Тулэрги. По ту сторону дней

И все равно время в замке это замечало и начинало торопиться. Он часто ловил себя на мысли, что время торопится только у него одного: другие всегда везде успевали, легко справляясь с возложенными на них обязанностями. Но, вероятно – эта мысль тоже его посещала часто – время в замке начинало торопиться только тогда, когда его начинали ценить. С каждым новым днем прибывшие в замок ценили время все меньше. С каждым новым днем их переставали занимать привычные вещи. Постепенно они и вовсе утрачивали интерес ко всему, что их окружало прежде.

Длинный коридор остался позади. Человек с фиолетовыми глазами остановился: перед ним была стена. Он постучал по ней, и в стене открылась дверь.

За дверью оказался ярко освещенный зал с высоким потолком. Радужно поблескивая, свисали с него большие люстры. Дожив до своих почти тридцати там, в жизни, человек с фиолетовыми глазами так и не обзавелся собственным жильем, перемещаясь по временным квартирам, связанным с такими же временными отношениями. Здесь в его распоряжении был целый мир: он даже не знал счета комнатам, которыми владел.

– Наконец-то! – Дворецкий, по виду немногим старше хозяина, держался чересчур фамильярно, то и дело забывая соблюдать субординацию. – Вы поздно, – с легкой развязностью прокомментировал он, снимая с вошедшего пиджак.

– Да. Поздно. – У человека с фиолетовыми глазами больше не было ограничений в одежде, он мог носить все, что ему заблагорассудится.

– Приготовить ванну?

– Да, пожалуй.

– Вас ожидает чай, и… – Дворецкий игриво подмигнул узким глазом. Он был уроженцем одной из тех южных стран, где жизнь, согретая солнцем, кажется проще и веселее, чем на севере.

– Что еще?

– К вам приходила Ида.

– Надеюсь, ушла? – В голосе звучала усталость – и только.

– Само собой! – Дворецкий опять подмигнул, но на этот раз без игривости: мол, все уладил, не извольте беспокоиться.

Человек с фиолетовыми глазами одобрительно кивнул и, скинув обувь, босыми ногами прошел в гостиную.

С утра это была другая гостиная, из другого века. Новая, в стиле рококо, горела роскошью убранства и, казалось, сама уставала от нее. Вычурная мебель с витиеватыми инкрустациями и шелковые коралловые обои. Человек с фиолетовыми глазами кое-как отыскал среди золота и лепнины маленький столик на тонких гнутых ножках с приготовленным чаем. Сел на приставленный к нему пуфик и задумался.

Удивительно, но за всю прожитую жизнь он ни одной минуты не испытывал отчаянья. Ущербным и уж тем более обделенным себя никогда не ощущал: природа была щедра с ним, поделившись соблазнительной привлекательностью, кое-какими талантами и даже тонким умом. Однако самодовольство его не посещало: он был доволен каждым своим днем, но никогда не приписывал эту заслугу себе. Скорее – обстоятельствам или даже другим людям. Ему были равно интересны как удачи, так и невзгоды. Он улыбался и тем, и другим, поглощая жизнь подобно куску именинного торта.

«За что же со мной так? – Этот вопрос человек с фиолетовыми глазами задавал себе каждый день, но не мог на него ответить. – За что? – Жалости к себе не осталось, только недоумение. – Я же не хотел умирать… Да и чем это я заслужил такую странную смерть?»

Он сделал глоток горячего чая. Этот глоток не прояснил сознание, даже не оказался приятным на вкус. Вкуса у чая не было, как и запаха, и температуры. О том, что напиток действительно был горячим, свидетельствовал лишь пар, стелящийся над темной поверхностью. Вкусы и запахи выветривались из памяти постояльцев в первые же недели пребывания в замке. Ощущения боли, как и температуры, притуплялись, размывались безразличием. А так как потребности в еде и питье тут не было, за неимением вкусов и запахов желание принимать пищу отпадало само собой. И все-таки человек с фиолетовыми глазами сделал глоток, за ним другой, а потом допил чай до конца.

Дворецкий откашлялся, обозначая свое вездесущее присутствие.

– Что? – прикрыв фиолетовые глаза, спросил его хозяин.

– Ваша ванна, – мягко проговорил дворецкий. – Она готова.

– Квесс! – обратился к нему человек с фиолетовыми глазами. – Я так редко бываю теперь один, а ты… – он помедлил, подбирая удачное определение, но не подобрав никакого, продолжил лишь на полтона выше, – …ты не устаешь досаждать мне и тут!

– О! – улыбнулся дворецкий. – Я лишь хотел напомнить!..

Человек с фиолетовыми глазами махнул рукой:

– Напомнил. И надоел!

– Уволите? – заискивающе спросил дворецкий.

– Что? – Человек с фиолетовыми глазами замер, пытаясь выразить забытую эмоцию, но все его редкие улыбки были искуственны, а своего смеха он уже давно не помнил: в первую очередь постояльцы замка переставали испытывать радость.

Так как замок был в некотором роде гостиницей, для подавляющего большинства пребывающих в нем материальные блага не составляли ценности. За должность здесь никто не держался. Быть уволенным или добровольно уйти с работы не представлялось возможным: с первого дня в замке тебя распределяла система, с которой обычно не спорили. Выполняя свои обязанности, каждый из обитателей замка «сидел на чемоданах», в любой момент готовый исчезнуть.

– Шучу, Квесс.

На самом деле человек с фиолетовыми глазами ни на кого не сердился, так как больше не испытывал ни раздражения, ни гнева. Он поднялся и вышел из гостиной.

Просторная ванная комната была старомодной и изысканной. Стены ее покрывал зеленый полупрозрачный камень.

Человек с фиолетовыми глазами перешагнул порог, тотчас почувствовав легкую дрожь во всем теле. Над водой поднимался пар.

– «Странно…» – подумал он. – «После смерти тянет к предметам, что окружали ее, обстоятельствам, что ей способствовали. А после рождения…» – Мысль застряла на полпути к выводу. Зеленое, под цвет камней, зеркало упиралось в потолок, едва не пронзая его. – «Кому нравится делать из веревок петли, кому заряжать ружья. А по мне – так нет ничего лучше воды. Безмятежная смерть…»

Стараясь больше ни о чем не думать, он погрузился в воду.

Расплывшись в блаженной улыбке, он закрыл глаза и лег на дно. Дыхание он больше не задерживал: во-первых, дыхания не было, а во-вторых, умереть все равно бы не удалось. Это место позволяло переживать смерть снова и снова, но только она ничем не заканчивалась: пережив очередную смерть, ты вновь находил себя в стенах замка.

Тем солнечным днем было так же тепло, и вода была такой же мягкой. В память врезались следы, оставленные им на песке, следы в один конец. Тем солнечным днем не стоило так глубоко заходить в море. Однако никаких предупреждений со стороны судьбы не было. Никто не сказал ему: «Эй, поостерегся бы ты!» Все утопленники на одно лицо, для воды не важна причина смерти. Причину своей смерти он так и не узнал. Все утопленники на одно лицо, о чем бы они не думали, идя ко дну. Своих последних мыслей он не помнил.

Однако в то утро его посетило что-то вроде озарения. Он вдруг осознал себя важнейшей частицей мироздания. Окружающий мир открылся ему если не со стороны самого Создателя, то со стороны его подмастерья. Это озарение его сильно напугало. Он так и не успел осознать и прочувствовать до конца всего, страх пересиливал даже любопытство. Появилась усталость, которую захотелось смыть. Кристально ясное понимание мира оказалось ненужным и даже обременяло. Равнодушным и обремененным он пришел на берег моря, равнодушным вошел в теплую мягкую воду. Когда он умер и очнулся в замке, то решил, что его потопило то самое озарение, которым он так малодушно пренебрег.

Человек с фиолетовыми глазами поднялся из воды. Все мысли моментально испарились, осталась лишь струящаяся вода и ощущение себя живым. Было еще одно чувство. Оно сопровождало его с момента смерти, все попытки подавить его в себе оказывались тщетными: жажда, постоянная жажда, утолить которую никогда не удавалось надолго. Постоянную свою жажду он держал в строжайшем секрете, никто в замке даже не догадывался о его недуге.

В дверь постучали:

– С вами все в порядке? – Дворецкий был знаком с правилами замка, но все равно периодически выдавал что-то подобное. – Может быть, вам плохо?

Вопрос был явно неуместным, но человек с фиолетовыми глазами на него ответил:

– Да. В порядке. В порядке.

– Может, помощь нужна? —не унимался дворецкий.

– Я уже умер, Квесс. Что со мной может случиться?

Человек с фиолетовыми глазами стер с лица теплые капли. Ощущая себя живым, он вышел из ванной.

– Простите, – чего-то испугался Квесс.

– Не обижен, – ответил человек с фиолетовыми глазами.

Его халат представлял собой длинный черный балахон из плотной атласной ткани, надевающийся не иначе, как через голову. Рукава его были много длиннее положенного и скрывали кисти рук до кончиков пальцев.

– И… я… хотел бы… – Дворецкий медлил.

– Спрашивай, Квесс.

– Я насчет карт…