Александр Пушкин. 6 марта 1831. Москва».
Правда, на обратной стороне было приписано: «Дав официальный ответ на официальное письмо Ваше, дозвольте поблагодарить Вас за Ваше воспоминание и попросить у Вас прощение, не за себя, а за моих книгопродавцев, не высылающих Вам, вопреки моему наказу, ежегодной моей дани. Она будет Вам доставлена непременно. Вам, любимому моему поэту; но не ссорьте меня с смоленским губернатором, которого, впрочем, я уважаю столь же, сколько Вас люблю.
Весь Ваш».
Так что, фактически, отказа не было. Хотя официально – был.
Впрочем, расположение Пушкина не спасло ситуацию. И спустя полтора года господин Хмельницкий был вынужден признать в особом донесении министру внутренних дел: «Относительно заведения и скорейшего открытия публичной библиотеки имею честь донести, что как в состав ее поступило еще весьма мало книг и открытие оной в отдельном помещении показало бы слишком очевидно сей недостаток, то я до преумножения оной поместил ее в зале, нанимаемой на собственный мой счет, где мною собраны все образцы мануфактурных произведений Смоленской губернии, и как в сей зале, открытой для публики, имеются шкафы, большой письменный стол и прочая весьма приличная мебель, то и помещение в оной малого числа книг, которые на установленных правилах позволяется читать посещающим сию залу, представляет до времени достаточную для сего удобность».
Тем не менее, появились специальные правила пользования новой библиотекой: «Время посещения библиотеки назначить ежедневно по два раза в будние дни… Порядок для чтения установить двоякий: для чтения книг в самой библиотеке и для ссуды книг на дома; в первом случае желающие должны иметь билет попечителей, с изъяснением в них права на чтение каждого».
Разъяснялись в этих правилах и функции сотрудников: «Библиотекарь ведет составляющим картотеку книгам два каталога, с обозначением в графах номера книги, названия ее, числа частей и цены, если она покупается у книгопродавцев, один белый, а другой черновой, из которых в последнем должны расписываться читатели».
Был определен также и штраф за утерянную или же испорченную книгу, «ссуженную на дома», весьма нешуточный кстати – 15 рублей.
Словом, несмотря на скудность фонда, становилось понятно: библиотечное дело в Смоленске поставлено на широкую ногу.
Само же здание построено в 1888 году для Смоленского купеческого собрания – объединения местных предпринимателей. Здесь решались важные вопросы о зачислении того или иного торговца в ту или иную купеческую гильдию. Ну и, разумеется, помимо зала заседаний и рабочих кабинетов здесь располагался развеселый купеческий клуб. А также «Магазин хозяйственных вещей и строительных материалов Д. В. Кувшинникова».
* * *
Рядом (Большая Советская улица, дом №27/20) – дом П. Ф. Ланина, известного до революции как староста смоленского купечества. Здесь же размещалась Вторая женская гимназия.
А на противоположной стороне Большой Советской, в доме №24 уже при советской власти находилась знаменитая Третья школа имени Н. Чернышевского. Среди ее преподавателей особо славился Иван Григорьевич Вороной, учитель математики. Один из учащихся той школы, Александр Борохов писал в своих воспоминаниях о первой встрече с этим педагогическим деятелем: «Но вот, наконец, начинаются занятия. Подходит урок математики. Затаив дыхание, жду прихода Вороного. Дверь открывается и в класс крупным шагом входит человек выше среднего роста, коренастый, бритоголовый, с волевым взглядом через очки. Раскрыв журнал, вызывает каждого из нас, строго вглядываясь. Большинство школьников, вероятно, ему знакомы – учились у него в седьмом. На мне задержался. Интересуется, откуда я. Но как учился, не спрашивает.
Знакомство завершается, и Иван Григорьевич… объявляет: «Будем писать контрольную работу по задачкам седьмого класса». Называются из учебника номера задач. Такое количество за урок мы в Куровской не решали. Не медля, я приступаю к делу. Решаю одну за другой, не встречая затруднений. Попадаются и те, что я решал перед учебным годом. Раньше других сдаю контрольную и еще жду какое-то время звонка. Вороной не высказывает никакого внимания к сданной мною контрольной. Ждет остальные, прохаживаясь по классу. Но ни к кому не подходит… Жду с нетерпением следующего урока алгебры. Наконец он приходит. Гляжу, не отводя глаз, на дверь. Она открывается, и в класс входит Вороной. Вместе с журналом он держит стопку наших контрольных. Взгляд его суровый. Положив, скорее бросив на стол журнал с контрольными, он жестко произносит: «Чему я вас учил? Ничего не знаете. Варяг из какого-то поселка положил вас на лопатки».
Вороной начал раздавать контрольные. Передал мою. Смотрю – «5». Я был на седьмом небе, но старался не проявить своей радости. Тем более, что сосед по парте получил двойку».
Логично было бы ожидать, что Вороной сделает Борохова своим любимчиком. Но нет. Математик, вероятно, понимал, что ситуация – отнюдь не в пользу его личных профессиональных качеств как преподавателя. И он постоянно третировал Борохова, вызывал к доске чуть ли не каждый день, пытался подловить на чем-нибудь, и радовался как ребенок, если это удавалось. Ставил двойку, приговаривая: «у меня отличников без двоек не бывает».
В результате, добился двух вещей – сделал из Борохова очень даже неплохого математика, но, вместе с тем, привил ему не слишком-то нежные чувства к своей дисциплине. И когда узнал, что Борохов учится в медицинском, проворчал:
– Я надеялся, что ты станешь настоящим математиком. А ты изменил своим способностям. Пошел обучаться в работники клистира.
Кстати, по словам того же самого мемуариста, товарищ Вороной был не единственным экзотом среди преподавателей отнюдь, кстати, не худшей третьей школы: «Биолог зазубривала каждый урок, выучивая слово в слово учебник: мы следили пальцем по нему, и иногда, когда она спотыкалась, подсказывали. И совсем издевались ученики над „немкой“, казавшейся всегда какой-то рассеянной или растерянной, не владевшей классом».
Впрочем, и ученики в смоленских школах были далеки от идеала. В 1929 году Смоленский губотдел народного образования выявил следующие неисправности: «1. Хулиганство. Случаи хулиганства имеют место по многим школам и выражаются в формах: драки между учащихся с применением финских ножей и кистеней… ношения огнестрельного оружия… вызывающего поведения в публичных библиотеках, клубах и на улице (бросание в прохожих снежками, стук в окна частных квартир и многое другое).
2. Пьянство и распущенность – в 6-й девятилетке… группа учащихся создала организацию «коллективчик» из 16 человек, при содействии которой устраивались вечера с пьянками, танцами и поцелуями (может быть, и другими «добавлениями»). Во 2-й девятилетке… был создан «бобком» (бабский комитет), просуществовавший три дня, но успевший выявить себя со стороны, аналогичной «коллективчику». Домашние вечеринки вообще распространены… Наблюдаются случаи пьянки среди учащихся старших групп, покупка и распитие водки на улице, на школьных вечерах. Имеются факты ненормальных половых взаимоотношений между девочками и мальчиками, ухаживание принимает уродливые формы (по всем школам города).
3. Порнография. По школам распространяется порнографическая литература: стишки собственного сочинения, «Санин» Арцыбашева, фотографические открытки, рисунки, схемы и др. Стенная порнография распространена настолько сильно, что нет в городе ни одной стены, где не было бы следов этой «грамотности». Сильное распространение имеет матерщина и ругань: матерщина всюду слышится и в клубах, и классах, и библиотеках и др. Она захватывает учащихся и школ первой ступени».
Разумеется, не все было в порядке и на фронте идеологическом: «1. …В среду учащихся проникают явно т.н. правые настроения. Отмечены факты: требование курса агроризации страны… снижения налогов, свободы развития кулацких хозяйств и снижения курса индустриализации… изменение системы в снабжении хлебом, в комплектовании вузов и др. Носителями этих настроений являются преимущественно дети крестьян, нэпманов и частных служащих.
2. Антисоветские настроения среди учащихся старших групп… – ведутся и поддерживаются разговоры: «Давно пора прекратить эту канитель, именуемую советской властью». Один из учащихся… при обсуждении платы в комсод с хозяйства его отца (зажиточного) сказал: «Советская власть не лучше царской – как драли с мужика, та и теперь дерут»… Разбрасывались листовки, призывавшие «не верить безбожникам и учителям, ибо они собаки и душу продали дьяволу», к свержению «незаконной большевистской власти», к «бей жидов и комсомольцев, в этом будет возмездие от господа бога». Есть основание полагать, что это дело не обошлось без рук учащихся. Два ученика… ведут среди крестьян контрреволюционную агитацию в форме: «Положение крестьянства за 10 лет революции ухудшилось», «Чичерин прозевал наше золото в Америке», «На 11 году Советская власть вряд ли продержится».
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера: