Ничей

– Задерживают. Вообще, всё не так, как раньше. За эфиром московское агентство следит, там теперь комар не проскочит. Любая реклама только через них. Душат нас.

– Что Катасонов?

– Сергей Константинович? Куда он денется с подводной лодки? Говорят, и его скоро подвинут.

– Что планируешь делать?

– Хрен его знает, товарищ майор. Увольняться буду, скорее всего, – сообщила она.

– А потом?

– Потом в Москву. Куда ж еще?

Спорить было сложно.

– Как твой жених поживает? – спросил я.

– Прогнала я его.

Василий Александрович вернулся из Астрахани в приподнятом состоянии духа. Рыбы, правда, не привез. Довольно долго совещался с братом в кабинете, где стоял «жучок», потом провел общую планерку. Для полного состава не хватило одного Арифа: он, пользуясь продолжительной отлучкой начальника штаба, напился до поросячьего визга и был нетранспортабелен. Кандидат по этому поводу высказался исчерпывающе, упомянув и зеленого змия, и дружбу народов. Второму подряд журналисту на все руки был мигом выдан расчет, а мне велели искать третьего, непременно непьющего. Несмотря на мистику числа «три».

Естественно, на финишном отрезке кампании все мало-мальски толковые кадры были мобилизованы и призваны. Для понимания этого не требовалось энциклопедических знаний. После доброго десятка звонков и бесполезных бесед мне рекомендовали одну девушку, только-только окончившую факультет изящной словесности. Оценивали ее как очень работящую и перспективную. Пообщавшись лично, я подумал, что будущее у нее, пожалуй, есть, но наступит оно не сегодня. Всё-таки правильнее писать о выборах, имея представление об истории вопроса и его теневой стороне. Тем не менее, девушку я представил Георгию Александровичу, и она с энтузиазмом окунулась в наше болото.

Без журналиста нам было никак нельзя, ибо из типографии через три дня выходила вторая, ударная газета Макеева-старшего с его антикоррупционной программой. Половина запланированных материалов существовала пока только в черновом варианте, вторую половину кандидат собственноручно зарубил.

После бурного обсуждения творчества новой девушки, когда летели перья уже от ее текстов, кандидат наклонился к Алёне и что-то зашептал ей в ухо. Алёна изменилась в лице, с него даже сошла кислая мина.

– Георгий Александрович, я так не смогу, – сказала она.

– А я тебя не спрашиваю, сможешь или нет, – резанул он. – Сделай, и всё! Твои грузины и так бабла нехило огребли!

Она не возразила и пошла в кабинет Жанны Борисовны звонить кому-то.

Я интуитивно понял, что наступает интересный момент. Мой побег в санузел был тотчас использован мной для отправки очередного смс Анатолию Анатольевичу. «Хочу увидеться», – пришел ответ от «Любы».

– Алексей, мы надеемся на вас, – положил мне руку на плечо Анатолий Анатольевич.

Мы с ним опять сидели в его «Форде», припаркованном за магазином дамского белья.

– Макеев заказал неучтенный тираж. Ваша Алёна очень не хотела за это браться. Он, судя по вашей информации, ее продавил, – продолжал мой куратор. – Вы сами знаете, такое нарушение избирком и суд могут признать существенным. Есть реальный шанс отменить регистрацию кандидата.

Я подобрался, как перед прыжком.

– А что с Астраханью?

– Это чуть позже. Возможно, завтра, – сказал Анатолий Анатольевич. – Вы поняли задачу?

– Понял.

– Немедленно, слышите – немедленно, не теряя ни секунды, как только узнаете, что тираж отпечатан, сообщайте мне!

– Вряд ли меня будут держать в курсе.

– Паситесь около Алёны, Ульяны, да кого хотите. Вы наблюдательный человек, сможете понять. У Макеева точно нет резервной типографии?

– Ни о чем таком не знаю, – ответил я. – Да и не думаю, чтобы была. Алёна в «Сосо» свой маленький гешефт имеет.

Утро дня, который мог всё решить, началось спокойно, почти благостно. Работники штаба тихонечко ковырялись каждый в своем углу. Даже планерка протекала на диво гладко. Кандидат почти не орал, был собран и посматривал на часы. Во дворы, на свидание с народом, он отбыл немного раньше обычного, решив по пути завернуть к Илье Валентиновичу.

Оживление обозначилось часов около четырех. Внезапно явился Фурсов, который в это время всегда сопровождал Георгия Александровича в поля. Он совсем неслышно поговорил с Василием Александровичем, не заходя в кабинет, и откинулся в кресле у входа во владения Жанны Борисовны. Я тщательно, чуть ли не по буквам, редактировал сценарий телевизионного сюжета, параллельно озирая окрестности.

Без двадцати пять ввалилась Алёна, судя по лицу, взволнованная. Прятать эмоции она вообще не умела.

– Василий Александрович, есть новости, – начала она, даже не успев отдышаться.

– Подожди! – Макеев-младший предупреждающе поднял указательный палец.

Он встал со своего тронного места, бросив раскладывать пасьянс на компьютере, и повел ее к Жанне.

«Мы больше не совещаемся в нашем любимом кабинете?» – подумал я, и мне сделалось не по себе. Неужели Фурсов тогда всё понял насчет моей расчески или хотя бы поделился подозрениями с Макеевыми?

Ульяна что-то увлеченно слушала через наушники, поигрывая телефоном. Глеб Семёнович листал необъятное приложение к правительственной газете. Фурсов прикрыл глаза и вытянул ноги в кресле. Пойти якобы по нужде и быстро отправить сообщение мне никто не мешал, да и вряд ли помешал бы. Фантазия, конечно, подсказывала, как Валерий Сергеевич, совершенно в манере Стивена Сигала, высаживает дверь сортира или просто палит сквозь нее из громадного пистолета. Я тут же унял полет мысли.

Скрипнула дверь кабинета главбуха. Василий Александрович и Алёна вышли вполне умиротворенные. Кто-нибудь посторонний, чего доброго, даже предположил бы, что между ними имел место акт орального секса. Так сказать, для разрядки напряженности.

– Валера, – позвал Макеев-младший, и Фурсов открыл глаза.

– Да?

– Ты говорил, твоя сестра у нас в округе живет?

– Точно. Улица Минская, дом тридцать шесть, – подтвердил Фурсов. – Это в частном секторе. Там у них свой участок с гаражом.

– Это хорошо, тоже наш электорат, – молвил наш начальник штаба. – Ты бы не забывал проведывать родственников.

– Не забуду, – пообещал Валерий Сергеевич и поднялся.

– Поезжай с девочками, – дал ему задание Василий Александрович, усаживаясь обратно за пасьянс.

Не спросив, зачем и куда ехать, Фурсов застегнул «молнию» на куртке и направился к выходу, Алёна и Ульяна за ним.

Я продолжал сидеть и делать вид, что редактирую. Теперь скакать или сигать за мной, размахивая пистолетом, было точно некому. На такие оборонно-спортивные подвиги Василий Александрович при всём желании способен не был. А пойти отлить – законное право каждого россиянина, здесь ничего криминального нет.

Судьба кандидата Макеева была в моих руках. Весь долг без остатка мог быть возвращен ему прямо сейчас. Но я не спешил. Взял свою кружку, плеснул кипятка из кулера, заварил чай. Бросил туда дольку лимона из общественного блюдца. Я знал или примерно знал, что произойдет после моего сообщения Анатолию Анатольевичу. Завтра одним кандидатом в списке станет меньше. И свою зарплату, пускай не гигантскую, за последние полмесяца я точно не получу. Тут мои с депутатом Филейкиным интересы немножечко расходились.

Со вкусом допив чай и прожевав лимон, я прикинул, где сейчас должен находиться Фурсов со свитой. До типографии езды минут десять от силы. Левый тираж наверняка загружают в машину к Валерию Сергеевичу. На это потребуется еще минут двадцать в зависимости от расторопности грузчиков и всяких непредвиденных обстоятельств. Группа захвата, конечно, располагается где-то поблизости. Выждав ровно сорок пять минут после отъезда Фурсова, я взял кружку и пошел в санузел. Закрылся изнутри, пустил воду из крана, сначала помыл кружку и ложку, усиленно гремя ими, а затем сбросил смс «Любе». Только из одного слова: «Скорее».

Алёна тряслась и рыдала, будучи не в силах произнести хотя бы слово. Василий Александрович совал ей бумажные полотенца. Белая, как мел, Ульяна жадно хлебала воду из большой пластиковой бутыли. Я тоже охал и причитал неразборчиво. Штаб независимого кандидата Макеева оказался в эпицентре настоящего предвыборного скандала.