Невский проспект. Прогулки по Санкт-Петербургу

* * *

Вторая половина девятнадцатого века – новый всплеск прогресса. Уже в 1847 году в городе появляются маршрутные омнибусы – огромные кареты. Естественно, первый маршрут проложен именно по Невскому проспекту. В переводе с латыни «омнибус» означает «для всех». И вправду, проезд стоит 10 копеек, новый вид транспорта доступен самым широчайшим слоям населения, и вечно переполненный вид транспорта приобретает новый, исконно петербургский термин: «обнимусь». Адвокат А. Кони так описывал этот технический шедевр: «На Невском нет ни трамваев, ни конно-железной дороги, а двигаются грузные, пузатые кареты, огромного размера со входной дверцей сзади, у которой стоит, а иногда и сидит кондуктор. Это омнибусы, содержимые много лет купцом Синебрюховым… Неуклюжие и громоздкие, запряженные чахлыми лошадьми, они вмещают в себя до двадцати пассажиров и движутся медленно, часто останавливаясь для приема и выпуска таковых».

Но все равно – это было событие.

А в 1851 году – пущен в эксплуатацию Николаевский (ныне – Московский) вокзал.

Невским проспектом вновь любуются, и никому не хочется его критиковать, и даже профессиональный критик Н. А. Добролюбов пишет в 1853 году: «Если погода так хороша, Петербург Вам так незнаком, что Вы непременно хотите идти пешком – Вы не раскаетесь. Советую всегда начинать от Лавры… Вскоре начинается Невский проспект, и Вы очутились на ярмарке: на трехсаженных тротуарах здешних постоянно такая же толкотня, как у нас (то бишь в Нижнем Новгороде. – АМ) на ярмарочном месте. Но, вообразите, здесь менее душно: менее пахнет городом, чем в Москве, или даже у нас».

А в 1858 году в Санкт-Петербурге побывал писатель Теофиль Готье. Не обошлось, конечно же, без посещения Невского проспекта. Готье был очарован: «На этой фешенебельной торговой улице чередуются дворцы и магазины. Нигде, может быть, только в Берне, вывеска не выглядит так восхитительно, как здесь. И до такой степени, что этот вид декоративного украшения улиц и домов нужно было бы отнести к разряду ордеров современной архитектуры, прибавить его к пяти ордерам Виньолы. Золотые буквы выводят свой рисунок на голубом фоне, выписываются на стеклах витрин, повторяются на каждой двери, не пропускают углов улиц, круглятся по аркам, тянутся вдоль карнизов, используют выступы подъездов, спускаются по лестницам подвалов, изыскивают все способы привлечь внимание прохожих. Возможно, вы не знаете русского языка, и форма этих букв, кроме орнаментального своего выражения, не имеет для вас никакого смысла? Но вот рядом вы видите перевод этих надписей на французский и немецкий языки. Вы еще не поняли? Тогда услужливая вывеска, прощая вам незнание этих трех языков, даже предполагая и тот случай, что вы вообще неграмотны, очень наглядно изображает те предметы, которые продаются в магазине. Вылепленные или нарисованные виноградные гроздья указывают винный магазин, далее ветчина, колбасы, говяжьи языки, банки с икрой вас извещают о том, что здесь помещается продуктовая лавка. Самые примитивные рисунки, башмаки, галоши, сообщают не умеющим говорить ногам: „Войдите сюда, и вас обуют“. Нарисованные крест-накрест перчатки говорят на языке, понятном для всех. Встречаются также изображения женских накидок, платьев, над которыми нарисованы шляпы или чепчики. Художник посчитал излишним пририсовывать к ним лица. Пианино приглашает вас испробовать их клавиши. Все это интересно фланирующему путешественнику и обладает особым колоритом».

Кстати, тот же литератор обратил внимание еще на одну редкую особенность проспекта: «На Невском проспекте идеи религиозной терпимости прямо-таки претворены в жизнь, и самым либеральным образом. Буквально нет ни одного вероисповедания, какое не имело бы своей обители, своего храма на этой широкой улице. Налево, в том же направлении, в каком я шел до сих пор – голландская церковь, лютеранский храм святого Петра, католическая церковь святой Екатерины, армянская церковь, не считая в прилегающих улицах финской часовни и храмов других направлений Реформации. Направо – русский Казанский собор, другая православная церковь и часовня старинного культа староверов или раскольников. Все эти божьи обители стоят в одном ряду с жилищами людей, за исключением Казанского собора, который прерывает общую линию и изящным полукругом, напоминая восхитительную колоннаду собора Святого апостола Петра в Риме, выходит на обширную площадь. Фасады соборов лишь незначительно отступают назад из общей линии домов. Они, не таясь, предлагают себя вниманию и религиозному усердию прохожих; узнать их можно по особому свойственному им архитектурному стилю. У каждой церкви есть дарованные царями большие участки богатой городской застройки, где дома или участки сдаются в аренду».

Действительно, Невский проспект довольно часто называли «улицей веротерпимости».

* * *

1862 год – новое изобретение, конка. Никого, разумеется, не удивляет, что «Акционерное общество конно-железных дорог» начинает свою деятельность именно с Невского. Темно-синие вагончики с империалом, запряженные парой уставших лошадей, еще доступнее омнибусов: проезд всего лишь 5 копеек (на империале еще меньше – 3 копейки). Справедливости ради, однако же, оговорюсь – конка была транспорт внутригородской, в то время как омнибус был еще и транспорт загородный – доезжал до таких отдаленных окрестностей, как село Александровское и Полюстрово.

Правила пользования довольно строгие: «В предупреждение несчастных случаев господа пассажиры приглашаются входить и выходить из вагона только на местах остановки или тихого хода вагонов, причем соскакивать нужно обязательно по направлению вагона».

1883 год – замена газового освещения на электрическое. На проспекте появляются 32 электрических фонаря. Радость неописуемая – ночью здесь становится почти так же светло, как днем.

Вместе с тем Невский проспект становится центром литературной жизни города. Чернышевский пишет: «Теперь хочу и нет идти к Беллизару… Его книжный магазин, как и все книжные магазины и публичная библиотека, недалеко от нас, версты не будет. Все книжные магазины сбиты между началом Невского и Аничковым мостом (верста, может быть) на Невском».

Не удивительно, что многие российские поэты и писатели живут именно здесь, а если не живут, то уж бывают очень часто. И воспевают его в прозе и стихах. При этом воспевают с грустью и трагизмом – легкомысленность в литературе потихонечку приелась, жизнь – штука несправедливая, богатым хорошо, а бедным плохо, вновь поднялись цены в Гостином дворе.

Писатель более не восхищается бурлящим ритмом Невского проспекта. Тот самый ритм он описывает нехотя и нарочито вяло. Вот, например, из Салтыкова-Щедрина: «День стоял серый, не холодный, но с легким морозцем, один из тех дней, когда Невский, около трех часов, гудит народом. Слышалось бряцание палашей, шарканье калош, постукивание палок. Пест-рая говорящая толпа наполняла тротуар солнечной стороны, сгущаясь около особенно бойких мест и постепенно редея по мере приближения к Аничкину мосту… Деловой люд не показывался или жался к стенам домов. Напротив, гулящий люд шел вольно, целыми шеренгами и партиями, заложив руки в карманы и занимая всю середину тротуара… Перед магазином эстампов остановилась целая толпа и глядела на эстамп, изображавший девицу с поднятой до колен рубашкою; внизу эстампа было подписано: „L’oiseau s’est envol“ („Улетевшая птичка“. – АМ). Из ресторана Доминика выходили полинялые личности, жертвы страсти к бильярду и к желудочной… Посередине улицы царствовала сумятица в полном смысле этого слова. Кареты, сани, дилижансы, железнодорожные вагоны – все это появлялось и исчезало, как в сонном видении. В самом разгаре суматохи, рискуя передавить пешеходов, мчались на тысячных рысаках молодые люди, обгоняя кокоток, которых коляски и соболя зажигали неугасимое пламя зависти в сердцах „наших дам“. Газ в магазинах еще не зажигался…»

Схожее недовольство Невским можно встретить и в стихах:

Печально я брожу по Невскому проспекту…
Как полон жизни он! как много в нем эффекту!
Бездельники, дельцы, народ мастеровой
Проходят и снуют по звонкой мостовой.

В коляске щегольской проносится красотка,
Гвардейца-молодца мчит узкая пролетка,
Линейку подает желающим лихач,
Плетется омнибус на паре тощих кляч.

(П. Вейнберг)

Впрочем, в конце стихотворения поставлена разгадка авторского неприятия:

И как противен ты, и как болит душа,
Когда в кармане нет ни медного гроша!

Николай Некрасов в повести «Жизнь Александры Ивановны» противопоставляет жизнь Невского жизни более бедных кварталов: «Весна, весна!.. ты в Петербурге… не перестаешь быть сырою, грязною, вредною и совершенно лишенною жизни… Не знаю, известно ли читателям, что в Петербурге, кроме многих известных чудес, которыми он славится, есть еще чудо, которое заключается в том, что в одно и то же время в разных частях его можно встретить времена года совершенно различные. Когда в центре Петербурга нет уже и признаков снегу, когда по Невскому беспрестанно носятся летние экипажи, а по тротуарам его, сухим и гладким, толпами прогуливаются обрадованные жители и жительницы столицы в легких изящных нарядах, – тогда в другом конце Петербурга, на Выборгской стороне, царствует совершенная зима. Снег довольно толстым слоем лежит еще на мостовых; природа смотрит пасмурно и подозрительно; жители выходят на улицу не иначе, как закутавшись в меховую одежду. Здания пасмурны и туманны… О, как далеко Выборгской стороне до Невского проспекта!»

А Иван Сергеевич Тургенев пишет о своем творческом плане: «О Невском проспекте, его посетителях, их физиономиях, об омнибусах, разговорах в них и т.д.»

Можно лишь себе представить, как бы выглядели очерки Тургенева, если бы он до них все же добрался.

Впрочем, и в тот период попадаются заметки, практически свободные от социальной составляющей. К примеру, Гончаров описывает Невский в повести «Счастливая ошибка»: «Посмотрите зимой в сумерки на улицу: свет борется со тьмою; иногда крупный снег вступает в посредничество, угождая свету своею белизною и увеличивая мрак своим облаком. Но человек остается праздным свидетелем этой борьбы: он приумолкает, приостанавливается; нет движения; улица пуста; домы, как великаны, притаились во тьме; нигде ни огонька; все предметы смешались в каком-то неопределенном цвете; ничто не нарушает безмолвия, ни одна карета не простучит по мостовой: только сани, как будто украдкою, продолжают сновать вечную основу по Невскому проспекту».

Но это все-таки скорее исключение из правила.

* * *

В 1888 году на Невском случилась настоящая сенсация. Здесь начал действовать первый в России торговый автомат. Фирма «Жорж Борман» установила «автоматический аппарат для продажи плиток шоколада». Плитка стоила 15 копеек, аппарат пользовался ажиотажем у столичных жителей, но дальнейшего развития эта практика не получила. Отчасти из-за щедрости российских обывателей. Находилось множество охотников «отблагодарить» такую умную машину. В отверстие для пятиалтынных они просовывали рублевые и трехрублевые кредитки, от чего автомат каждый раз выходил из строя и требовал серьезного ремонта.

В 1896 году на Невском проспекте был открыт первый в нашей стране кинотеатр. Сохранилось описание этого заведения: «Вот гаснет электрический свет, в зале слышится шипение синематографа, и на экране, перед глазами зрителей действительно появляется движущаяся фотография целого факта… Из ряда картин, которые нам случилось видеть, лучшими мы можем отметить: подход поезда, ссора двух мужчин и их борьба, игра в карты, выход рабочих с фабрики Люмьера, ссора детей и акробат, играющий с лентой».

А спустя год на Невском появился весьма своеобразный гражданин. Это был рехнувшийся на почве скачек господин Сотейкин, который вдруг решил, что он не человек, а скаковая лошадь. Ежедневно в полдень он стартовал в начале Невского и минут за двадцать добирался до Московского вокзала. Чуть дух переведет – бежит обратно. И так на протяжении шести часов.

Ужасно радовался, когда ему удавалось обогнать настоящую лошадь.

Власти же не принимали против этого Сотейкина никаких мер – ведь, по большому счету, поведение бегуна не было антисоциальным.

* * *

Наступил двадцатый век. В 1903 году построен был роскошнейший гастроном братьев Елисеевых. В 1904 году – торговый дом фирмы «Зингер».

В том же 1904 году наша страна встречала моряков крейсера «Варяг» и канонерской лодки «Кореец». Император Николай II писал в дневнике: «Их встречали торжественно, как подобает героев: по всему Невскому шпалерами стояли войска и военно-учебные заведения».

Он и не мог догадываться, что в скором времени экипажи именно этих судов станут символами революционной борьбы в России.

В том же году из здания Московского вокзала вышел застенчивый провинциальный юноша. Прошел на Невский, огляделся по сторонам, подошел к городовому и полюбопытствовал:

– Скажите, пожалуйста, господин полицейский, разрешается ли ходить по Петербургу с тросточкой?

Городовой опешил:

– Почему нельзя-то?

– Да как же, ведь тут царь живет, – почтительно сказал провинциал.

Это был Ефим Придворов, он же Демьян Бедный.

А вскоре, в январе пятого года здесь прошла, пожалуй, самая известная из демонстраций. И, безусловно, самая трагичная. Будущий председатель Временного правительства Александр Керенский писал о ней: «Вдоль всего Невского проспекта двигались, направляясь из рабочих районов, ряд за рядом колонны спокойных, с торжественно-важными лицами, одетых в свои лучшие одежды людей. Гапон, шедший во главе процессии, нес крест, а многие рабочие – иконы и портреты царя. Нескончаемое шествие текло весьма неспешно, и мы пошли рядом с ним вдоль всего Невского проспекта начиная с Литейного. На улицах собрались толпы людей, все хотели видеть происходящее своими глазами, все испытывали чувство необычайного волнения».

Эта демонстрация вошла в историю как «кровавое воскресенье». В обществе что-то явно разворачивалось и, очевидно, разворачивалось не туда.

* * *

В 1908 году на Невском проспекте прошло первое шествие так называемых людей-бутербродов. Газеты писали: «Вчера, 23-го ноября, на Невском проспекте и других улицах столицы наблюдалось интересное зрелище: девять человек, украшенных спереди и сзади блестящими табличками разных табачных фирм, тихо шествуя один за другим, на длинных шестах с прикрепленными к ним досками носили наклеенные разноцветные афиши одного из многочисленных театров-кинематографов. Шествие этой ходячей рекламы возбуждало внимание публики».