Затяжной конфликт. Роман

– Это Вы о чем? – спросил Максим.

Павел Матвеевич ногтем отчеркнул в оглавлении одно из названий и потребовал:

– Прочитайте!

Максим стал читать.

Третий президент Приамурья

Дмитрий Владимирович Чжао, третий президент Приамурской Республики, правил недолго, как и его предшественники. Через полгода после инаугурации его любимый евнух устроил государственный переворот. Поутру население Республики узнало, что на внеочередных президентских выборах оно единогласно проголосовало за евнуха.

– Во дает! – сказало население и продолжило браконьерский лов рыбы в речных и морских водах страны. Оно мало интересовалось политикой.

Молодое государство не могло обеспечить своим гражданам того, что обещал каждый новый президент. Работы не было. Жизнь дорожала. Пособие по многодетности заменили налогом на детей – иначе Китай не заключал договора о военном сотрудничестве. А без этого никак: Россия, не признавшая независимости Приамурья, послала на восток войска. Они добрались до наспех оборудованной границы, постояли, поглазели на невозмутимых раскосых пограничников и отправились восвояси.

Третий президент тщетно надеялся, что народ поднимется на его защиту. Лишенный средств связи, он не мог обратиться с воззванием. Его деньги были изъяты в доход государства и тут же украдены мерзким евнухом. Лишь жалкие двенадцать миллионов долларов, о которых никто не знал, продолжали храниться в банке на Каймановых островах. Сидя под домашним арестом, охраняемый взводом автоматчиков, он писал мемуары. По средам заглядывал сотрудник Совета государственной безопасности – СГБ – и проверял компьютер Дмитрия Владимировича. Ежедневно приходила домработница – майор СГБ, небрежно стирала пыль и дотошно изучала все бумаги, включая выброшенные в корзину. Излишние предосторожности. Экс-президент и без того понимал: одно нелестное упоминание о евнухе – и тот поступит с ним так же, как он сам поступил со своим предшественником.

Дважды в месяц Дмитрию Владимировичу присылали мужеподобную жрицу любви, большую мастерицу своего дела. Ее звания в СГБ он не знал, но подозревал, что это она выведала у первого президента, в каком банке на Багамах тот хранил свои скромные сбережения. Поэтому даже в самые интимные мгновения он тщательно контролировал себя, не допуская даже мысли о Каймановых островах. На всякий случай он избегал упоминаний о кайманах, аллигаторах, гавиалах и прочих крокодиловых. Оставшаяся с детства любовь к зоологии предоставляла ему множество других тем для беседы: он увлеченно рассказывал о динозаврах, текодонтах, драконах острова Комодо, галапагосских черепахах и гигантских анакондах.

Так прошло три месяца. Уже были описаны детство и юность, знакомство с будущим первым президентом и служба у второго. Правда, предавать гласности свои деликатные обязанности на этой службе узник не стал. Народ не хочет читать о том, как он носил за президентом чемоданы и нанимал девиц по сопровождению. Народ любит героические эпопеи. В этом жанре Дмитрий Владимирович и стилизовал свои воспоминания.

Но вот однажды он распечатал готовые главы, перечитал их… Не то! Совсем не то! Он смял листы и швырнул их на пол. Нет, этого недостаточно: завтра домработница разгладит и прочитает. Он щелкнул зажигалкой и поднес ее к скомканной странице. Как Гоголь – его любимый писатель. Он тоже сжег свое лучшее творение. Пусть же никто его не увидит. Неблагодарный народ не заслужил такого подарка. Почему он не восстал, не растерзал евнуха-узурпатора? Почему не освободил своего Президента?

Бумага ярко пылала на полу. В дверь стучали охранники. Загорелась скатерть на журнальном столике. Вспыхнул паркет из бесценного фиолетового амаранта. Экс-президент бросился к окну, но до него было не добраться: по всей комнате уже бушевал огонь…

Когда пожар погасили, от дома оставались одни головешки. Среди них нашли обгоревший скелет и оплавившуюся вставную челюсть третьего президента. Первые главы его мемуаров, сохранившиеся в компьютере СГБ, вскоре были опубликованы, но не получили читательского признания.

На этом историю Чжао можно было бы закончить, если бы год спустя не обнаружились тайный подвал и подземный ход, ведущий из сгоревшего дома на побережье. В подвале хранились мужские и женские наряды, а также скелеты обезьян, когда-то приобретенные президентом – любителем зоологии. Итак, он не сгорел, а сбежал, переодевшись до неузнаваемости и подбросив в комнату скелет гориллы или орангутана, сходных с ним по комплекции! Журналисты предположили, что ему удалось утаить кое-какие сбережения и теперь он безбедно живет где-нибудь в Венесуэле под чужим именем.

И последнее. Отдыхая на острове Большой Кайман, автор этой повести встретил беззубого мужчину в женском платье. При виде соотечественника незнакомец разрыдался и под шум прибоя рассказал свою историю.

– Я законный президент Приамурской Республики, – шамкал он, – а эти аллигаторы мне не верят. У меня нет документов, я всё забыл. Номер счёта, пароль, секретную фразу. Помогите мне!

Чем я мог ему помочь? Разве что дать двадцать центов. Это я и сделал.

– Дочитали? – спросил Павел Матвеевич.

– Да. Ну и что?

– Жив, каналья! Должен мне полтора лимона.

– Долларов? – уточнил Максим.

Хвостов посмотрел на него с сожалением.

– Ну не рублей же! Сразу, как окончится эта заварушка, лечу на Большой Кайман. – Под «заварушкой» он, по-видимому, подразумевал Армагеддон. – Вытрясу из него всё до последней копейки. До последней копейки.

– Так у него же ничего нет.

– Врет. Кредиторам очки втирает. Я его, э-э-э… мерзавца, хорошо знаю. Чтобы он – да забыл что-то, касающееся денег? Врет! Я подчеркиваю: врет. Получил известие о своем разоблачении – и стал ходить, соотечественникам лапшу на уши вешать. Именно на уши. Думает, ему, подлецу, все поверят, что он нищий. Эх, жаль, я этих статей вовремя не прочел, ничего не знал. Ну, зато теперь знаю. Со мной его штучки не пройдут. Но учтите, э-э-э… молодой человек, информация конфиденциальная, разглашению не подлежит.

Он изучающее поглядел на Максима, решая, нужно ли брать с него расписку о неразглашении, и, не прощаясь, удалился.

* * *

На другой день Хвостов-Стахов разыскал Максима в расположении его сотни. Представителю президента нужен был собеседник. Точнее, слушатель.

– Не хотите ли совершить… э-э-э… небольшую сэппуку, как выражаются японцы? Именно японцы.

– Сэппуку? Ритуальное самоубийство? Не хочу.

– Что Вы?! Не в этом смысле! В смысле небольшую… э-э-э… прогулку по лесу. Подальше от лишних ушей. Я подчеркиваю: ушей.

Уединение понадобилось Павлу Матвеевичу для сообщения очередной конфиденциальной информации:

– Прозябание в этом лесу не способствует сохранению бодрости духа. Мы с Вами – из немногих тут интеллигентных людей. А так – сплошные маргиналы. Именно маргиналы. – Привычное надменно-пренебрежительное выражение его лица сменилось гримасой величайшей брезгливости. – Какие-то безобразные панки, неведомо как сохранившиеся толкинисты, бомжи…

Это было недалеко от истины, но Максима привлекала как раз пестрота местного люда. Где еще встретишь столько разнообразнейших персонажей, от юных кришнаитов до седовласых столпов общества?

– Вы уж меня простите, но и в Вашем подразделении культурный уровень… э-э-э… оставляет желать лучшего. Подчеркиваю: много лучшего. И, главное, эти комары. Разве можно с этим смириться?

Он и тут был прав. Архистратиг оказался неважным стратегом. В то время, как армия Черного Рыцаря расквартировалась в деревнях и на прилегающих к ним полях, Небесное Воинство сидело в болоте, всё более теряя боевой дух. Такое вот кесарю кесарево.

* * *

Следующий визит Хвостова-Стахова оказался неудачным: к несчастью для себя, он наткнулся на Серегу. Тот успел где-то пропустить стаканчик и встретил Павла Матвеевича радостным:

– Павлуша! Ты, … (непечатное слово), чё приперся? Думаешь, тебе тут нальют? Да ни в жисть. У нас типа сухой закон.

– Э-э-э… Э-э-э… – протянул оторопевший Павел Матвеевич; подумал и добавил: – Э-э-э… Э-э-э…

Еще подумал и заявил:

– Прекрасное чувство юмора у молодого человека. Именно юмора.

– И сатиры, – встрял Славка.

– Замечательная у нас молодежь! – всё более вдохновлялся Хвостов. – Подчеркиваю, молодежь. Боевая, остроумная. В молодости я был таким же.

– Пал Матвеич, Вы были молодым? Неужели? – изумился Слава.

Хвостов тут же заглотил приманку и пустился в воспоминания:

– Я, юноша, начинал с нуля. Именно с нуля. Младший из трех братьев, мать-одиночка, комната в бараке. Именно в бараке.

– Ужас! – поддакнул Слава.

– Казалось, никаких перспектив. Но всё же я добился должности рядового… э-э-э… комсомольского работника. Вы спросите, как? Очень просто. Надо проводить верную политику. А главное, молодой человек, никогда не выглядеть самым… э-э-э…