Поезд резко свистнул, юзанул подвыпившей молока змеёй и дунул с неприличной скоростью под креслами к выходу. На пороге подскочил, и вся придворная нежить издала единый ох или ах, в зависимости от силы голосовых связок и темперамента.
Малыш затревожился, оглянулся туда, где штопорная блестящая прядь неподвижно свисала вдоль паруса белой подушки, и решительно выпростался, спрыгнул на пол. Господин поморщился, когда тёплые лапки ребёнка шлёпнули в лужицу, но крохотные пальчики поджались и малыш, качнувшись, устоял.
С потолка упала капелька и уколола малыша в затылок. Он испуганно оглянулся, отвлёкся и вдруг взглянул на собравшихся. Скривил рожицу. Он собирался испугаться.
Целое взрослое мгновение казалось, что всё пропало, но господин решительно выступил вперёд и поманил малыша.
Поезд издал приглушённый гудок, прозвучавший так завлекательно, что ребёнок рассмеялся и смело зашагал, оступаясь, к уползающему за порог поезду.
Из одеял раздался вздох и женский голос прогрохотал:
– Не шали… ты… ах… рано…
И умолк.
Один из свиты нагнулся поднять шляпу, свалившуюся от этого порыва урагана. Господин еле слышно смеялся.
Малыш всем существом откликнулся на голос, оглянулся, не удержался и шлёпнулся – ух, ты. Не заплакал, хотя одежонка сразу напиталась вокзальной жижей, впитавшей сотни лет ожидания.
У самого порога, ярко освещённого рассветом, он оглянулся назад, но это уж было в последний раз.
Поезд выкатился на вокзальную площадь и ярко освещённый, катил к краю, за будку с газетами.
Малыш уверенно переполз порог и следом юркнул господин. Огромные глаза ребёнка и глаза господина встретились. Малыш спокойно ответил человечку взглядом и снова занялся поездом. Он вскочил на ножки и, развив неплохую скорость, догнал поезд, нагнулся и схватил состав.
Поезд отчаянно затрубил.
Сзади из зала ожидания раздались голоса, и один прозвучал довольно громко.
Господин закричал. Вагон выломало, и он повис в руке ребёнка. Розовые пальчики морской звездой цепко охватывали флагманский вагон, ноготок на мизинце, больше оконца, вбирал свет утра, светился младенческим здоровьем. Рассыпавшийся люд спасался в лужах. Инженер, стойко державшийся на подножке, крикнул в кабину и оттуда катапультировались горохом машинист с помощником.
В зале ожидания закричали, и послышался звук беготни, роняли вещи и спросонья натыкались на предметы. Повалились, судя по звуку, кресла. Особенно выделялся женский отчаянный голос, который завёлся не на шутку.
Мужской испуганно и раздражённо отвечал. Послышались шлепки по полу сначала босых ног, потом твёрдые удары вроде сапог.
Малыш удивлённо сощурил глаза на поезд, не обращая ни малейшего внимания на гармидер за собою. Он оставил этот мир.
Поезд висел в его ручонке.
Инженер, оказавшийся у самых глаз чудовища, отдавал последние приказы.
Свита ретировалась. Спортивный пиджак закричал:
– Ваше ве… умоляю… мы же все… можно…
Господин, отброшенный волною падения поезда, держался крепко. Он принагнулся и надвинул шляпу на брови. Хлыстиком он нервно ударил себя по голени, и прикосновение разбудило задремавший инстинкт самосохранения. В самом деле, пора.
Он выпрямился и размеренно прокричал:
– Господа… наш час…
Одновременно с криком на пороге зала ожидания показалась циклопическая фигура мужчины в одном сапоге. Другим он размахивал.
Спросонок он не сразу разглядел происходившего, и выигранный момент очень пригодился.
Малыш сел и занялся поездом. Он рассматривал прыгающие из него фигурки человечков и не обратил внимания на то, что его подхватили сильные руки.
Взрослые то и дело подхватывали его.
Он лишь приподнял голову и увидел, что он в руках неизвестного человека. Руки были сильные и холодные, но очень удобные.
– Прекрасный выбор. – Сказал господин.
Он со всей возможной бережностью держал в объятиях малыша, прижимая его к сюртуку.
Поезд свисал наподобие цепочки от часов.
На пороге зала ожидания раздался обморочный мужской крик.
Малыш обернулся. Что-то в его сознании отметило это последнее впечатление уже ушедшего в прошлое эпизода его великой и практически нескончаемой жизни. Впечатление было странным, как странен был ребёнок.
Дитя ощутило покалывание в сердце, ибо крик мужчины был полон боли и ужаса. Также малыш отметил, что папа оказывается совсем не такой большой.
Но тотчас необычайно мощные длинные руки легонько подбросили его.
Он засмеялся.
Свита, сплошь рослые холёные ребята, тревожно ждала, когда королю расхочется испытывать судьбу.
Её испытывать нельзя.
Король воскликнул:
– Господа! История началась!
Человек с сапогом в руке обнаружил, что не в силах шевельнуться.
– Не ходи сюда… – Успел он услышать голос внутри головы и, обернувшись, сказал то же самое, а вернее, прошептал своей жене, которая кричала что-то про страшный сон и маленьких людей.
Он увидел, как компания высоких, хорошо одетых мужчин удаляется, не уменьшаясь, а вырастая с каждым шагом. Обывательское чувство, ежесекундно испытующее мир на соответствие правилам, отметило сигналом тревоги цепочку часов с корабельный канат, носы башмаков с автомобильное рыло, и самое ужасное – хуже, чем зашагавший лес серых штанин – на высоте шар глазного яблока, повернувшийся в орбитах, как футбольный мяч.
Впереди шагал выше всех от плеч своих гигант в сюртуке и военных штанах, прихвативший подмышкою хлыстик. В руках он нёс ребёнка, и малыш, положив подбородок на плечо похитителя, задумчиво смотрел – но не на врата вокзала.
В руке ребёнок держал машинку – очень дорогую игрушку, тот самый заводной поезд, который он видел в витрине магазина для богатых детей неделю назад. Тогда он расхныкался. Мама принялась лепетать, и он отчётливо ощутил неуверенность и лживость её обещаний. Отец угрюмо молчал.
Они шли по лугу. Державшийся за господином инженер поправил карандашик за ухом, и ребёнок загукал, протянул ручку.
– Ну же, Атрезий, отдайте ему…