Паулина. Морские рассказы

Закончив ужинать, мы вернулись в ЦПУ. Уже надо было что-то делать, если поступил приказ о подготовке двигателя к отходу. Я сделал соответствующие записи в журналах, и мы начали готовиться.

Как это делается на этом судне, я ещё не знал. Зато Львович был на коне. Он запустил машинный компьютер, прокрутил вручную и запустил все насосы. С важным видом запустил главный дизель. Дизель легко разогнался и равномерно застучал. В ЦПУ сразу почувствовалась его работа. Я даже пошутил:

– Может нам наушники тут одевать?

– Да нет, не стоит, громче не будет, – со знанием старожила, ответил на мою реплику Львович.

Во всяком случае, так оно и было, двигатель развил полные обороты. Шум от его работы был прежний.

Мы его прогрели, потом я позвонил на мостик, и передал вахтенному помощнику данные об остатках топлива на отход. Топливо опять пришлось всё перемерять, пересчитывать. Помощник всё тщательно записал, и я передал управление двигателем на мостик.

Двигатель так и продолжал работать на оборотах холостого хода, потому что он работал на винт регулируемого шага и этот шаг сейчас ноль и он регулировался только с мостика. Обороты двигателя были неизменны – 750 оборотов в минуту. Это показывало, что регулятор поддерживал этот режим должным образом и все форсунки на цилиндрах были в норме. Об этом свидетельствовала температура выхлопных газов, которую мы постоянно контролировали по показаниям бортового компьютера.

Позвонил капитан и сообщил, что лоцман уже на борту, и судно начинает движение.

Двигатель натужно загудел, что свидетельствовало о том, что капитан увеличил разворот лопастей винта. Температуры по цилиндрам поползли вверх. Всё было в пределах нормы. Промелькнула мысль:

– Ну, слава богу. Хоть тут всё работает нормально, – но я, всё равно, чутко прислушивался ко всему происходящему

Сплюнул через левое плечо, постучал по деревяшке и пошёл делать обход работающих механизмов, ощупывая и прослушивая каждый из них.

Через 30—40 минут опять позвонил капитан:

– Ну, все! Лоцмана сдали! – радостно сообщил он, – Давайте начинать вводить главный двигатель в режим полного хода.

Перед этим Олег мне рассказывал, что тут был один румынский капитан, который ногой управлял главным двигателем и из-за этого форсунки от резкой нагрузки, то есть от резкой подачи топлива, не выдерживали и лопались.

На двигателе была специальная система отвода протечного топлива, которая сигнализировала, что если какая-то из этих 12 форсунок лопнула, то об этом выходил специальный сигнал. Приходилось потом искать, какая именно это была форсунка. Но компьютер определял, какая именно, и её было не так-то трудно и найти.

Для того чтобы поменять повреждённую форсунку, надо было остановить двигатель. Форсунки так неудобно были установлены на двигателе, что замена повреждённой форсунки могла занять час или полтора. Намного позже, когда мы уже приобрели опыт по замене форсунок, мы укладывались и в час, но первую форсунку мы с Серегой меняли часа два.

После распоряжения капитана о вводе двигателя в режим, он сам с мостика потихоньку увеличивал нагрузку до полного хода. Тем временем как я постепенно снимал ручное ограничение нагрузки. Когда нагрузка достигла 90 процентов, он вновь позвонил в ЦПУ и поинтересовался о состоянии главного двигателя и режиме его работы. Когда я ему подтвердил, что всё в порядке, то он отпустил нас из машины. Я отпустил Мишу и Львовича из ЦПУ, а сам ещё раз спустился в машину, обошёл и вновь прослушал все механизмы. Вновь поднялся в ЦПУ, переключил аварийную сигнализацию себе на каюту и тоже пошёл на выход.

Опять прошёл весь длинный коридор, который уже был полностью освещён, а двери и лазы в трюм были задраены.

Вышел на палубу. Осмотрелся. Глубоко вдохнул тёплый, чуть влажный морской воздух. На горизонте с правого борта ещё виднелась земля. Судно шло на юг – в Аргентину.

После разрешения, полученного у капитана, я вышел на палубу. Опять прошёл этот длиннющий коридор и по крутым трапам поднялся на главную палубу.

«Паулина» шла в балласте. Погода была спокойная. Атлантический океан нас баловал. На календаре была зима, а здесь, в Южном полушарии – лето, тепло, солнышко. На палубе было не жарко, но и не холодно. Была нормальная, приемлемая, европейская температура. В машинном отделении тоже было не жарко, поэтому все вентиляторы для работы главного двигателя мы не включали. Они были расположены в корме судна, и их вой был едва слышен здесь у надстройки.

На всех предыдущих судах, чтобы уйти от постоянного шума работающих механизмов, я каждый вечер ходил вечерами на бак. Где часа по два гулял. Всегда так хотелось тишины. С моей профессией судового механика – всегда не хватало тишины. Везде и всегда ощущалась вибрация механизмов и рокот, и шум их работы. А здесь и не надо было никуда ходить. Сама надстройка уже находилась на баке. Для меня это было непривычно. Но, ничего! Человек привыкает ко всему.

Впервые дефицит тишины я ощутил ещё на ледоколе «Адмирал Макаров». Тогда я был двадцатишестилетним третьим механиком. И мне по многу часов приходилось находиться в машинном отделении среди работающих главных дизелей.

По своей специфике работы, ледоколы в полярке почти не имели стоянок. Они постоянно куда-то шли, проводя суда с грузами с востока на запад. И возвращались обратно уже с судами, которые опустошили в свои трюмы в полярных портах.

На этом ледоколе было девять только главных дизелей, да вспомогательных ещё восемь штук. Общая мощность главных дизелей составляла сорок тысяч лошадиных сил. А мне тогда приходилось постоянно заниматься перекачками топлива и балласта. Поэтому я и крутился днями, а то и ночами в машинных отделениях ледокола пополняя танки топливом, откачивая льяла трюмов, перекачивая балласт.

Тогда о наушниках никто и понятия не имел. А если они и были, то их носили неохотно. Иногда из-за бравады. Мол, мешает слушать ритм работы машин. Из-за этого многие механики были глуховаты, да и у меня в ушах постоянно стоял какой-то шум.

И вот, как-то раз после очередной бункеровки в Певеке, нас вывезли на природу. Автобус остановился на полпути между Певеком и Валькумеем. Нас со всем нашим скарбом, закусками и выпивкой выгрузили, и оставили якобы подышать свежим воздухом.

Воздух, и в самом деле, был великолепен. На небе не было ни единого облачка. Солнце жарило не на шутку. Да и ветра почти не было. Если бы не берёзки по пояс, то можно было себе представить, что ты находишься не за Полярным кругом, а где то у нас в Приморье.

Народ сразу кинулся собирать грибы. А я по распадку, между сопок, пошёл подальше от галдящей толпы возбуждённых моряков. Через пару десятков шагов я уже не слышал этого гвалта.

Интересная особенность была в тундре. Вокруг стояла абсолютная тишина, несмотря на то, что рядом находились люди. Их было видно. Они что-то, наверное, кричали, жестикулировали руками, а их абсолютно не было слышно. Но вот кто-то из них полез на сопку. И тогда до меня донеслись все слова их разговоров. Я разбирал каждое их слово. Даже шуршанье выскакивающих из-под ног камней, мне было явственно слышно. А вокруг не было ничего – только тишина.

Я растянулся на тёплом мхе, и слушал эту тишину. Стало различимо журчанье ручейка. Слышалось шуршание листвы этих знаменитых карликовых берёзок. Даже появившегося невдалеке евражку, я услышал ещё перед тем, как он встала домиком, чтобы поподробнее рассмотреть меня. Но я по-прежнему лежал без движений, впитывая в себя окружающую тишину всеми клеточками своего тела.

Наверное, я уснул под воздействием этой целительной тишины. И очнулся только от того, что меня пнул в пятку мой котельный машинист Сашка Оборин. Он забеспокоился, что я куда-то пропал. И пошёл меня разыскивать и нашёл меня спящим на мху среди камней и берёзок. Как всегда, с серьёзным видом он толкал меня, стараясь разбудить.

– Ты чего это тут разлёгся. Водка уже заканчивается, а ты тут валяешься. Смотри! Не достанется тебе ничего, – беспокоился он обо мне.

Так не хотелось покидать этот мир тишины и покоя. Но делать было нечего. Я поднялся и вместе с Сашкой пошёл в прежний мир шума и суеты.

На палубе стояли Миша с Львовичем. Они также любовались на вечерний закат и напивались свежим воздухом и тишиной.

Увидев меня, Львович подошёл ко мне:

– Ты сигнализацию переключил? – поинтересовался он, раскатисто произнося своё р.

– Да. На свою каюту.

– Это ты зря сделал. Тебе пока первые дни не надо этого делать. Всё равно меня будешь звать на помощь. Я пойду и переключу её на себя, чтобы ты хоть первые дни ночью не подскакивал. Я обычно хожу в машину ближе к полуночи, проверяю все, а после этого до утра иду спать. Бывает, что и ночью срабатывает сигнализация, особенно если работает сепаратор тяжёлого топлива. Он на ходу у нас постоянно работает. Бывает, что он не справляется с работой. Автоматика его уже на ладан дышит. Поменять бы. А Миша всё не может поменять там какие-то катушки на реле.

Миша сразу же отреагировал:

– А что я? Я знаю, откуда их взять.

– Ну, и откуда же их взять? – уже с ехидцей посмотрел Львович на Мишу.

– А вот с сепаратора дизельного топлива, можно взять, и поставить на тяжелое топливо. Но тогда надо у сепаратора дизельного топлива находиться постоянно. Он без этих реле на автомате работать не будет. Если у него пойдет перелив топлива, то без автоматического контроля, всё топливо уйдёт в сливную цистерну. А так как мы им почти не пользуемся, то с него и снять будет их можно. А поставим мы их назад, когда придут запасные.

Я посмотрел на воодушевлённого идеей Мишу и говорю ему:

– А когда они придут? – Миша недоумённо пожал плечами.

– Ну, так вот и давай, попробуем завтра это сделать. И тогда мы не будем подскакивать ночью, и будем спать спокойно до утра, – Миша задумался, я даже усмехнулся, от того, что мне показалось, что в Мишиной голове зашуршали шарики-ролики. Но тут он мотнул головой и выдал своё согласие:

– Ладно, завтра с утра будем делать.

Мы ещё немного постояли на палубе, любуясь прекрасным вечерним закатом, который можно наблюдать только в море, и разошлись по каютам.

Я ещё поднялся на мостик. На кресле у радара сидел капитан, а штурман с циркулем что-то отмечал на карте.

Капитан, молча, поприветствовал меня взмахом руки, и по-прежнему продолжал наблюдать за горизонтом. Я глянул в радар. По нашему курсу никого не наблюдалось. Что он там так усердно наблюдал? Только где-то слева сзади милях в десяти отблёскивала небольшая группка судов. По всей видимости – это были рыбаки.