Ничей

– Привет! Третьим будешь, – дружелюбно откликнулся я.

Наш обозреватель-эксперт отпускал бороду, и результат уже был заметен.

– Ты на молодого Сталина похоже, – сказал я.

– На Сталина? Это хорошо, – степенно ответил Эрик. – А у него же вроде не было бороды?

– Не было, по-моему, – покаялся я. – Просто что-то навеяло.

Эрик был самым молодым членом редакционного коллектива. Он приехал в Москву поступать в престижный вуз, да так здесь и остался. Образование получил действительно хорошее, как раз по профилю издания, бегло изъяснялся по-английски и переводил специальные тексты. Характер имел выдержанный, почти нордический. У незамужних сотрудниц считался потенциально выгодной партией. Были у него, по-моему, весьма уважаемые родители. Правда, в ранней молодости он слегка начудил, влившись в одно радикальное политическое течение. Тот период благополучно миновал без ущерба для его здоровья, но на мероприятия с участием первых лиц государства Эрика теперь не пускали. Вежливо отказывали в аккредитации без объяснения причин.

– У тебя аналитик всё пишет? – спросил я.

– Обещал сегодня к вечеру прислать, – без особой уверенности сказал Эрик.

Мое интервью было готово (нижайшее спасибо выходным). Оставалось нанести лишь несколько финальных штрихов и отправить его на согласование. Я включил компьютер и сделал большой глоток из уже остывавшей кружки. В этот момент громко скрипнула дверь.

– Вы таки думаете, тарифы потом не вырастут?

Как обычно, оператор Бакаев продолжил политинформацию откуда-то с середины. Был он еще одной неординарной личностью в издательском домике, с неоднозначной репутацией и очень широким кругом обязанностей. Кроме видеосъемок для сайта, он регулярно, при неизбежных наших авралах, помогал верстать журнал, а также разгружал привезенный тираж, передвигал мебель и менял перегоревшие лампочки. В последнем случае крепко выручал его рост в один метр девяносто девять сантиметров. Начиная примерно с середины лета, Бакаев откровенно хандрил. Виной происходящему явился его бракоразводный процесс, который сопровождался разделом имущества. Впрочем, интереса к общественной жизни, экономике и финансам этот нужный человек всё равно не утратил.

– Мы так уверены в обратном, что даже об этом не думаем, – заметил я.

– Куда идем? Что будет? – продолжал рассуждать Бакаев, который оперся могучим плечом о дверной косяк. – Понятно, перед выборами пыль в глаза пускают.

– Ты с Маратом вон пойди пообщайся, он тебе оптимизма прибавит, – посоветовал я. – У него всегда всё отлично, а отдельные недостатки – дело рук западных спецслужб.

– Блин, да он сам в съемной комнате живет в Люберцах и вечно в одних джинсах ходит.

– Зато мы спиваем гарно.

Оператор фыркнул.

– Всю страну растащили, а мы славим этих счетоводов!

– Иди в оппозицию. Примкни к Алисе, если она еще на кухне.

Бакаев только сморщился.

– А-а, мы это уже проходили. Я ведь сейчас Достоевского перечитываю, «Бесов». Предвидел Федор Михайлович, куда вляпаемся. И как было сказано! Затуманится Русь, заплачет по старым богам…

– Можно потише? Мне звонить надо, – вмешался Эрик.

– Что у тебя на личном фронте? – шепотом спросил я Бакаева.

– Одно и то же, – так же тихо поведал он. – Им лишь бы вытянуть из нас всё, что можно и нельзя. Самки. Хищницы!

– Может, тупо за бабки дешевле выйдет? И на фиг уже все формальные обязательства?

– А что? Тоже мысль. Только бабки где взять?

Солнце еще выше поднялось над Москвой, и в издательском доме наконец закипела работа. Последней в редакцию пожаловала Нонна Ивановна, зам главного редактора по творчеству. Как всегда, лицо у нее было то ли заспанное, то ли просто недовольное. Женская часть коллектива тут же, вместе с ней, удалилась на перекур. Я в тишине навел завершающий лоск на интервью и выслал его в пресс-службу «космического» начальника с Шаболовки. От себя присовокупил мольбу о скорейшем прочтении и согласовании.

Дверь снова отворилась, к нам в кабинет заглянула девушка Юля, недавно назначенная отвечать за связи с госструктурами.

– А где все? – спросила она.

– А мы кто? – уточнил я.

– Ой, да я про Нонну хотела узнать.

– Курит, здоровье губит. Тебе она зачем?

– Посоветоваться надо. Я с утра уже в мыле, – зачастила Юля. – Шеф дал указание выяснить, у кого нет виз.

– Каких виз? Для чего?

– Ты как будто жизнью компании не живешь, – попеняла мне она. – В октябре большая поездка запланирована. Везем делегацию Совета счетоводов в Голландию, по обмену опытом.

Я только воздел руки к небу. Совет счетоводов России (сокращенно ССР) был нашим поистине стратегическим партнером. Входили в него почти все главные счетоводы регионов и больших городов. От связей с ними зависели и подписка, и львиная доля платных публикаций. Наше руководство обхаживало их, как древние женихи царицу Семирамиду. Верховодила в Совете на правах основательницы депутат Госдумы со стажем Наина Степановна Грузилова, дама капризная и опасно переменчивая. Она жутко ревновала нас как раз к тому народному избраннику, чей опус отлеживался в резерве и мог быть пущен в ход в случае кризиса с обложкой.

– Ну и что с визами? – вежливо поинтересовался я.

Тут с шумом завалились наши дамы. Вдохнув никотина, они буквально воспрянули к жизни.

– Нонна, у меня беда! Я скоро уже свихнусь, – переключилась на мою непосредственную начальницу Юля.

– Что с тобой, солнце мое? – милостиво снизошла до нее Нонна.

– Мне надо связаться с посольством Голландии, – начала рассказывать Юля. – И ты представляешь, нет в Москве такого посольства! Нет, и всё.

– Да ладно, – не поверил Эрик, сидевший рядом со мной.

– Правда!

– Не может быть. Это ведь не Гондурас какой-нибудь.

– Гондурас, Гондурас в сердце каждого из нас, – тихонько пропел я.

Юля сердито посмотрела на меня из-под пышных бровей.

– Вам хорошо подкалывать, а мне на доклад к Вэ-Гэ через час.

Вэ-Гэ мы часто между собой звали шефа.

– А как ты ищешь? – встряла Нонна.

– Обыкновенно. Ввожу в поисковик слова «посольство Голландии», а он мне выдает полный ноль.