Мегамир сообщил о бомбардировке, которой сторона тьмы подвергла один из самых старых городов мира. Именно сюда в здешний университет исчезала время от времени Иннан. Во всяком случае, так она утверждала.
Шанни, посмотрев на дымящееся величественное здание с двумя уцелевшими каменными леану у расколотого крыльца, безжалостно удивилась:
– Не думала, что ты способна сочувствовать людям, ночующим в метро.
Она встала и ушла, Ас и Энкиду почему-то последовали за ней.
– Да я просто теперь не смогу вырваться из этого проклятого дома! – Крикнула вслед Иннан.
Билл не ушёл. Он подхватил её слова очень дружелюбно и даже игриво, точно желая показать, что он никого не судит:
– Можно подумать, ты…
И прикусил язык. Он хотел сказать – можно подумать, ты по правде, хоть раз, была в этом городе.
Они помолчали ровно секунду – Иннан поощряюще смотрела на Билла.
И представьте, – как сболтнул потом Энкиду, задержавшийся у окна и подслушавший часть разговора, – он всё-таки это сказал!
Иннан вовсе не рассердилась. Она ответила:
– Можешь не верить, но я там бывала.
Билл задумался. Попытавшись устроить на физиономии лукавое выражение, он пробормотал утвердительно:
– Но письмо ведь ты не туда отправляла…
– Не туда? Опасный ты мужчина, Билл. Верно, не туда.
В этот момент Энкиду надоело подслушивать, и он упустил концовку.
Билл нечаянно кое-что припомнил. Перед глазами прыгали буковки на конверте, а отчётливый, чуть механический голос произнёс в памяти, и Билл за ним повторил:
– А демократия там есть?
Он сделал это из озорства. И не ожидал, что Иннан побледнеет и уставится на него так, будто не верит своим зелёным глазам.
Он такой её не видел. Он и не думал, что Иннан может быть такой. Она испугалась – причём, не за себя.
– Что… что… – Еле слышно сказала она, и в глазах её появилось вопросительное выражение. Она сомневалась и пыталась принять решение. Наконец, она насильственно изогнула губы в улыбке и произнесла:
– Да разве на солнце может что-то быть?
Билл решил, что она пытается отшутиться и поддержал её смехом. Но смех длился недолго.
Приближался полдень. Короткие тени вытянулись к северу, чтобы вскоре спрятаться под ноги того, кто подойдёт завести эти старомодные часы. Далеко тянется за ним цепь, ползёт по земле, уходит под прилив, тащит по самому глубокому дну валуны и пугает любимых Биллом чудовищ.
Не всех.
Потом выползает с клоком водорослей, вырванных у морского деда, со множеством очаровательных русалочьих кошельков и удаляется, извиваясь колечком защёлки на конце.
За горы, туда, где этот некто усядется спиною к миру, и прежде чем проверить, хорошо ли закреплены вёсла в уключинах, упрячет часы в нагрудный карман, обовьёт цепочкой, стряхнув лишнее, лацкан и вытащит кончик в специальную петельку.
Ас у подножия Башни номер один мрачно наблюдал за традицией. Тень от биллова деревца укорачивалась на глазах.
Конечно, в аллее или на опушке леса, где тонкие чёрные деревья сговариваются о дуэли, зрелище эффектнее – куча стрелок и стрелочек, путая стороны света, указывает несколько вариантов времени.
Но и здесь… Ас глянул на запястье – стрелка поменьше изо всех сил стремилась к большой. Вот-вот…
Наступит день, когда полдень может не подоспеть вовремя, чтобы укоротить тени. Попросим, ребята, Абу-Решита, чтобы такого не произошло. Ну да, попросим.
Ас неожиданно вспомнил, что сегодня на обед будет какая-то каша, которую заварил Энкиду ещё утром. Все должны быть вовремя. Так сказал сир Мардук. Он всегда очень серьёзно и сочувственно относился к семейным мероприятиям – так он это называл. Билл всегда спрашивал:
– Дядя, меры будут не очень крутые приняты?
А дядя Мардук злился (непритворно) и объяснял, что он пользуется безобразным словом, потому что так принято.
Тут всегда вмешивалась Шанни и говорила… что-нибудь.
Сегодня в качестве укрепления уз будет каша. Даже доместикусу дали выходной – чтобы остаться в тесном кругу.
– Ты оставил хотя бы на поминальные кольца? Чтобы твоим друзьям, если они у тебя будут, не пришлось тратиться?
Билл, занятый кашей, не сразу ответил. Потом проговорил:
– У меня, дядя, нечего оставлять. Правда, завещал один пустяк одному типу… каменщику из города.
Дядя медленно поднял лицо из тарелки. Овеянное паром, оно было красным.
– Глупец. – Прогремел он. – Твой каменщик будет уже царём мёртвых к тому времени, когда ты проживёшь свою длинную, как я искренне тебе желаю, и не вполне бестолковую жизнь.
– Но, дядя… ведь на свете не один каменщик.
– Так вот оно что. Ты о профсоюзе? Хорошая, кстати, идея.
– Вы попробовали, дядя?
Мардук закивал с набитыми щеками.
– Просто из любопытства. Как скоро вы их подкупили?
– Обижаешь. До того, как создал.
– Умно. – Растерянно проговорил Билл.
Сир Мардук явно хотел на этом закончить. Он обаятельным жестом отёр свой прекрасный рот и отбросил кухонное полотенце, которым неприхотливый Энкиду прихватывал кастрюлю, чтобы принести её из кухни, где он запирался до этого на целый час. Шанни спросила Иннан, что можно делать с кашей целый час и зачем для этого запираться. Иннан пожала плечом, да ещё губы сделала этак и призналась, что не представляет.
– Но мы ведь с тобой ничего в этом не смыслим.