Большая Полянка. Прогулки по старой Москве

Большая Полянка. Прогулки по старой Москве
Алексей Геннадиевич Митрофанов

Замоскворечье всегда отставало от времени. Причина тому кроется в самом названии. Замоскворечье – значит за Москвой-рекой. То есть не в главной части города, а на отшибе. Тем более, что именно оттуда, с юга, чаще всего приходили монголо-татарские завоеватели. И, разумеется, селиться там мудрый москвич не торопился.

Большая Полянка

Прогулки по старой Москве

Алексей Геннадиевич Митрофанов

© Алексей Геннадиевич Митрофанов, 2017

ISBN 978-5-4490-1737-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Замоскворечье всегда отставало от времени. Причина тому кроется в самом названии. Замоскворечье – значит, за Москвой-рекой. То есть где-то там, не в главной части города, а на отшибе. Тем более, что именно оттуда, с юга, чаще всего приходили монголо-татарские завоеватели. И, разумеется, селиться там мудрый москвич не торопился.

Как ни странно, это запоздание по времени наблюдается и сейчас.

Замоскворечье – рай для тех, кто любит путешествовать по прошлому. Здесь, например, нет сталинских высоток. Ни одной. Замоскворечье вообще приземисто. Два этажа – уже много. Можно обойтись одним.

И вместе с тем, Замоскворечье не похоже на провинциальный русский город. Это – именно Москва, с присущими этому городу достоинствами и недостатками – интеллектуальность, достоинство, многообразие уживаются с самовлюбленностью и снобизмом. И, конечно же, здесь есть неповторимый запах Москвы – тот самый, который в первую минуту ощущает путешественник-москвич, вернувшийся в свой город.

Правда, в Замоскворечье этот запах гуще, чище. Здесь пахнет старыми московскими домами, здесь сохранился уникальный старомосковский дух.

Поэт Сергей Дрофенко посвятил этому месту, а точнее говоря, этому миру одно из своих замечательных стихотворений:

Старые улицы Замоскворечья.
Особняки.
Арки, ворота, жилье человечье,
Близость реки.
Есть еще камни, калитки, заборы.
Держитесь вы,
Скверы, скворечни, подвалы, соборы,
Иней Москвы.

И хотя многое исчезло безвозвратно, до сих пор именно здесь, в Замоскворечье, можно ухватить за кончик хвостика этот московский иней.

Прогулки по Замоскворечью продолжительны, бесцельны и занятны. Цели тут и вправду быть не может – все необходимое для жизнедеятельности города сосредоточено на левом берегу реки Москвы – там, где Тверская, Кремль, Новый Арбат и площадь Трех вокзалов.

Зато кафе и ресторанов здесь много, и на разный кошелек. Замоскворечье – место для прогулок, а уставший путник в конце концов обязательно захочет выпить чашку кофе или съесть большой шашлык с сухим вином.

А посему начинаем первую прогулку по замоскворецкой улице. По Большой Полянке.

Дом отживших кошмаров

Дом на набережной (улица Серафимовича, 2) построен в 1931 году по проекту архитектора Б. Иофана.

По традиции, начнем прогулку несколько раньше – от Кремля, точнее, от Большого Каменного моста. Герой «Студентов» – повести Юрия Трифонова – восхищался этим мостом, вернувшись с фронта в 1945 году: «Большой Каменный!

Самый красивый мост в мире. Теперь он не сомневается в этом, – он видел мосты в Праге и в Вене и множество других мостов в разных странах. Отсюда город кажется беспорядочно тесным – улиц не видно, дома воздвигаются один над другим в хаосе желто-белых стен, карминных крыш, башен, облепленных лесами новостроек, искрящихся на солнце окон. Но по отдельным знакомым зданиям можно угадать улицы: вон блестит стеклянная крыша Пушкинского музея, левее, у самого берега, раскинулась строительная площадка – еще до войны здесь начали строить Дворец Советов, – как огромные зубья, торчат в круге массивные опоры фундамента. А по правую руку – высоко на холме Кремль. Старинные башни, подернутые сизой, почти белой у подножия патиной, и гряда зелени за стеной, на кремлевском дворе, а над зеленью – стройный, белогрудый дворец с красным флагом на шпиле».

Этот мост и по сей день – одна из так называемых «визитных карточек» Москвы. А еще более известен вид на Кремль, который открывается с него. Во времена Советского Союза именно он служил заставкой к телепередаче «Время» – главной и, по большому счету, единственной информационной программе тех лет.

А телевизионные работники называли этот вид «трехрублевым» – именно он украшал денежную купюру в три рубля.

* * *

Первая наша достопримечательность мрачна, загадочна и романтична. Дом Правительства, построенный Борисом Иофаном на месте древнего Винно-Соляного двора – с Корчемной конторой, аустерией и прочими подразделениями соответствующего характера. Или же «Дом на набережной», как его прозвали с легкой руки писателя Юрия Трифонова – одного из здешних обитателей.

Пока Трифонов не стал писателем и не издал свой роман, (который так и называется – «Дом на набережной»), дом часто называли «Допром». Игра слов невеселая – ведь «Допр» это «дом предварительного заключения». Отчасти, так и было – дом впереди не только по числу мемориальных досок, но и жильцов, увезенных отсюда на Лубянку.

Когда журналисту Михаилу Кольцову дали здесь квартиру, друзья поздравляли его. Но получалось неискренне. И лишь Корней Чуковский высказал, что думал:

– Ах, какая напасть! Вселяться в этот жуткий замок решительно нельзя. Но ведь и ослушаться и не вселиться – тоже невозможно. Вот беда-то!

Кольцов, ясное дело, вселился. И однажды зашел по-соседски к Подвойскому. Вскоре пришел и писатель Антонов-Овсеенко. Оглядел всю компанию. И мрачно сказал:

– А ведь по нынешним временам, собравшись втроем, мы попадаем под подозрение.

Увы, он в очень большой степени был прав.

* * *

Дом делали на совесть: 24 подъезда, 505 квартир, почта, телеграф, сберкасса, прачечная, трехэтажный корпус с продовольственным и промтоварным магазином и парикмахерской, столовая, детский сад, поликлиника, клуб, спортзал, кинозал.

Мимо проплывали прогулочные теплоходики, и экскурсоводы рассказывали гостям столицы:

– Вот, товарищи, архитектор Иофан построил дом – символ новой жизни. В таких бытовых условиях будут жить вскоре все советские люди.

«Серая громада висла над переулочком, по утрам застила солнце, а вечерами сверху летели голоса радио, музыка патефона. Там, в поднебесных этажах, шла, казалось, совсем иная жизнь, чем внизу, в мелкоте, крашенной по столетней традиции желтой краской», – писал Юрий Трифонов. Действительно, задача ставилась не пообещать «всем людям», пусть даже советским, заманчивое будущее, а, напротив, подчеркнуть недосягаемость той жизни, что происходила в этом сером здании.

Так и получилось, на протяжении всего советского периода это был дом для избранных. Здесь проживал маршал Тухачевский. Академики – Варга, Тарле. Авиаконструктор Микоян. Композитор Александров. И множество советских деятелей – кто со счастливой судьбой, а кто и с трагической.

Правда, иной раз случались критики, не понимавшие, куда на самом деле ветер дует. Они могли и мимоходом нелицеприятно отозваться о постройке. К примеру, журнал под названием «Бригада художников» дерзнул поместить его фото с таким комментарием: «Дом Правительства на Берсеневской набережной. Фонарь в стиле „ампир“ хорошо гармонирует с домом, показывая неприемлемость данного объекта для искусства СССР».

И автор сразу получил гневную отповедь. Да не от кого-нибудь, а от Ильфа и Петрова. Ирония названных фельетонистов была беспощадной: «Точка. Объект неприемлем. Обвинение тяжелое. Мы готовы даже допустить, что справедливое, предварительно узнав, в чем дело. Но положение безнадежное. «Не задавай кассиру вопросов».

После такой лаконичной и беспардонной критики обхаянному архитектору остается одно – снять лиловые подтяжки и повеситься на том самом фонаре в стиле «ампир», который «так хорошо гармонирует с домом». Хорошо, что фонарь снесли уже вместе с храмом, и жизнь архитектора покуда в безопасности…

Обратимся прямо к редакции.

– Товарищи редколлегия, дорогие товарищи (по алфавиту) Вильямс, Вязьменский, Дейнека, Кондраков, Малкин, Моор, Мордвинов, Новицкий, Перельман, Соколов-Скаля и Точилкин! Не считаете ли вы, что критик уже сделал свое дело и ему давно пора уйти из журнала? Не бойтесь! Вперед! Ведь вас много (если считать по алфавиту), а он один. Его очень легко взять врасплох. Подстерегите его, когда он будет сочинять очередные трамвайно-архитектурные выпады, схватите его (вас так много!) и унесите из редакции».

Ильф и Петров в порыве праведного гнева даже не заметили, что слово «гармонирует» здесь используется, мягко скажем, некорректно. И сами принялись его использовать в том же кривом значении. Еще бы – под угрозой новый дом, архитектурный флагман. Здесь не до филологических изысков.

* * *