перспектив установления этих самых причастных лиц. Да и Витя – скорее условное имя, чем фактическое. Он ограничился телефонным звонком майору Северову вызвать в штаб всех Викторов и Виталиев по списочному составу дивизиона и приданных подразделений. Настя про себя отметила, что вопросов Оле об установлении остальных участников изнасилования не было задано.

Перед штабом дивизиона капитан Левко построил всех прибывших Викторов и Виталиев. Втроем: он, майор Рыкунов и Оля встали перед шеренгой построившихся военнослужащих. Настя с лейтенантом-милиционером наблюдали за опознанием со стороны. Левко произносил звание, фамилию, имя, отчество по списку, который у него был вложен в какой-то канцелярский журнал, военнослужащий делал шаг вперед и произносил «я». Всех вместе Викторов-Виталиев оказалось двенадцать человек, среди них – сержант, которого Настя не раз видела вместе с Коростелевым. Под определение «высокий» подпадала половина, красивыми можно было назвать двух служивых, с натяжкой – четырех, все-таки ночная темнота скрадывает острые и резкие черты лица, а также возрастную прыщавость. Ольга не прореагировала ни на одного из солдат на организованных для нее смотринах. Для пущей достоверности опознания особист вместе с девочкой прошли вдоль шеренги военнослужащих – все-таки у них был близкий контакт, да и в собеседовании она показала, что могла бы сориентироваться в соотношении ее и Вити роста. Настя, наблюдавшая за процессом со стороны, обратила внимания, что все Викторы-Виталии с усмешкой, растерянно или нагло смотрели в лицо Оли, и только коростелевский сержант высоко держал голову, направляя взгляд поверх ее головы, ей показалось это подозрительным. Но нарушительница границ режимной территории никак на него не отреагировала, майор тоже ничего не заметил. Никакого результата! Запаха алкоголя ни от кого не было, за десять-двенадцать часов он мог и выветриться из организма. Размотать с наскока ничего не удалось.

– Пустая трата времени, – уныло заключил майор Рыкунов, не зная, куда дальше направить свою инициативу.

Закончилось все подписанием акта передачи задержанной за нарушение режима охраняемой территории представителем воинской части представителю отдела внутренних дел, и Настя оказалась в роли свидетеля. По содержанию подписанного ей документа она поняла, что факт изнасилования там не упоминался. Сержант медицинской службы почувствовала себя использованной и оскорбленной.

– Почему в документах ничего не говорится о насилии? Оля сама заявила о сексуальном контакте без ее согласия, я отметила обнаруженные мной подтверждения в акте осмотра.

– Сержант, давай не будем ничего выдумывать, – пыхнув сигаретой, резко сказал майор Рыкунов. – Есть четкий порядок, кто и что делает в данной ситуации. Со стороны воинской части мы должны установить обстоятельства нарушения режима охраняемого объекта и причастных к нему лиц и передать задержанного и собранные материалы в отдел внутренних дел для дальнейшего разбирательства.

– А с насилием кто будет разбираться? – перебила его Настя.

– Во-первых, для возбуждения дела должно быть подано заявление от потерпевшей, – в разговор подключился лейтенант милиции. – Во-вторых, как я сейчас вижу, ситуация не однозначна. Чтобы иметь материалы для расследования, придется проверить достоверность полученной информации. Разница субъективных данных – показаний девочки и объективных, основанных на неопровержимых фактах, может оказаться существенной.

– Как?! – возмутилась Настя. – Я же сделала осмотр, факт сексуального контакта зафиксировала в акте…

– Не исключено, что девчонка на что-то обиделась и сильно преувеличивает вину солдата, – объяснил оперативник. – Витя может быть не Витей. Никого она не опознала. Никаких данных обидчика не представляет или скрывает. Свидетелей у нас нет. Может оказаться, что все это – чистый вымысел фиктивной жертвы.

– Вы не собираетесь возбуждать дело? – догадалась Настя.

– Слушая вас, я тоже начинаю нервничать, но с обстоятельствами нужно будет разбираться, – успокаивающе произнес лейтенант. – К делу мы можем присоединить только заявление потерпевшей или ее представителей, если подтвердится ее несовершеннолетие, на основании ее показаний – имя молодого человека, место знакомства на поляне и, вероятно, два свидания ее с солдатом. Если наберeм материалов для возбуждения дела, то с местом нахождения   подозреваемого у нас проблем нет – куда он денется с охраняемой территории!

Настя бросилась к Ольге:

– Сейчас тебя отвезут в милицию, туда же привезут твоих родителей, ты должна сделать заявление о насилии над тобой с теми подробностями, которые рассказала мне утром. Я тебя всегда поддержу – я возьму телефон отдела милиции и буду туда звонить.

Ольга с тупым равнодушием качнула головой, усталые глаза не выражали никаких чувств и намерений.

– Обязательно сделай заявление! – настойчиво повторила Настя.

Милицейский УАЗик пропылил по дороге, ведущей от ворот дивизиона, увозя Ольгу для дальнейшего разбирательства и встречи с родителями в отделении милиции. В дивизионе с показным тщанием провели шмон мест хранения солдатского имущества и опрос личного состава, кто просыпался в период до трех часов ночи. Проявленное прилежание в досмотре и сборе информации никаких результатов не дали и пищи для размышлений майора Рыкунова не принесли. Силами хозвзвода проверили состояние ограждения дивизиона по всему периметру, натянули дополнительный ряд колючей проволоки, явно выраженных мест прохода не обнаружили.

20

Нарушение режима службы невыявленными нарушителями послужило основанием для проведения во всех подразделениях занятия по личной гигиене и профилактике венерических заболеваний. На борьбу с массовой безграмотностью и безответственным отношением к данному вопросу бросили полкового врача – капитана, который, развесив в ленинской комнате три информационных плаката, сделал упор на медицинскую статистику, воздержание от беспорядочных связей и контрацепцию. Женщинам при таком разговоре с пятьюдесятью вожделеющими мужиками присутствовать не полагалось, поэтому участие фельдшера Насти в этом мероприятии было исключено, даже в качестве ассистента. Ей лишь было приказано при всех последующих медосмотрах кухонных нарядов, работников пищеблока, отбывающих в отпуск солдат и вольнонаемных уделять особое внимание признакам дурных болезней. С личной гигиеной бойцов все было просто – один помывочный день в неделю. В остальном санитарно-просветительское занятие достигло цели в том смысле, что теперь у солдат любой прыщ или красное пятно на теле – «О, сифилис!» – служили поводом для хохмы и подкалывания. «А мы взрослеем, а потом стареем – а это значит, реже триппером болеем», – Леша Княжнин резюмировал усилия полкового врача по медицинскому просвещению солдатских и офицерских масс, когда двухгодичники были собраны для экзаменовки и оформления зачета на несение дежурства в качестве командира дежурной смены батареи.

Комиссия в составе подполковника Ваганова, капитанов Левко и Пронина не ставила перед собой задачу выявить пробелы в подготовке лейтенантов, а проверяла их готовность автоматически воспринимать доклады подчиненных и выдавать команды в соответствии с регламентом по подготовке ракеты к пуску. Поэтому, начав прослушивание пересказа регламента с Коростелева, подполковник Ваганов остановил его и предложил продолжить пересказ Княжнину, а через пять-семь минут – Гордееву, потом – Кириенко, а затем снова Коростелеву, и так по кругу несколько раз. Не слушать же каждого в отдельности о порядке работы при подготовке ракеты к старту, на это можно весь день потратить! Эту часть теста лейтенанты прошли без проблем. Затем капитан Левко усложнил проверку, предлагая ответить на вопрос, какие операции должны исполняться различными отделениями батареи через сорок минут после получения сигнала тревоги, или через час с четвертью? В полном объеме или в усеченном ответы были получены от каждого из экзаменуемых. Последним вопросом проверки готовности лейтенантов командовать дежурным расчетом батареи было перечислить все доклады на командный пункт дивизиона, которые они должны сделать в процессе подготовки ракеты к старту.

– Ну что ж, зачет по теоретической части вы получаете, – подвел итог проверки подполковник Ваганов. – Теперь не медлите с практическим занятием, и по получении рапортов ваших командиров вы получите допуск на несение дежурства командирами дежурной смены.

– Товарищ подполковник, вопрос можно? – напомнил о себе лейтенант Княжнин.

– Слушаю.

– Почему вы проверили только нашу готовность подвести ракету к старту? Ведь после отбоя надо все привести в исходное положение, а об этом даже в регламенте ничего не сказано? – остальные экзаменуемые напряглись, так как не хотелось проверки в зоне, в которой не было сделано никакой подготовки.

– В случае реальной боевой тревоги – ракета уйдет со старта, так что в исходное состояние нужно будет приводить каждое оборудование в отдельности, и комплексно координировать тут нечего. А в случае учебной тревоги – батарея уже будет в полном составе, и эти функции возьмет на себя комбат, а вы, лейтенант, займетесь только оборудованием своего отделения.

В батареях с проведением практических занятий под руководством лейтенантов не тянули – нагрузка по дежурствам для комбатов и начальников отделений существенно снижалась, поэтому в четверг, день практических занятий, в трех батареях дивизиона работами руководили лейтенанты под присмотром старших офицеров батарей и штаба. Рапорты о положительных результатах практических работ лейтенантов Княжнина, Кириенко и Коростелева ушли наверх немедленно.

Виктор с Настей не виделись несколько дней, в течение которых он вроде бы и не думал о ней специально, потому что все время был чем-то занят. Но это не означало, что не вспоминал, нет, в мыслях, может, ее образ и всплывал не так часто, но он чувствовал ее существование на каком-то глубинном уровне, ощущая нарастающее щемящее чувство, которое постепенно развивалось, захватывая его больше и больше, пока не выросло до размера, когда ему страшно захотелось все бросить и найти ее немедленно, чтобы отдаться блаженству, которое может быть только с ней. План новой встречи он глубоко продумал. Коростелев обладал надежным методом воздействия на женщин – после прочтения в студенческие годы книжки начала века о хиромантии для привлечения к себе внимания, при необходимости, он практиковал. Когда о твоем здоровье, характере, наклонностях рассказывает незнающий тебя человек, при этом периодически попадая в твои проекции персональных характеристик и делая предсказания на будущее по волнующим темам, метод действовал безотказно и на глупышек, и на обладателей отличных оценок по диалектическому материализму. Сначала в студенческие годы, набирая опыта, он не отказывал никому, проявлявшему интерес после представления друзьями «Витя у нас – хиромант!», а потом, после резкой реакции сокурсницы: «Думай, что говоришь!», когда одна студентка впала в депрессию, услышав его заявление о проблемах со здоровьем, которое совпало с реальным положением вещей, с последовавшим предсказанием хирургического вмешательства, Виктор про хиромантию вспоминал только для собственной пользы. И вот время включить Витю-хироманта в Рубежанске пришло. Нужно было разобраться с отношением Насти к нему, с ее стремлением сохранения спонтанных контактов с ним, без перехода к постоянству. Для этого нужно было поговорить, и хиромантия – хорошая помощница с широким спектром персональных тем.

Вечером, перед окончанием служебного дня Виктор забежал в медпункт, планируя поговорить с девушкой, используя хиромантию, предложить ей пройтись в город пешком, чтобы побыть наедине. Взглянув на Настю в пустом медпункте, Коростелев отчетливо заметил перемены в облике: ее что-то явно напрягало, может, даже бесило – черты лица стали резче, старше. Что-то произошло, и во всем проступали незамеченные ранее резкость и раздражение, привычной беззаботной Насти как не бывало. Ну что ж, будет о чем поговорить. Он взял Настю за руку, провел своей ладонью и раскрыл ее кисть так, что стали видны линии, знаки и бугорки.

– Давай я тебе расскажу о тебе, может, объясню что-то и даже нагадаю.

Настя, казалось, поддалась на его уловку, проявила сдержанный интерес:

– Ты действительно читаешь по руке?

– Да, я практикующий хиромант, – Виктор расправил ладонь и начал вглядываться в рисунок линий. И вдруг Настя вырвала руку, посмотрела ему прямо в глаза, полыхнув огнеметным взором.

– Я тебе сама все расскажу, а ты решай, нравится тебе носительница такой характеристики или нет? – объяснила она свое действие и приступила к рассказу: – В личной жизни у меня царит постоянная неопределенность. Я понимаю, что любая яркая женщина привлекает внимание мужчин, и это относится ко мне, но на поддержание долгих отношений я не способна. Утром, днем, вечером и ночью совместная существование с одним и тем же человеком – это слишком утомительно и неправильно. Совместно проведенное время ценно не потому, что кто-то кого-то терпит, а интересом одного к другому, уважением личного пространства друг друга, особенностей, увлечений и слабостей. Я не признаю никаких попыток переделать друг друга, ограничивать самостоятельность. Жизнь должна быть интересной, даже если я не киноактриса или космонавт. Я не сторонник ровных долгосрочных отношений и всяких там клятв. Не люблю пустых слов. Я живу без определенного плана и не знаю, чем займу завтрашний день. Ненавижу, когда вместо Настя и Анастасия используют какие-то надуманные имена: Настена, Стася, Настасья и тому подобные. Физическая близость с кем-то ни к чему не обязывает. Я ценю честность между партнерами, никакого вранья и показухи. Секс должен быть ярким. Если он пресный – лучше займись сам собой под одеялом или ищи другую. Я никому не хочу мешать жить, но и такого же отношения хочу ко мне. Я – не злая женщина и заедать того, кто попытался со мной что-то строить, а потом передумал, не буду, – Очень похожий монолог про себя он на днях прослушал от Марилены в перерывах репетиции танца и по окончанию дня полка. Они сговорились в одно и то же время рассказывать ему свое видение самих себя? Почему Настя уверена, что идеалы двадцатилетней через много лет сохранятся у нее, пятидесятилетней?

– Ну и наконец, фамилия моя звучная – Сандлер, как удар литаврами, смущать тебя рассказами об ее восхождении к викингам я не буду, но анкету такая фамилия не украсит, это для контролеров будет посерьезней, чем положительный ответ на вопрос «был ли кто-то из ваших родственников интернирован или находился на временно оккупированных территориях?» Вот и все, совпадает ли сказанное с написанным на моей руке или нет. Сам решай, вписываюсь ли я такая в твою картину мира?

После эмоционального монолога Насти высказать свое мнение – породить спор, противоборство. Сожительство, как и супружество – это баланс двух мировоззрений, двух характеров. Ее рассказ о себе предполагал не поиск баланса между партнерами, а терпимость ко всем порывам, желаниям, к ситуации. Где тут граница самоуверенной бравады и искреннего понимания своего характера? Что скрылось за ее щепетильностью в отношении еврейского происхождения ее фамилии? Только ли запрет на выезд за рубеж каких-то знакомых евреев? К еврейскому вопросу у Коростелева не было никакого отношения. Он слышал, что желающим выехать в Израиль создавались какие-то проблемы, но в целом никакого поголовного преследования евреев в стране не было. Смогла же Настя с ее фамилией поступить на службу в ракетную часть, среди кадровых ракетчиков было не мало офицеров с не менее «звучными» фамилиями. Почему она себя так вела? Что ей двигало? Почему действовала все время как по трафарету? Как ему реагировать? Подыгрывать или попытаться переломить, проявляя характер? Предложить обсудить планы на будущее или удовлетвориться естественным развитием взаимного притяжения? Не слишком ли он самоуверен, полагая, что понимает настроение девушки в контакте с парнем, когда по общественным представлениям ей пора задуматься о совместной жизни? А нужен ли этот комфорт в отношениях, когда все запланировано и предсказуемо? Не лучше ли спонтанные встречи с элементом благотворительности в отношениях? Может, он завысил свои ожидания? Не лучше ли запастись терпением и наблюдать, как оно пойдет?

Сначала казалось, что он должен рассказать, что его переполняло и мучило, а потом понял, что и хорошо, что не заговорил – нужны были слова простые, вещественные и понятные, и гарантия, что Настей на одной частоте с ним поймет смыслы, которые он в эти слова вкладывал. А гарантии – только в Госстрахе, да и то декларативные, в жизни все строится на теории вероятностей.

– Тебя что-то мучает, расскажи, – предложил Виктор, пытаясь взять ситуацию под контроль.

Настя была не в духе, подробно пересказывая Коростелеву историю деревенской девочки и детали допроса по выявлению обстоятельств проникновения постороннего лица на охраняемую зону. Виктор не торопил расспросами, боясь неуместным словом обидеть или задеть Настю чувствительно. Она была восхитительна в своей попытке встать на защиту совращенной девчонки. Виктор предложил сделать звонок в милицейское отделение и вместе с Настей прошел в штаб к единственному телефону наружной связи в дивизионе.

Лейтенант милиции разъяснил, что дело по принадлежности передал в инспекцию по делам несовершеннолетних, так как обнаружилось, что Ольге едва исполнилось пятнадцать лет. Инспектор указанной группы подтвердила ее вовлеченность в расследование обстоятельств проникновения постороннего лица на охраняемую территорию.

– А кто ведет дело по факту изнасилования несовершеннолетней? – жестко спросила Настя.

– Девушка оказалась отходчивой и не стала писать заявление. Более того, из дошедшей до меня информации, у нее был сексуальный контакт по взаимному согласию. В отношении насилия у нас нет никаких оснований возбуждать дело, так как девушка не оказывала сопротивления и не привела никаких данных ни на одно подозреваемое лицо, ну и наконец, не подала никакого заявления. Только на базе заявления решается вопрос о возбуждении уголовного дела.

– Я понимаю, что вы пребываете в гармоничном согласии с действующими у вас правилами и с удовольствием обеспечиваете оперативное сопровождение подробностям проникновения Ольги на режимный объект, не обращая внимания на последующие события. Ничего не видим, ничего не слышим, ничего не знаем и знать не хотим, сторонясь чужой беды.

– А с чего вы взяли, что изнасилование имело место?

– Я сделала медосмотр потерпевшей и отметила все факты в акте.

– А у вас есть квалификация судмедэксперта?

– Моего медицинского образования достаточно…

– Не достаточно! Нужна признанная квалификация. Вы можете выступить в качестве свидетеля в деле, но дела нет, так как нет заявления от потерпевшей. Нет дела, нет оснований проводить какую-либо экспертизу.

– Ах в какие мерзкие игры вы играете! Не замечаете преступления только потому, что нет бумажки-заявления о его совершении? С преступлением, как с инфекцией, нужно бороться с обнаружением каких-либо признаков.