«“Какое бессмысленное разбазаривание способностей программиста! Тысячи часов ты отрабатывал эти навыки – лишь для того, чтобы завалить какой-то сайт просто ради смеха. Другое дело, если бы ты заваливал их ради процветания гуманизма”, говорю я.
“Это ты клёво придумал, баклан. Ну и кого ты хочешь, чтобы мы с пацанами завалили ещё?”
Я подумал с минуту, и классная идея пришла мне в голову.
“Слушай, Смёрф, а почему бы тебе не завалить типа Россию? Давай-ка, засунь всю эту проклятую страну в тёмную задницу киберпространства, до тех пор пока они не выведут войска из Чечни”.
“Круто! – говорит Смерф. – А что это за херня такая, Чечня?”
“Это маленькая такая республика, которая типа объявила себя независимой. А Россия считает, что Чечня – это русская территория, и теперь они долбают её изо всех приборов. Типа трахнули и замочили кучу невинных граждан и все такое. Ты чё, пельмень, говорил мне, что смотришь новости, – и всего этого не знаешь?”
“Я типа смотрю только те новости, которые про меня, – отвечает Смёрф. – Но идея клёвая. Запустим типа массированную DDoS-атаку на известные русские сайты. Особенно на военные, и на сайты разведки. И ещё, кстати, если уж на то пошло, мы завалим сайт ‘Макдональдса’”.
“‘Макдональдса?’”, – не понял я.
“В натуре! Я слышал, они там открыли ‘Макдональдс’ в Москве. Так что надо и этим вставить пистон. Короче, завалим все сайты, которые имеют дело с этими грязными коммунистическими крысами».
“Ты чё, баклан, там больше нет никаких коммунистов, – говорю я. – Они теперь капиталисты”.
“В натуре? А как же это вышло?”
“Стена, баклан, это все Стена! Ты чё, и про Стену не слышал? Стену типа взломали, вот коммунисты и загнулись”.
“Клёво! Типа, тоже хакерская примочка?”
“В натуре, пельмень, это была чисто хакерская примочка”».
Но и это ещё не всё. Редактор того сайта понимал, что на свете есть люди, которым недостаточно метки «Сатира». Например, военные. Поэтому в конце статьи он приписал курсивом:
«Дисклеймер редактора Upside Today: Дэвид Баннел любит писать, но у него нет времени для того, чтобы делать реальные репортажи. Так что он просто выдумывает эти истории и заставляет нас их публиковать. Ничто из описанного ниже не является правдой нигде, кроме собственного воображения Дэвида».
«Поздравляю, Дэйв, – мысленно говорю я. – Теперь, благодаря нашим СМИ, это стало правдой не только в твоём воображении, но и в воображении тысяч граждан той самой страны в темной заднице киберпространства. Keep 'em warm, dude».
Моя новость на «Ленте» выходит под заголовком «Сайт АВН взломал персонаж юморески». Утром в редакции раздаётся «Полёт шмеля». Ага, слоники забегали!
Шприц Пелевина
Бывают такие астрономические события, которые удаётся понаблюдать не каждому поколению. Москвичам будущего едва ли выпадет счастье пережить такое чудо, как пожар Останкинской телебашни в августе 2000-го.
То, что она похожа на шприц, лучше всего видно, когда катаешься летом на колесе обозрения в Сокольниках. Сначала ты со всех сторон окружён деревьями, и вроде нету вокруг этого бешеного города. Но тут из-за деревьев подымается она. Игла. И медленно, но верно вонзается в твоё небо.
Может, для кого-то это было трагедией, не знаю. По мне, так соскочивший с иглы город стал гораздо лучше. Это чувствовалось во всём: в людях, весело болтающих на улицах, в телефонных звонках тех, кого давно не слышал.
Просветление испытали даже некоторые телепузики! Михаил Леонтьев прямо заявил – башню давно пора было сжечь, чтобы привести население в чувство.
И конечно, вовсю веселился Интернет. На «Ленте» открылся раздел «Без ТВ», где не без ехидства комментировалась авария главной зомбирующей установки страны.
Увы, иглу восстановили. А через пару месяцев, словно бы для проверки реакции на пожар, Березовский заявил, что готов отдать принадлежащий ему пакет акций ОРТ в хорошие руки.
Сразу стало ясно, что соскочить с теленаркотика страна не сможет ещё долго. Кто только не потянул к игле свои венозные конечности! Союзы художников и композиторов, артистов и инвалидов, национальных меньшинств и олимпийских чемпионов… Даже попы из РПЦ вдруг забыли, что Березовский лично распял Христа, и через центральные газеты предлагали помочь ему сделать правильную жертву.
Невзирая на такой прессинг, Борис Абрамыч сумел отшутиться достойно. Наверное, ему тоже с детства внушали, что книга – источник знаний…
– Пелевин! – кричит Галя Тимченко.
– Что, коньки?
– Нет, акции Березовского получил! Мой дебильный одноклассник Витя, ха-ха, подумать только!
В разные части редакции новость приходит с разной скоростью. Кто-то чуть позже открывает письмо, кто-то чуть дольше грузит страницу. Проходит ещё две минуты, прежде чем помещение оглашается воплями умирающей за перегородкой Юли Березовской:
– Пелевин?! Ха-ха-а-а-а! Ой, я умираю!!! Пелевин!!! Ха-ха-а-а-а!!! Ой мамочки, я не могу!!!
Коньяк Павловского
«Ладно, ржать над политиками все могут, – скажет мне въедливый читатель. – А нет чтобы полезное сделать! Ежели автор так хорошо разбирается в связи явлений, ежели любая новость для него – всего лишь позавчерашний монитор, отчего бы ему самому не двинуть в политтехнологи? Там бы его рентгеновский взгляд на мир очень пригодился бы!»
На первый взгляд ты прав, въедливый читатель. А на второй… Ну вот смотри. Допустим, ты понимаешь, что следующий московский теракт произойдёт в той же части столицы, где и большинство предыдущих. То есть на юго-востоке. Потому что преобладающий ветер в городе – северо-западный. И связь очевидная.
И что ты будешь делать с этим знанием? А ничего. Розу ветров ты не изменишь, верно?
Через несколько лет после работы в «Ленте», когда ко мне надёжно прилип ярлык «футуролог», меня стали зазывать на разные пафосные мероприятия, где предлагали высказать прогнозы на тему политики. Я таких выступлений всегда сторонился. И даже не потому, что не люблю политику в целом.
Нет, никакой высокой морали, чистая прагматика. Просто, делая прогнозы, ты поневоле сам участвуешь в их сбыче. А из всех политических прогнозов, как правило, сбываются самые дурацкие. Поневоле задумаешься – а прогноз ли это был? Или, может, ты просто помог гнусному прошлому растянуться в светлое будущее?
Мне лично хватило сбычи одного такого предсказания из статьи «Балканская война и русский Голливуд». За неё меня много ругали всякие «настоящие русские» – в основном из Америки, Израиля, Испании и других чисто русских местечек. Но через год теория подтвердилась железной практикой.
26 марта 2000 года состоялась очередная церемония награждения лауреатов «Оскара». И в тот же день – очередные выборы Президента РФ. Два уда, два Голливуда. В этот день они сошлись даже по календарю.
А спустя ещё год я убедился в том, сколь незавидна судьба людей, смешивающих технологии с политикой, – то есть политтехнологов. В ночь на День Победы-2001 мы встретились в «Пирогах» с Глебом Олеговичем Павловским. История этой незабываемой встречи лучше всего изложена в блоге Кирилла Куталова, где она называется «Два Павловских»:
«Первого Павловского я видел в конце 1999 года, за неделю до парламентских выборов. Было это в его кабинете на Зубовском. ФЭП готовился запустить exit polls, редакторов ресурсов собрали с утра пораньше на совещание.
Павловский задерживался. Без него начинать не хотели. Люди, сидевшие в кабинете, заметно нервничали. Мейер ковырялся в линялых носках, Носик звонил и говорил, что стоит в пробке, но скоро приедет, редакторы СПСовских сайтов сбились в кучку и тихо говорили о чем-то постороннем, Литвинович обсуждала что-то техническое с Митей, Давыдов, как обычно, выглядел так, как будто только что дунул и теперь ему хорошо, Милованов, как обычно, выглядел так, как будто если не дунет прямо сейчас, ему станет очень плохо. Ждали долго. Уже даже, кажется, приехал Носик, а Павловского все не было. Мейер выковырял все из носков и принялся грызть ногти. Редакторы СПСовских ресурсов больше не знали, о чём говорить, и молчали. Давыдов пил кокаколу маленькими глотками, Милованов курил сигарету. Сделалось тихо. Слышался только шёпот Литвинович и Мити.
Вдруг дверь открылась, и в кабинет ворвался Глеб Олегович.
Он был одет в тёмно-синий пиджак со стоячим воротником, бордовый джемпер и темно-синие же брюки. Глаза горели, во всех движениях была какая-то нехарактерная даже для такого подвижного человека, как он, энергия, он был похож на генерала, проводящего одновременно смотр войск перед битвой и военный совет. Он казался на голову выше всех собравшихся. Откуда он приехал на Зубовский, можно было только догадываться.
С его появлением все преобразились. Мейер сжался в кресле и перестал грызть и ковыряться, Митя принялся строчить в блокнот, Литвинович странно заулыбалась, редакторы СПСовских сайтов стали похожи на кроликов, загипнотизированных удавом, Давыдов спрятал кокаколу подальше, Милованов силился понять, что происходит.
Павловский провёл совещание молниеносно. Он расставлял людей по местам и не то чтобы давал задания, а, скорее, определял собравшихся как функции. Совещание продолжалось от силы минут десять, после чего у меня возникло ощущение, что я тоже подключён проводами к какому-то чудовищному серверу и почта, приходящая на адрес info@xxx.xxx.ru открывается прямо в моей голове, где бы я ни находился в этот момент – в туалете, в собственной постели, в метро или непосредственно на рабочем месте. Энергии, выплеснутой за эти десять минут одним человеком, хватило на трое суток непрерывной работы нескольких десятков редакторов, программеров, промоутеров и прочая, прочая, прочая. После этих трёх суток я лично не мог прийти в себя месяца два.
Второго Павловского я видел в минувший вторник. Мы с Анжел и её друзьями сидели в “Пирогах”, где-то около одиннадцати к нам подошёл Лёха, вследствие какового факта я изрядно напился и к половине второго, подходя к бармену, уже с трудом выговаривал словосочетание «три короны». Говорили обо всём и ни о чём, не то чтобы очень оживлённо, но и не слишком вяло, в какой-то момент подошла Констанс, тоже оказавшаяся в “Пирогах”, Констанс жаловалась, что её молодой человек, ради которого она приехала в Россию, оказался голубым. Хорошо ещё, что жаловалась она преимущественно Анжел и по-французски, так что мы с Лёхой могли спокойно поговорить про всякие интересные явления жизни, такие как Газпром, Юкос, “Мемонет” и книжный магазин “Озон”.
“Пироги” пустели. Мы подумывали о том, что ещё по одной, и спать.
Вдруг Лёха поставил на стол так и не донесённую до рта кружку. Я не помню, кто сказал это слово первым, он или Анжел – может быть, никто его не сказал, а оно само пронеслось по комнате наподобие сквозняка. Я обернулся.