Большая Полянка. Прогулки по старой Москве

А неподалеку проживал своеобразный мужичок. О нем рассказывал букинист Афанасий Афанасьевич Астапов: «Жил-был старик со своею старухою, но не у синего моря, а на самом берегу Москвы-реки, близ дома Малюты Скуратова (где ныне Археологическое общество, не доходя до яхт-клуба, на Берсеневке). Жили они не в землянке, а в сторожке, платя 2 рубля 50 копеек в месяц. И не рыбу ловили, а дровишки и щепу, обеспечивая себя во время половодья от покупки дров почти до следующей весны, до нового половодья. Старик был высокого роста, физиономия выразительная, имел длинную бороду, журавлиную походку; в разговоре был, что называется, обстановистым, умея ловко пользоваться, где нужно, своеобразной начитанностью. Звали его Иваном Андреевичем Чихириным; умер он… приблизительно 75 лет от роду. Одевался в летнее время в долгополый сюртук, а зимою – в тулуп; картуз носил триповый, старого покроя. Костюм этот, думается мне, служил ему лет тридцать. Профессией его была торговля старыми книгами, преимущественно на Смоленском рынке. Его жена, старушка небольшого роста… одевалась просто, без претензий на моду.

Чихирин нередко рассказывал разные случаи и приключения из своей жизни. Вращаясь около бояр, которым продавал, менял, а то у них же и покупал книги, он говорил, что бояре любили книжников, как людей, полезных для науки. Летом он путешествовал, не за границу, разумеется, а по московским окрестностям, начиная с Ходынки, где его покупателями являлись по большей части офицеры, заходил во Всехсвятское, Петровский парк, Петровско-Разумовское, а то и в Останкино, Сокольники и т. д. Накладет, бывало, в мешок пуда три товара литературного содержания, вроде сочинений Загоскина, Булгарина или переводов Вальтера Скотта и других. Наберет больше таких книг, цена которым начиналась от 3 рублей, а продавались они копеек по 75, даже по 50. В то время не знали так называемую скидку процентов. С великим терпением таскал он эту литературу на своих плечах, хотя бывали дни и без почина. Но если попадет на местечко, где есть книги, то уж здесь он поработает. Встречались ему и старые библиотеки, где он наменяет, продаст и накупит товара почти на весь год. Попадались ему и книги наследственные; тут он тоже не зевал… Иван Андреевич хорошо знал свой товар, любил читать и даже знал наизусть почти всего Рылеева. Память у него была прекрасная, и когда разговорится – слушать хочется».

Вот какая экзотическая личность проживала на Берсеневке.

Ароматизатор

Главное здание кондитерской фабрики Эйнема (Берсеневская набережная, 6) построено в 1889 году.

Сравнительно недавно здесь была кондитерская фабрика «Красный Октябрь», считавшаяся лучшей на всей территории СССР. Правда, некоторые ценители утверждали, что гораздо лучше были куйбышевские конфеты и лакомства прибалтийских советских республик (эстонский «Калев», первым делом).

О качестве же здешних сладостей сообщал в первую очередь прекрасный аромат, которым пропитывался воздух вокруг фабрики. Он был волшебен и неповторим. А при ветре юго-западном достигал и самого Кремля.

Увы, сегодня о том чудном запахе остались лишь одни воспоминания.

Первое кондитерское производство разместилось здесь в 1845 году и называлось фабрикой «Смирнов и сыновья». Но династия Смирновых ненадолго удержала это производство при себе. И спустя два десятилетия здесь красовалась «Фабрика шоколада, конфет и чайных печений Товарищества Эйнем» со штатом в тысячу рабочих.

Эйнемова реклама сообщала об ассортименте: «Бисквит, шоколад, какао, жженый кофе, конфекты, карамель, глазированные фрукты, компот, мармелад, карамель „ирис“, пастила, вафли».

Случались и совсем особенные экземпляры. В частности, на день рождения предпринимателя Н. А. Найденова ежегодно подавали от Эйнема громадный торт-пирог, увенчанный роскошным рогом изобилия. Рог же, в свою очередь, наполнен был конфетами – лучшими из ассортимента на тот момент.

Торт этот регулярно посылал Найденову один купец из города Ельца – в благодарность за оказанную некогда услугу.

Впрочем, «визитной карточкой» компании был шоколад «Эйнем». На обложке его был изображен насупленный малец, держащий биту для лапты в одной руке, а в другой – огромную надкусанную шоколадку с надписью «Эйнем». Рекламное стихотворение гласило:

Добыл я плитку шоколада
И мне товарища не надо.
Пред всеми говорю людьми:
«Съем всю. А ну-ка отними!»

Впрочем, не только рекламщики сочиняли стихи про «Эйнем». Вот, например, цитата из Бориса Пастернака:

Как видишь, уезжает викинг,
Живи счастливо, пей кумыс,
Пей молоко и с ним грызи Кинг
И постулируй. Твой Борис.

«Кинг» – так называемый «альбертик», сухое шоколадное печенье, одно из многочисленных кондитерских изделий от Эйнема.

* * *

С наступлением Первой мировой войны фирме пришлось несладко. Причина была исключительно в названии – в 1914 году в России поднялась невероятная волна германофобии.

Перед магазинами фирмы «Эйнем» дежурили «патриотически» настроенные граждане и отговаривали обывателей от посещения магазинов – якобы деньги от продажи карамелек и компотов пойдут на укрепление вражеской военной мощи. Кто-то пустил слух о том, что фирма пожертвовала русской армии ядовитые консервы – пришлось писать опровержение в газетах.

Вообще, компания вдруг оказалась в очень странной ситуации – ей приходилось постоянно перед кем-нибудь оправдываться. В конце концов, фирма «Эйнем» опубликовала в периодике пространное письмо: «В текущие дни священной борьбы России с надменным врагом некоторые лица, по неведомым, быть может, даже корыстным целям, воспользовавшись нерусской фамилией главы нашей фирмы, стали распускать в Москве столь же чудовищные, сколь же и вздорные слухи.

Базируясь на нерусском наименовании фирмы, недоброжелатели обвиняли нас не только в германофильстве, но и во всяких своих измышлениях, желая как бы тем нанести вред нашему предприятию. Не следовало бы вступать в полемику с такими лицами, но мы вызваны на это нравственною обязанностью показать русскому обществу суть нашего дела в истинном свете».

И дальше – перечень достоинств: «Наша фирма, основанная в Москве в 1851 году, существует 63 года, и существует с честью. Глава нашей фирмы – председатель правления и главный пайщик Товарищества, не только русский подданный по общественному положению, но и глубоко преданный России; он удостоен почетного звания коммерции советника.

Состав управления состоит большею частью из русских подданных; рабочие и служащие, которых на фабриках наших до 3500 человек, – все русские, за исключением лишь нескольких мастеров, специалистов по отдельным отраслям многообразного производства на наших фабриках.

Товар наш вырабатывается из русских материалов и местных продуктов, за исключением лишь тех, которых в России нет».

И так далее, так далее, так далее.

Результат, однако же, достигнут не был. Вежливая агитация у магазинов сменилась погромами, а Николай II своим указом запретил Эйнему изображать на своих вывесках, упаковках и в рекламе российский герб.

* * *

Тем не менее, и после революции фабрика некоторое время сохраняла старое название. И даже выпускала свою знаменитую продукцию, жертвой которой, кстати говоря, однажды стал Мандельштам. Ирина Одоевцева вспоминала: «Ему в одно весеннее утро до смерти захотелось гоголь-моголя. «От сытости, конечно, когда голоден – мечтаешь о корке хлеба». Он пошел на рынок и купил у торговки яйцо. Сахар у него был и, значит, все в порядке и можно вернуться домой.

Но по дороге, тут же рядом, на рынке бородатый мужик продавал шоколад «Эйнем» «Золотой Ярлык», любимый шоколад Мандельштама. Увидев шоколад, Мандельштам забыл про гоголь-моголь. Ему «до зареза» захотелось шоколаду».

– Сколько стоит?, – спросил Мандельштам.

– Сорок карбованцев.

У поэта было только тридцать два. Он предложил торговцу:

– Вот, вам это очень выгодно. Я отдаю вам прекрасное сырое яйцо и тридцать два карбованца за шоколад, себе в убыток.

Но тут на Осипа Эмильевича набросилась соседняя торговка:

– Держите его, спекулянта проклятого! Он у меня за семь карбованцев купил яйцо, а сам за восемь перепродает. Держите его! Милиционер! Где милиционер?

«Со всех сторон сбежались люди. Прибежал на крики и милиционер…

Мандельштама арестовали, и он до вечера просидел в участке. Во время ареста раздавили яйцо и кто-то украл у «спекулянта проклятого» его тридцать два карбованца».

Кстати говоря, эта печальная история – лучшая реклама фабрики «Эйнем».

Из жизни текстильщиков

Здание фабрики «Красные текстильщики» (Якиманская набережная, 4—6) построено в 1899 году по проекту архитектора А. Калмыкова.

Одна из видных достопримечательностей этих мест – фабрика «Красные текстильщики». Все началось в 1868 году, когда купец Григорий Михайлович Истомин снял в Якиманской полицейской части двухэтажный домик с производственными мощностями. И подал прошение: «Я, Истомин Г. М., желаю на снятой мною фабрике производить прежние ручные товары: бумажно-шерстяные, бумажно-льняные и прочие без применения механизмов и паровой силы».

Впрочем, получив желаемое разрешение, господин Истомин сразу снял другое помещение (тоже двухэтажное, все в той же Якиманской части) и вопреки своему обещанию установил 79 ткацких станков. Правда, ручных. Но все равно механизмов.

Производство расширялось на глазах – уже в 1869 году Истомину принадлежали два фабричных корпуса с 200 ткацкими и 6 сновальными станками. Штат же состоял из трех сотен ткачих, шести сновальщиков, полусотни шпульщиков и немногочисленного управленческого аппарата.

А в 1884 году другой предприниматель, Михаил Истомин – брат скончавшегося к тому времени Г. М. Истомина – приобрел кусок земли на набережной и отстроил там новое здание для фабрики – удобное и современное. К тому времени уже было основано «Товарищество Голутвинской ткацкой мануфактуры среднеазиатских и внутренних изделий» – именно так называлось истоминское производство.

Новые власти сохранили историческую специализацию. Рабочие на фабрике трудились в большинстве своем сознательные. В частности, в июне 1941 года, когда секретные сотрудники по всей стране прислушивались к реакции на речь В. Молотова «О нападении на нашу социалистическую родину войск клики кровожадных фашистских правителей Германии», об этой фабрике в спецдонесении было сказано так: «На фабрике „Красные текстильщики“ настроение в целом бодрое. Но среди отдельных рабочих можно услышать и такого рода разговоры: „Вот наше правительство накормило быка на свои бока“. Рядом стоящие рабочие вмешивались в разговор и давали совершенно правильные разъяснения».

Правда, в скором времени после Победы одна из работниц фабрики открыто заявила: «Сырья на фабрике не хватает, заработок низкий, но и его вовремя не получаешь. Я и мои дети только и мечтаем в день получки досыта поесть хлеба и картошки». Но тут ничего не поделаешь, время тяжелое, послевоенное.