– Если кто-то сам хочет продекларировать себя недоофицером, нам остается только принять ответные меры. Два нарушения – гауптвахта, продолжит играть в свои игры – трибунал. Дисциплину никто не отменял и для двухгодичников. Итак, заключаю. Прикажут служить – служи. Прикажут изобретать или разрабатывать научные идеи – изобретай и разрабатывай. Армейскую поговорку, применяемую обычно к солдатам, «Не знаешь – обучим, не можешь – заставим», можно трансформировать для вас в казарменное положение, чтобы все время было посвящено обучению, но я думаю, мы хорошо поговорили, и вы все поняли. Поэтому принимаю решение: даю две недели на подготовку всех, не имеющих допусков, и проведение зачета. Лично проконтролирую, какие у вас результаты. Те лейтенанты более позднего призыва, которые аналогичного допуска еще не получили, пусть готовятся к той же дате. У вас, лейтенант, все допуска получены? – неожиданно начальник штаба дивизии обратился к Коростелеву, сидевшему наискосок от центрального стола в классе и внимательно внимавшему словам командира.
– Думаю, что я уже готов к зачету! – неожиданно для всех дерзко ответил Коростелев. Майор Дибунов внимательно посмотрел на вставшего лейтенанта, как институтский преподаватель смотрит на студента, заявляющего, что все знает, взвешивая, погонять ли этого выскочку заковыристыми вопросами или сделать снисхождение в качестве бонуса за проявленное рвение. Открытый без подхалимажа или боязни взгляд, стрижка бобрик, на лице спокойствие, под незаношенной форменной рубашкой просматриваются мускулы …
– Ну что ж, похвально, – майор одобрительно качнул головой, демонстрируя благосклонность проявлениям редких среди двухгодичников служебных амбиций. – Подполковник Ваганов, организуйте комиссию для приема зачета. Нужно приветствовать и поддерживать сознательное отношение к службе. Cлужба в армии – это жизнь с бонусом: в плане ее организации за тебя все продумали и сделали, любой позитив не останется не замеченным. – По характеру проделанного действия нужно бы сказать, что начальник штаба дивизии окинул присутствующих отеческим взором, но даже несмотря на мощный образ майора и его авторитарность, возраст не соответствовал такому определению, все-таки это была встряска младших братьев-шалунов старшим. – Не надейтесь, что это разговор для галочки, что вас немного повоспитывают, для порядка чуть прижмут к стенке, а потом махнут рукой и оставят в безмятежном ожидании увольнения в запас. Надеяться – это воообще из бабской психологии, мужчина должен контролировать и обеспечивать. Меняйте отношение к службе. Не меняются только дураки и покойники, надеюсь среди вас таких нет. А дураков, как известно, и бог не любит! Всем все понятно? Пожелания какие-нибудь, о которых мне, как начальнику штаба дивизии, знать нужно, есть?
Дибунов поднялся со стула, ладно влитый в рубашку с широко расставленными погонами. Это было завершение разговора. Лейтенанты молчали, подавленные и уязвленные. Им четко сказали, что от них ждут рвения в получении высоких конечных результатов, а вот делать это ну совсем не хотелось. По-легкому проскочить двухлетний период службы не получалось, им продемонстрировали готовность применить высокую требовательность для достижения безукоризненного и безусловного исполнения своих обязанностей и поставленных задач. Из желаний осталось только одно – поскорее вырваться из поля зрения требовательного командира. С ускорением вышли из класса, как только получили на то разрешение. Оказавшись вне штабного здания, без пригляда старших по службе, Кириенко высказал свое недовольство поступком Коростелева:
– Ну ты выскочка! Кто тебя просил выпирать себя в готовности к зачету? Мог бы скромно подыграть остальным и сказать, что тебе требуется время для самоподготовки, а не выделяться в лучшую сторону, как сказал бы кадровый военный, – рьяно принялся он наставлять сослуживца.
– Не мешай, Сережа, – неожиданно Коростелеву поддержку оказал Княжнин, сглаживая противоречия. – Если человек находит в служебном рвении свое развитие и готов идти на жертвы – все во благо.
– Кому во благо? Мне эта подготовка к зачету под контролем старших товарищей все текущие планы ломает. А в батарее теперь с меня не слезут, пока допуск не получу. – Кириенко был похож на рассерженную птицу, готовую выбросить крепкий клюв в любом направлении. – Я так понимаю, что даже после сдачи на допуск к несению службы начальником боевого расчета батареи, нас все равно будут привлекать на дежурство помощниками в девятку, потому что помощников тоже не хватает! Из-за его рвения нам только нагрузку увеличат!
– Тоже верно! – громко рассмеялся Княжнин. – Если двухгодичник не переходит в кадровую службу, то за его два года нужно задействовать во всех стратегических и тактических направлениях. С полной выкладкой, с подчинением личных интересов требованиям командования. В политорганах это обзывается проявлением гражданского долга и патриотизма. Похоже, они считают, что гражданский долг и патриотизм можно проявлять только под их просвещенным надзором так, что от скуки скулы сводит.
Алексей довольно точно описал служебную ситуацию двухгодичников, и сослуживцы стихли, обходя острые углы. Все же удобнее скрыться за ширмой, чем открыто признаваться, чем ты живешь и какие у тебя интересы.
7
C точки зрения двухгодичников, счастливее расклада службы, чем у помощника начальника штаба дивизиона, было трудно представить: главная задача – бумажную работу содержать завершенной, выглядеть подтянуто, форму иметь опрятную, а сапоги или ботинки – в зависимости от выполняемого по графику функционала – начищенными, ну и раз в две недели выходить на дежурство старшим дежурного расчета дивизиона. В солдатских казармах делать было совсем нечего – не помощника это дело. Ну если есть желание, то можно вмешаться в развивающуюся на твоих глазах неуставную ситуацию или напомнить первому попавшемуся солдату, что отдавать честь проходящему офицеру нужно с молодцеватым видом. Обычно помощник проводил время в служебном кабинете в штабном здании, а освободившись – с удовольствием присоединялся расписать преферансную пульку, невинная игра на интерес легко убивала время, переходы от офицерского общежития в штаб или к командному пункту и обратно обращались в неторопливые прогулки. От такого распорядка фигура капитана Левко дышала здоровьем, лицо было симпатично свежим, а щеки отсвечивали детским румянцем, нагулянным на свежем воздухе.
Двухгодичники любили выходить на дежурство вместе с ним, тихий, спокойный и в то же время уверенный голос капитана располагал к себе, в манере говорить не было никаких повелительных интонаций, никаких властных ноток. Более того, в дежурном командном пункте у него находилось время не только на исполнение необходимых записей в журнале, наблюдение за сигнальными лампами на пультах, ответы на телефонные звонки, назначение и изменение пароля для прохода в дежурную зону, но и на разговоры с лейтенантом-помощником, игру в шахматы, просмотр телепередач. Имелась у капитана небольшая слабость, казавшаяся двухгодичникам милой и симпатичной. Когда обстановка была спокойной, после короткого уединения за занавеской справа от входа в командный пункт он подчищал бархоткой свою обувь, придирчиво изучал свою форму в зеркале, всегда тщательно выглаженную с ровными пластинками погон, и выглядел он так, как будто только что вышел из бани, с ясным добрым взглядом и четкими движениями, а запах коньяка проступал только тогда, когда он укладывался на кушетку «ввести в заблуждение противника». В ночную смену время отдыха между начальником дежурной смены и его помощником обычно делилось пополам, но за старшим по званию и возрасту закреплялось право «первого прикладывания».
Обязанности помощника дежурного по командному пункту, которые возлагались на лейтенантов-двухгодичников – самые нехлопотные в составе дежурной смены дивизиона – были формализованы текстом из восьми пунктов, прикрепленным к стенду на входе. Какой-то шутник из бывалых двухгодичников от руки дописал к нему девятый пункт: «Режим питания кошки Муськи», и командование как-то не замечало такой самовольной приписки, означавшей, что после ассистирующих действий дежурному у помощника всегда оставалось время поиграть с этим ласковым существом, прижившимся на входе в «девятку».
Пока капитан Левко выполнял формальности по пересменке, просматривая и подписывая записи в журналах, Коростелев достал из своей планшетки для чтения книгу, информационные сборники Главного политуправления Советской армии и газеты для подготовки к политзанятиям с солдатами. Это было их первое совместное дежурство, хотя в преферансных ристалищах в офицерском общежитии они уже пересекались. Конспектирование материала и подготовки программы планируемого занятия в присутствии возможного контролера – разумный очевидный ход. Задребезжал зуммер телефона связи с командным пунктом полка. Лейтенант по знаку Левко ответил, и ему продиктовали шифровку под запись и потребовали зачитать, что вышло. Набор цифр был принят без ошибок. После этого звонивший дал указание передать шифровку командиру расчета без промедления. Коростелев подтвердил готовность к исполнению команды:
– Есть передать сообщение командиру расчета в собственные руки!
Командный пункт полка без дальнейших церемоний и указаний отключился. Левко, оценивший по прослушанному разговору, что произошло, молча положил перед своим помощником таблицы кодирования и сделал широкий жест, какой иллюзионист делает для публики перед эффектным продолжением номера.
– Работайте, молодой человек! Первые две цифры – страница данной книжицы, вторые две цифры – строка на этой странице. Ну а далее – порядковый номер буквы в алфавите, измененный прибавлением указанного в выбранной строке числа. Все числа в строке используются по очереди, по окончании строки снова используется первое число.
Поработав с книгой шифровальных ключей, Коростелев получил запрос: «Доложить о потерях личного состава». Виктору показалось это неуместным и необоснованным, не относящимся к реальной ситуации в мире, в полку и дивизионе. Он поежился от неприятных ощущений, все-таки «потери» – это где-то в Афганистане, но не в его службе в европейской части СССР, не в его окружении. Не с ним.
– Ну что запрос шокировал? Это замкомандира полка подполковник Еланский нас тренирует. Он единственный со времен Кубы использует набор запросов, срежиссированных событиями Карибского кризиса. Отвечай, как есть: ноль убитых, ноль раненных, – проинструктировал Левко. – Можешь позвонить дежурному по дивизиону для проверки.
Лейтенант зашифровал ответ с помощью таблиц и по телефону передал в командный пункт полка полученный набор цифр. Когда долгое время находишься с кем-то приятном в отношениях в замкнутом пространстве, возникает явная душевная открытость. Не исключено, что об этом было известно и Фрейду, но бункеров в его распоряжении не было для формализации наблюдений в виде публикации. Виктор воспользовался ситуацией с упоминанием старшим по службе исторических событий и обратился к Левко:
– Товарищ капитан, расскажите о командировке на Кубу! – стараясь быть вежливым, предложил лейтенант.
– Значит, тебя Виктором звать? И меня в неофициальных ситуациях зови Петром Ильичом! – капитан говорил с тем тоном бравирующего панибратства, который свойственен офицерам, постоянно по службе контактирующим с начальством, но не добившимся больших чинов и в душе готовившимся к пенсии. Из-за имени-отчества Левко лейтенанты-двухгодичники за глаза звали его «Композитором». – Так вот, Витя, что про Кубу рассказывать! – вздымая глаза к небу капитан ответил фразой, которая означала, что есть о чем говорить, но имеется много факторов, сдерживающих язык. – Когда-нибудь обязательно расскажу, как все было, что запомнилось и что вспоминать не хочется. Выйду на пенсию, делать будет нечего, вот и предамся воспоминаниям. Хотя говорят, что каждый очевидец, со временем забывая подробности, немного врет, – Оценив, что лейтенант выжидал продолжение рассказа, капитан через паузу продолжил: – Для меня эта командировка – главное событие жизни. Мы были молоды, могли выносить чрезмерные нагрузки и ощущали свою причастность к важнейшему делу. Очень понравилась Куба – страна, природа, люди, язык. Однажды повезло перед рассветом оказаться на высоком берегу Карибского моря. В утреннем сумраке я смотрел в сторону, где ожидался восход солнца, море было темное, и вдруг на поверхности воды образовался ярко голубой, флуоресцирующий овал, который быстро увеличивался в мою сторону и одновременно расширялся в стороны и исчез, когда небо посветлело и слилось со своим отражением, и лишь затем прорезался в багровой дымке на горизонте алый кусочек солнечного диска. Вся эта цветомузыка – в течение минуты-двух, не больше. Я такого цвета морской воды никогда больше не видел. Первоначальное впечатление было, что присутствуешь при уникальном явлении, но потом при анализе приходишь к выводу, что наблюдать такое можно каждый день. Физическая природа этой цветомузыки понятна: солнечные лучи еще не взошедшего светила преломились через линзу водяной массы, земля ведь круглая, отсюда флуоресцирующий эффект и зримое изменение размера подсвеченного овала. Но красота неописуемая! – «Композитор» несколько секунд помолчал, поддавшись яркому воспоминаю. – Поэтому я дочку, родившуюся вскоре после возврата с острова Свободы, назвал Мариленой – вы случайно не знакомы друг с другом? – Коростелев отрицательно покачал головой, сохраняя выбранный рубежанской носительницей такого редкого имени конспиративный стиль общения. – Странно, мне казалось, что молодые в нашем городе все друг друга знают. В загсе сначала загалдели, что нерусское имя нельзя использовать, но я схитрил: Маркс и Ленин вместе – Марилена, против такой идейности не попрешь! – с чувством закончив свои пояснения по имени дочери, Левко задал неожиданный вопрос. – Подворотнички к полевой форме сам подшиваешь или есть заботливая женская рука?
– Да нет, сам справляюсь…
– Ну как говорится, либо ты в лузу уложишь, либо тебя. – Левко двусмысленно хмыкнул, наблюдая сдержанную реакцию лейтенанта. Внимательное выражение лица лейтенанта подвигло капитана продолжить рассказ. – Так построена жизнь: стремление сделать что-то важное, развитие событий в пиковом режиме, яркое достижение, а потом – резкий спад и стагнация. И все как у всех, и судьба не подбрасывает новых шансов себя проявить. Кто как может, и живет, и служит, и своей шкурой ощущает, что великое свершение жизни не вкладывается в фундамент яркой и быстрой карьеры. И в других видах войск тоже самое: у летчиков, у моряков, связистов и штабистов. В рост пошли характеры, умевшие приспосабливаться – удаль и ширь в мирном раскладе службы не нужны. Особо ершистых быстро приструнили аттестационными формулировками типа «зазнался и требует повышения политического уровня». Так главное событие в нашей службе оказалось для нас ловушкой – любое заявление о нем не приветствовалось, а не гордиться мы не могли, – своим пояснением капитан дал понять, что он уже дошел до того состояния, которое называется зрелой мудростью: хранил накопленные впечатления, соотнес важное со второстепенным и не мучился этим, с благодушной иронией относясь и к собственному опыту, и к отсутствию его у многих других. Отвлекшись от воспоминаний, Левко завозился с электрочайником, заваркой чая и наполнением чашек.
– Вы же тоже, как и Ваганов, на службе с самого начала формирования ракетных войск? – Виктор напомнил об информации, неожиданно выданной двухгодичникам на недавней встрече начальником штаба дивизии. Капитан Левко, прихлебывая чай, разместился за пультом начальника боевого расчета дивизиона.
– Да, летом 1959 года со студенческой скамьи был призван курсантом на военную службу. Специальность инженера-механика по ракетным системам вдохновляла на глубокое освоение материала, была гордость за причастность к формированию нового вида войск. Надергали таких, кого из института, кого из авиаучилища, кого из артиллерийского. Причастность к новому делу всегда дает шанс на хорошую карьеру – шансы кажутся для всех одинаковыми. По окончании курса сразу попал в нашу дивизию. Рубежанского полка тогда еще не было, он появился после Кубы. Начинать было трудно, без конца решая возникающие проблемы организационного периода. Управление лихорадило, отсюда постоянное формирование– переформирование структур, штатов, изменение мест дислокации, как следствие, недостатки в обеспечении, комплектовании частей. Сотни лиц перемещались с места на место, жилья не хватало, материально-техническое обеспечение отставало от потребностей. Как всегда, забота о строительстве жилья, объектов социально-культурного и бытового назначения была обозначена, но на всех служащих не распространялась. Шло ускоренное строительство боевых стартовых позиций батарей, хранилищ ракет, головных частей, ракетного топлива. С заводов отправляли вооружение и технику при неготовых позициях. Необходимо было обеспечить приемку, проверку, постановку на учет и хранение. Одновременно шло обучение личного состава и отработка регламентов работы. Это сейчас ты в учебном классе книжку открыл, и в ней, как картина маслом, весь процесс работы отделения и батареи написан с указанием отпускаемого норматива на выполнение каждой операции. А тогда и учебных классов не было. И регламенты были сырыми, уточнялись в процессе освоения техники, да и техника не была такой, какой ты ее сегодня видишь – все улучшалось и доводилось. Одновременно строились казармы, штабы, объекты жизнеобеспечения. И тренировки на всех уровнях для отработки взаимодействия личного состава, каналов управления и оперативной работы. Веселое было время – наставников не было, все обучались с нуля, сюрпризы могли появиться в любую минуту. Добиться чего-то можно, действуя в трудных обстоятельствах. Каждый это понимал и видел в этом шанс себя проявить.
В это время в командный пункт вошел начальник штаба дивизиона майор Северов, принял доклад капитана Левко о несении дежурства и отсутствии происшествий. Затем обратил свое аскетичное лицо к Коростелеву:
– Как служба идет, товарищ лейтенант, есть проблемы?
– Никак нет, – звонко ответил лейтенант, заулыбавшись проявленному к нему вниманию командира. – Проблем нет, но есть смущение. Вот я на дежурстве при исполнении обязанностей воинской службы все время нахожусь с пистолетом, а навыков стрельбы у меня нет. На сборах в институте мы, как курсанты, имели дело только с автоматами. А здесь перед дежурством в штабе получаю пистолет для ношения, но при необходимости вряд ли сумею его правильно применить и использовать, разве что рафинад рукояткой расколоть.
Майор строго посмотрел в глаза лейтенанта, чуть задумавшись, хмыкнул и обратился к капитану Левко:
– Петр Ильич, недоработка у нас вышла. Не учли мы, что на офицерских должностях у нас находятся гражданские лица, знакомые только с рафинадом и прочими элементами сладкой жизни, а про скромность и дисциплину имеющие понятие лишь понаслышке. На этой же неделе надо провести с лейтенантами теоретические занятия и практические стрельбы из пистолета Макарова. – После этого перевел взгляд снова на Коростелева. – Освойтесь с пистолетом и служите без смущения!
Затем он зашел за пульт, открыл металлический шкаф и выложил перед лейтенантом брошюру «Инструкция по скрытному управлению войсками».
– Изучайте, лейтенант! Это тоже необходимо на дежурстве, а также для повышения роли помощника командира дежурной смены дивизиона. А ты, Петр Ильич, проконтролируй усвоение материала.
После ухода начальника штаба Левко с облегчением произнес:
– Спасибо тебе, что не подкузьмил нас на счет пистолета в присутствии начальника штаба дивизии Дибунова. Конфуз был бы серьезный. Почему раньше не заявлял о неумении пользоваться пистолетом?
– Во-первых, получать его в руки я начал только с первым выходом на дежурство, а это произошло чуть более месяца назад. Во-вторых, подкузьмить – это не из моего арсенала действий, а обратиться к майору Северову меня спровоцировал его вопрос о проблемах и мое логическое заключение, что если пистолеты хранятся в штабе, то и обучение обращению с ними находится в ведении начальника штаба дивизиона.
– А рафинад – это не подкузьмить? Скажи спасибо, у Василия Порфирьича было хорошее настроение, а так он вольностей не любит и следит за точным соблюдением уставов и предписаний регламентных документов.
– Да я просто в тот момент вспомнил поговорку «Тяжело в деревне без нагана – нечем даже сахар расколоть».
– Вспоминать можно все, что угодно, но нужно думать, что говоришь! – резко заметил капитан. – Ну теперь не до воспоминаний! Читай, что не понимаешь – спрашивай! Начштаба обязательно проверит твои успехи. Так уж получилось, что с шифровкой-дешифровкой ты уже немного освоился. А попрактиковаться в стрельбе из пистолета сможешь в самом скором времени – я займусь программой подготовки.
– У майора Северова на орденской колодке есть ленточка ордена Красной звезды. – Во время общения с начштаба Коростелев это внимательно разглядел. – Это же боевая награда, как я знаю, за что ему ее дали?
– А ты бы у него сам спросил!
– Растерялся и не успел…
– Да он тебе и не сказал бы. Для него ответственность значит больше гордости за полученную награду. Он же подписку давал и отступиться от нее никогда не сможет. На Кубе он был начальником стартового отделения, как ты, Витя, и его батарея первой привела свою ракету в боевое положение. За это и отметили.
– Сколько всего участников кубинской экспедиции служит в нашем полку?
– Поначалу было очень много. Потом жизнь пораскидала, осталось человек сорок-пятьдесят.
– Ого!
– Вот тебе и ого, Витя! Мало кому эта экспедиция помогла в служебном росте. – Капитан выразительно развел руками в стороны. – Ладно, хватит воспоминаний, выполняй задание начальника штаба по изучению инструкции.
Виктор начал чтение книжки, и по первым строчкам «о применении в оперативном управлении командных пунктов» понял, что она предназначена для руководителя дежурной смены, а не для его помощника.
– Зачем мне это изучать, если ответственным за исполнение инструкции является начальник смены?
– Это для перестраховки и развития позитивных процессов в привлечении молодых офицеров к управлению. В «девятку» на дежурство попадают люди старшего поколения, память которых не так крепка. Вот вам, молодым, и полагается проявить рвение, если начальник смены начнет закапываться, растерявшись.