Глобус Билла. Третья книга. Бык

Билл тем временем влез:

– Да вроде доктора. За хлебом слетать, то сё.

Билл почему-то провёл у горла. Неизвестный спокойно отнёсся к такой вульгарщине, но вопросительно приподнял одну из пары соболиных, с серебром бровей.

Билл понурился, на всякий случай – хитрюга – делая вид, что у него нечаянно вырвалось, от усталости.

– Ах, вот как… – Сказал неизвестный.

Он приблизился – с Биллом он был одного роста и вдруг с размаха хлопнул по биллову плечу.

– Вижу, у вас пересохло с дороги. – Не сразу убрав руку и задержав её разве что на полмгновения дольше, когда это стало бы чересчур, молвил он очень учтиво. – Сир…

Он обернулся и, весь подавшись в сторону Шанни, сдержанно и сердечно молвил:

– Благородные путники – редкие птицы. К вашим услугам… леди… господа… Я устал, здешнее общество опротивело мне.

Он взглянул на толпу возле ямы и промолвил, как бы в задумчивости:

– Ах, вы мерзкие тупые грязные лулу.

Голос звучный, а тон ровный. Билл решил, что неизвестный шутит. Потом пригляделся, и господин подал ему безмолвный мимический сигнал.

Билл облегчённо вздохнул.

– А я вижу, что язык жестов велик – как наша Родина, и непотопляем.

Кто-то из особо мощных и тёмных лицом, сгрудившихся поодаль, обернулся на окрик величественного старика и кивнул на жест.

Старый гигант отошёл к ним, обернувшись мельком, и усмехнулся только ртом.

– Загробные верования?

Билл видел, что люди понесли оружие вроде автомата и положили в гроб на плечо усопшего. Распорядитель стоял, сложив руки на кожаной, не сходящейся на животе куртке, сбоку кобура. К нему подошёл и шепнул какой-то в черно-бурой лисе на плечах поверх очень белой, как на картинке, с кружевным воротом рубахе. Ворот лежал свободно, рукава слегка надувал ветер, как приспущенные паруса.

– У него недвижимость на всех континентах. – Сказал один другому в пёстрой толпе.

Билл прислушался. Говорившие все были разные, и одежда собрана из разных по смыслу историй, но одно их роднило – глаза. У того, и у другого и у третьего их не было видно. Опущены долу к старым вздыбленным плитам площади.

– Какая недвижимость, горы, что ли. – Почти беззвучно и еле шевеля ртом, ответил второй в шляпе с высокой тульей, с пёрышком за широкой засаленной лентой.

– Нет… не горы.

– Вышки. – Догадался второй.

Первый продолжал истово шептать, закатывая глаза к низкому небу, причём и сейчас они остались вне досягаемости.

Билл тут и догадался.

– А говорил, что на пенсию живёт. – Прошептал в высокой тулье и нечаянно присвистнул.

Распорядитель оглянулся – точно по земле чиркнул старой спичкой. Оба обмывающих кости покойного примолкли, состроили кислые и кривые выражения на никак не освещённых зеркалами души лицах.

Помолчали, и первый, не двигая ни одною мышцей тяжёлого лица, только волоски на лисе шевельнулись, снова алчно зашептал:

– Я бы сделал вам предложение тотчас.

Второй слушал. Он не посмотрел по сторонам, но Билл не сомневался, что его видят во всех подробностях. Он отошёл к Асу, который неотрывно глядел на белые угловатые очертания большого самолёта, которые угадывались под полотном, и угол рта его был космическим скотчем прихвачен. Из чего заключил Билл, что командир взволнован, в тяжёлых чувствах, и самые нежные струны его неведомой души натянуты донельзя каким-то грязным когтем.

Воздух выглядел неподвижным, но он без всякого видимого ветерка перемещался, трогая предметы и гостей, шевелюры из тех, что не смазаны бриллиантином. Над белыми редеющими облаками пролетело быстрое тело. Быть может, это просто показалось Биллу. Он глянул – ускользнула тень, он поздно посмотрел, и очертания тени поселили в открытой всему душе Билла совершенно неподходящие для момента размышления.

Он встал сбоку от командира, следя за его холодной скулой и опущенными пепельными ресницами. Успел услышать, как второй из собеседников спросил:

– А потом?

Тип с лисой ответил:

– Потом бы я вас сожрал.

Билл вздрогнул, но услышал лёгкий двойной смех и понял, что засвидетельствовал шутку.

– Что здесь происходит? – Сказал он и увидел, как дрогнула командирова скула.

Мимо за частоколом стоявших и расхаживающих шагал похожий на жердь тип, завёрнутый в чёрный плащ по глаза и на вытянутой руке в перчатке с раструбом нёс подносик с несколькими бокалами. Почему-то эта фигура вызвала у Билла усиленную… нет, не тревогу, а… омерзение и притом необъяснимое: фигура двигалась величаво и складки плаща колыхались очень солидно. Когда прошедший затерялся возле края могилы, Билл вздохнул с облегчением.

– Что… – Ответил Ас. – Ты не понял?

Билл кивнул.

– Это самые настоящие бандиты. – Ответил он возле уха Аса, этого волчьего с острой верхушкой уха и, гордясь своей проницательностью, ликующе оглянулся.

Замер. Тот гигант в коротком военном плаще пристально и беззастенчиво смотрел на высокую развязную фигуру в рыжеватом венце, которую представлял из себя Билл. Его глаза были единственной парочкой зеркал души в этом сборище, которые не прятались и даже напротив – смотрели настойчиво, по-хозяйски. При этом возмутиться не предоставлялось никакой возможности – возраст ли тому виной, или ощущение длинного жизненного опыта, исходившее от старика, – он выглядел естественным воплощением лучших манер. Билл почувствовал себя дикарём… как тот сказал?

– Как тот сказал? Лулу?

С другой стороны рва произошло шевеление. Самолёт поплыл вниз, прихваченный чёрными ремнями и верёвками.

– Где Энкиду?

Шанни, слава Богу, нашлась поблизости. Она шепнула:

– Лулу – древнее название тех существ, которых создали для рабского труда. Позднее его уже не употребляли, а сейчас оно, вероятно, вернулось в обиход… но что оно означает ныне?

Старик в плаще, увидев, что неизвестные шепчутся, медленно отвёл взгляд, в котором показались Биллу мелькнувшие искры. Но что это – смех? Гнев?..

Он повёл рукою, в твёрдом узком манжете, белой кистью с длинными пальцами, и издалека двинулась к нему фигура в чёрном балахоне. Сам же он, даже не поглядев на расступающихся и сразу сделавшихся толпой присутствующих, направился – и без сомнений – прямиком к ним.

С другой стороны шёл Энкиду, выделявшийся на сером и зловещем бандитском фоне своей статью и как будто только что омытым лицом.