Тайны служебные и личные, или Карибский синдром

Валечка полностью выложила собранную ей информацию, и по применимому ею критерию мужской гордости этого было достаточно, чтобы парень задумался и сменил свой настрой. Ее план сработал: Виктор с серьезным видом распрощался и бросился на улицу, унося в душе неприятный осадок. Он даже не думал, что будет делать, как только выйдет из дома Сержантов. Главное – побыстрей выйти из навалившейся духоты и удержаться от поспешных выводов.

С инспекциями в своей службе Виктор еще не сталкивался, реальных механизмов работы инспекторов не представлял. Он понимал, что решение по результатам проверки каким-то образом подготавливается, обсуждается, утверждается и оглашается, получив вполне весомое документальное подтверждение. Но как выглядит процесс обсуждения и согласования? На что похожи переговоры инспекторов и как выносится приговор, от которого зависит карьера и судьба инспектируемых: на заседание парткома или дискуссионный клуб с беспощадным разбором всех подмеченным и предполагаемых недостатков, или неторопливый треп уже уставших людей? Есть члены общества, которые любят проверять деятельность других его членов и мечтают попасть в проверяющую комиссию. Есть проверяемые, которые слышали выражение «каков стол, таков и стул», и понимают, что кроме демонстрации официального уважения к проверяющим нужно предложить ненормируемое внимание в виде выезда на шашлыки, ящика выпивки и девочек в номер. Есть другие люди, которые понимают, что при спросе на такие услуги в городке, где расположилось четыре воинские части, это уже образует отличную базу для укрепления собственных позиций и даже безбедного бизнеса. Никто не будет отрицать, что секс очень важная отмычка для многих ситуаций, не использовать ее – значит, упускать возможности.

Само собой получилось, что с такими размышлениями Коростелев завернул в Дом офицеров и нашел там Татьяну Лихареву в ее скромном рабочем кабинете. Она держала перед собой серебристую пудреницу и убирала с лица капли пота.

– Витя, я так рада тебя видеть! Ты зашел подтвердить твое желание участвовать в подготовке праздничного концерта к Седьмому ноября? Один, без Марилены? – закрываемая пудреница звонко щелкнула.

– Нет, я хотел с тобой поговорить, – волшебные слова, которые моментально преобразуют любую женщину, не смотря на возраст или крупную фигуру, так как подтверждают интерес к ней мужчины. Татьяна, казалось, подтянулась, глаза радостно засияли, подрисованные бровки вздернулись удивленно, рука потянулась проверить, все ли хорошо у нее с прической.

– Слушаю тебя со всем моим вниманием! – даже голос стал глубже и приятнее.

– В Рубежанск для проверки воинских частей периодически приезжают разного уровня инспекции. Говорят, начальство организует им досуг, налаживая связи с инспекторами. Вечеринка, поездка на шашлык или на рыбалку – это благоприятная атмосфера, хороший психологический климат для сближения проверяющих и проверяемых, для снижения напряжения и гашения тревог, – Виктору казалось, что он логично излагал причину своего прихода к Татьяне. – Ну если ты пил с кем-то водку, неужели, завтра завалишь его в своем отчете? Наверное, и вы в Доме офицеров применяете ту же тактику, когда вас инспектируют?

Бровки на лице Татьяны застыли в форме палатки с высоко поднятой стойкой и выдавали процесс сдержанного осмысления: такой молодой лейтенант не мог быть ни членом комиссии, ни организатором хорошего приема для нее, тогда зачем ему это? Она ответила нейтрально:

– Бывает, стараемся не ударить в грязь и не забрызгать. Инспекция – это часто построение карьеры через чужие неприятности, их принято избегать.

– Говорят, что через тебя заказывают девушек, чтобы скрасить солдафонское общество? – напрямую спросил визитер.

– Добрые люди всякое болтают, но кто может возразить, тот молчит, – Таня игриво взглянула на собеседника. – Тебя-то это как волнует?

– Хочу знать, участвуют ли в этом мои знакомые?

– Если я буду рассказывать, кто чем занимается в свободное от художественной самодеятельности время, то мне трудно будет набрать участников не то что на концерт – на номер. Это же касается и досуга приезжих комиссий – при излишней болтовне мне просто укажут на дверь. Я свою работу потерять не хочу, – лицо женщины стало строже и суше, словно она разговаривала со случайным встречным, спросившем ее на улице о вербовке на работу на великих стройках социализма по объявлению огромным транспорантом. Даже руки выставила вперед, выдерживая дистанцию.

– Болтать ничего не надо. Мне нужен простой ответ: да или нет, – парень настаивал, выдавая свое волнение.

– Женщина всегда приходит туда, где ей хорошо. Если тебя поднятый вопрос волнует серьезно, то ты должен обсудить его лично с Мариленой. Только так – сам и лично. Сиськи-письки – это не моя тема. – Татьяна демонстративно сделала кавказский акцент в своей речи, получилось «сиски-писки». – Я никого не завлекаю и не принуждаю. Этот интимный вопрос решается один на один, я свечку не держу. Есть спрос – есть предложение – есть скоротечная любовь, – Татьяна стала поигрывать с пудреницей, покручивая ее по оси. – Всем необходимы связи с нужными людьми.

Про Лену она фактически ответила так, что это совпало со всем, рассказанным девушкой про себя. «У капитанской дочки есть много ходов для помощи в построении офицерской карьеры». Но его волновала другая, Настя. Спросить напрямую? А если Валечка что-нибудь перепутала? Ведь кроме связи Насти с девушками из художественной самодеятельности у него не было никаких подтверждений словам Вали. Людская молва всегда неправедна и быстра на расправу. Смысл произнесенного не всегда соответствует реальному положению вещей. Всем известно, что черный цвет – в физическом смысле это и не цвет вовсе, а полное отсутствие какого-либо цвета. Но молва тем и сильна, что вызывает доверие, даже с лавочки вставать не надо, чтобы проверить. Никто не несет ответственности за сказанное. И Татьяна ему уже показала, что она ничем ему не обязана, ничего не должна и лишнего говорить не хочет.

– Все понял. Спасибо, – закончил разговор Коростелев.

– Ну ты не забывай про концерт к Октябрьскому празднику! Все равно по разнарядке кого-нибудь из вас пришлют! По собственному желанию все же приятнее, а заодно и с Мариленой разберешься, – Татьяна предложила наполнить смыслом его свободное время так, как она понимала, и так, что это было выгодно ее творческим планам. – Можем «За двумя зайцами» поставить. Ты – Голохвастов, а я бы Проню Прокоповну сыграла.

Виктор отворил дверь наружу и пошел прочь, мучимый сомнением и любопытством. За зайцами всегда тяжело – они из предосторожности, заслышав шорох, сразу убегают.

22

Утром во вторник капитан Туркин задержал лейтенанта Коростелева в канцелярии. С выражением ответственности на лице он произнес извиняющимся тоном:

– Документы на допуск тебя к несению дежурства командиром дежурной смены прошли оформление. Я сегодня планировал капитана Захарова на дежурство, а у него аппендицит случился. Ты не против, если мы тебя на дежурство вместо Захарова запишем?

Коростелев против не был. Он даже испытал прилив гордости и благодарности за доверие. Заместителем командира смены остался прапорщик Авдеенко – подмену ему искать не стали, так как переход его командира в более высокий разряд немедленно создал напряженность в подборе дежурного для позиции заместителя: осталось четыре прапорщика и лейтенант Сержантов, Володя только завершал дежурство, а из прапорщиков из-за летних отпусков в обойме оставалось только трое.

Пожарная подмена офицера в день заступления на дежурство требовала от Коростелева отбытия в город за полевой формой. Все перемещения из дивизиона в город и обратно с помощью дежурного кунга он едва завершил к построению офицеров и прапорщиков, заступающих на дежурство. Все присутствовавшие на построении сразу обратили внимание, что лейтенант Коростелев из восьмой батареи первым из двухгодичников вышел на дежурство командиром смены. Виктор к новой ответственности отнесся сознательно: оставив личные вещи в офицерском общежитии после убытия остальных офицеров в город он безвылазно находился в казарме, наблюдал, как солдаты меняли подворотнички на гимнастерках, писали письма домой, читали книги из библиотеки.

После ужина майор Игнатов, обрюзгший под грузом дополнительно навалившейся ответственности, собрал офицеров дежурной смены в учебном классе штабного корпуса и кратко ввел в курс нависшей проблемы:

– Сегодня ночью некоторые батареи нашего дивизиона будут приведены в боевую готовность в рамках внезапной проверки. Это достоверная информация из штаба дивизии. Главной целью ожидаемой проверки является определение способности личного состава дежурных смен в выполнении поставленных боевых задач в установленные нормативные сроки, – Судя по строгости, с какой проводился инструктаж на основании загадочным образом полученного слуха, Коростелев понял, что его первое дежурство в ранге командира дежурного расчета может оказаться непростым. Тут не просто отсидка на командном пункте, как ранее, а кое-что посерьезнее. – Коварство этого решения заключается в том, что во всех батареях несколько бойцов отбыло на замену ракет на техническую базу, поэтому все дежурные смены оказались в усеченном составе. Необходимо взять под наблюдение личный состав батарей, особое внимание обращать на склонных к нарушению дисциплины. Предлагаю, чтобы одну половину ночи в казарме был один офицер дежурной смены, вторую – другой. Постарайтесь занять личный состав под полным вашим контролем. Безделье действует на солдат расхолаживающе, и всякие соблазны в таком состоянии оказываются сильнее устава. При этом покупают они, в основном, самогон, который селяне делают из чего попало при полной уверенности, что получаемый спирт самостерилизуется на столько, что можно давать младенцу. – Игнатов стоял у окна, глядя в сумерки. В полной тишине скрипнул стул под Коростелевым, выдавая его волнение. – Не дергайся, лейтенант, двухгодичников обещали не трогать. Мы вас даже на сдачу физкультурных нормативов не посылаем, а уж батареей в сокращенном составе руководить – подавно. – В сказанном слышалось пренебрежение. И хотя вскакивать среди ночи по боевой тревоге совсем не хотелось, обида кольнула острой занозой. – Завтра, если в подразделении будет от кого-то перегаром вонять, лично буду каждого заслушивать, откуда спиртное взялось и в каких количествах. Так что бдительность превыше всего! – Пухлое тело командира дивизиона было с чувством пополам перехвачено портупеей, стекая нижней частью через галифе в яловые сапоги, и выдавало готовность пройтись бульдозером по всем закуткам и потайным углам в праведной борьбе с нарушителями устава.

– Предупрежден – значит, вооружен, – Игнатов решительно повернулся к присутствовавшим, щелкнув каблуками, и завершил инструктаж, ничего более конкретного не добавив к ранее сказанному. – Все по местам!

Никто ничего не говорил. Расходились молча, с небольшим налетом энтузиазма, свойственным каждому уходящему из-под надзора начальника. Коростелев в соответствии с указанием командира дивизиона распределил с прапорщиком Авдеенко время дежурства в казарме: с десяти вечера до двух ночи – он, после – его заместитель. Ну уж если не спать полночи, то в такой расклад легко вписалась преферансная пулька, которую можно прерывать для синхронной проверки личного состава вверенных подразделений. Практика показывала, что самый высокий шанс для нарушений дисциплины в течение первого часа после отбоя. Когда в одиннадцать вечера Коростелев пришел в казарму, он сразу понял, что что-то происходит по поведению дневального, замешкавшегося с докладом. Мимо него в туалет проскочил рядовой Овчинников – в трусах и майке. Расспрашивать – получить дежурный ответ «по нужде». Лейтенант просто проследовал следом и обнаружил в туалете сержанта Прохорова, в галифе, но без гимнастерки. Лицо его было застывшим и бледным – он был пьян.

– О, летеха… – Коростелев впервые услышал данную ему солдатами кличку. – Вот вы и поможете мне отослать ей сапог.

Действовать надо было немедленно, не допуская ненужного развития ситуации в соответствии с простой установкой капитана Туркина – это даже не «как бы чего не вышло», а «как бы нас ни в чем не обвинили». С минуты на минуту в казарму мог прийти с проверкой кто-либо из командования дивизиона, которых из-за полученного предупреждения об учебной тревоге задержалось в расположении много, включая Бульдозера. Через полчаса-час мог случиться информационный взрыв полкового масштаба: злостное нарушение дисциплины зафиксировано у отличника боевой и политической подготовки, сфотографированного у знамени части, члена партии сержанта Виталия Прохорова. В событии был заложен какой-то вышедший за пределы логики абсурд. В профилактике нарушений ни шмон солдатского имущества, ни положительная репутация сержанта, ни обещания очередного поощрения, ни возможность демобилизоваться одним из первых в своей возрастной группе не срабатывали.

– Сержант Прохоров, пройдите в канцелярию! Все остальные – по своим местам спать!

Пока перемещались, не быстро, не медленно – с уважением к себе и к лейтенанту – из рассказа Овчинникова выяснилась причина срыва. При раздаче почты вечером сержант получил из дома письмо, по солдатской традиции ему отмерили три удара им по носу и оставили знакомиться с содержимым. Никто не заметил его неуставных действий, но после отбоя по его брожению в туалет и обратно поняли, что что-то случилось. Жизнь ворвалась в казарму без команды, подвергая разрыву уставные требования. До отбоя ничего необычного не было. Овчинников, спавший на втором уровне над кроватью сержанта, проснулся от того, что уловил запах алкоголя, исходившего от Прохорова, стоявшего между кроватями, окликнул и в ответ услышал сообщение, что его подруга, фотографию которой он хранил во внутреннем кармане гимнастерки, выходит замуж. Письма ему писали мать и сестра, раз в месяц, для экономии в одном конверте, так что информация должна быть достоверной. Сослуживец сразу понял, что дело дрянь, но набрался терпения, ожидая, что сержант, воспринявший горе сердцем, успокоится. Время шло, но Прохоров все бродил и не находил покоя. Овладев первичной информацией, Коростелев вошел в канцелярию. Сержант сидел на стуле, раскинув ноги и безвольно опустив между ними руки, словно оплавленная свечка стекал вниз к полу. На лице его застыла унылая улыбка, и две морщинки замерли в уголках рта. Его было жалко. Прохоров с перекошенным лицом, шмыгая носом, беспомощно переводил взгляд с лейтенанта на мутное окно, продолжать бормотать про отправку сапога посылкой – среди рядового состава бытовала традиция таким образом оформлять разрыв с неверной подругой.

– Ругать меня будете? Упрекать? – сержант демонстрировал готовность к воспитательной работе. – Я правду ищу. Где она, правда-то? Ведь очень обидно. У нас же уже все было, как положено, вот что важно. А теперь? Пусть она себе сапог туда засунет, если так захотелось… Вот скажите мне, вы посылку отправите?

Прохоров с надеждой остановил мечущиеся глаза. Объяснять ему про ожидаемую учебную тревогу и вероятную проверку казармы представителями командования не имело никакого смысла. Нужно было немедленно успокоить и отправить спать, оставив на будущее дисциплинарные разборки.

– Я уснуть не могу, поэтому и сходил на поляну за спиртным. И это не помогает! Не знаю, что делать… – Прохоров провел ладонью по своему лицу и снова уставился на лейтенанта. – Я домой хочу! – желания продолжали раздирать сержанта, он словно не помнил, где находился. – Ну выпил немного, не потому что захотелось повыпендриваться, а потому что не выпить не мог. И ведь не берет! У меня смысл был раньше уйти на дембель, я верил, что я кому-то нужен, торопился, а теперь?

– Ты что пил? – для поддержания разговора спросил Коростелев, испытывая бессилие для разрешения скандальной ситуации.

– Да какая разница, что пил? Мне разрядка нужна. Забыться хочу.

– Где взял? – такой же дежурный вопрос, что и предыдущий.

– Известно где – на поляне! – получилось, что несмотря на уже раскрытую информацию о функционировании «поляны», как места неуставного развлечения и добычи личным составом самогона, ничего не сделано для ее прикрытия. Ясно, что силами особого отдела, занятого своей серьезной работой, невозможно это сделать, а остальные десятки офицеров не знали и не видели вреда этого места и процветающих там нравов, а если знали, не считали своей обязанностью бороться. Милицию же поляна совсем не беспокоила.

– А заодно и девчонку с поляны совратил? – Виктор вспомнил Настины упреки.

– Не-а, на поляне все по взаимному согласию. Если бы кто-то кого-то там к чему-то принуждал, она бы перестала функционировать. Тебе проще: и в городе выбор огромный, чачача танцуешь и к фельдшерице в дивизионе похаживаешь, – Лейтенант напрягся, услышав объяснение сержанта. Это не было ревностью, а скорее выраженной защитной реакцией на грубое вмешательство постороннего человека в его личные дела. – Они сильно кричат во время секса?

– Не твое это дело! – недовольно ответил Коростелев.

– Я где-то прочитал, что крик женщины во время секса означает изменение ее представления о своем социальном статусе. Если для нее это просто удовольствие – она приятно мурчит. Если означает повышение в социальной иерархии – крик будет оглушительным. Моя кричала, и я верил, что для нее много значу. Вот ведь дура, не поняла, за кого надо держаться… Не дождалась!

Обескураженного лейтенанта задело рассуждение сержанта о его личной жизни, и он напряженно смотрел на него.

– Ну что ты, лейтенант, как девочка! Не нравится? Съезди мне по роже, чтоб успокоился! – Прохоров предложил шелестящим голосом. – Чего менжуешься!

– Нужно успокоиться и лечь спать! Случилось событие неприятное, но не фатальное. Время все залечит, – ровным голосом постарался говорить лейтенант. Сержант подумал, пожевал губами и без всякой эмоции не согласился:

– Не знаю… Не берет… До чего тяжело и пусто. Поговори со мной о чем-нибудь.

Хотелось по-быстрому уложить сорвавшегося сержанта спать и отправиться к уже ожидавшим продолжения преферансной пульки партнерам. Заниматься воспитательными действиями было бессмысленно – сержант ни о чем кроме сапога в посылке не думал. Спустить на тормозах тоже нельзя – есть свидетели нарушения уставных требований. Виновных, понятно, найдут и накажут, первым будет офицер, допустивший такой провал. Чем объяснить преферансистам причину задержки в казарме? Должны быть весомые основания заставить их ждать, расспросов не избежать.

– Ты ляг, и спокойствие само придет, – Коростелев механически продолжал искать разрешение выявленных обстоятельств.

– Обещайте, что сапог отошлете, и я пойду в нору.